Заявления о росте угрозы терроризма - повод для \"закручиваняи гаек\"?

По мере углубления экономического кризиса в России будет звучать все больше официальных заявлений о росте угрозы терроризма и экстремизма. Для власти это повод для «закручивания гаек» и снятия с себя ответственности за ухудшение ситуации в стране.

Заместитель министра внутренних дел РФ, генерал-полковник милиции Аркадий Еделев рассказал журналистам, сколько террористов и их пособников до сих пор орудуют в Ингушетии и Чечне. «По Ингушетии количество боевиков – около 120 человек, а пособническая база гораздо больше – 1 тысяча 237 пособников», – сказал генерал Еделев. (Остается позавидовать агентурным способностям МВД — «некруглая цифра 1237 пособников боевиков поражает воображение, силовикам каким-то образом удалось их вычислить с точностью до человека). На территории Чечни замминистра МВД насчитал около 500 боевиков и их пособников. «Координация действий боевиков и их финансовая подпитка продолжает осуществляться из-за рубежа», – заявил генерал Еделев. И добавил, что, по имеющимся данным, на вооружение боевиков стали поступать новые системы радиоподрыва, которые не фиксируются приборами.

Вновь всплыла и тема международного терроризма, на который российская власть при президентстве Путина «списала» трагедию Беслана.

«В расшатывании обстановки на Кавказе заинтересованы «внешние силы», – заявил директор ФСБ Александр Бортников на совещании по социально-экономическому развитию Ингушетии, которое провел накануне президент России Дмитрий Медведев в Магасе.

По словам Бортникова, в последний год резко возросло количество террористических проявлений, причем как в отношении органов власти и правоохранительных органов, так и в отношении населения. По его уверению, для этого существуют не только внутренние, но и внешние причины: «Мы четко располагаем информацией в заинтересованности отдельных кругов в расшатывании ситуации в Ингушетии, в Дагестане, других республиках Кавказа».

Скоро мы, несомненно, услышим, что никогда не называемые конкретно «отдельные круги» пытаются расшатать обстановку в масштабах всей страны. Это не значит, что в той же Ингушетии с Чечней вовсе нет террористической угрозы или что боевики не получают оружие извне. Дело в ее реальных масштабах. Когда в Ингушетии даже по официальным данным и до всякого кризиса безработных свыше 50% трудоспособного населения, когда прежнего главу Ингушетии, наконец, сняли практически на грани начала полномасштабной гражданской войны против бывшего руководства республики, едва ли именно боевики или внешние силы являются главным дестабилизирующим фактором обстановки.

При этом рост терроризма и экстремизма в отчетах силовиков крайне выгоден и силовым ведомствам, и политическому руководству страны. Для силовиков — это информповод для выбивания дополнительных ассигнований в условиях стремительного угасания финансовых возможностей казны.

Для политического руководства — очередной внешний враг, мешающий бороться с экономическим кризисом. Тоже, кстати, по версии российских властей, исключительно «мировым», то есть внешним по отношению к России.

В такой ситуации участников любых акций протеста — будь то протест против пошлин на иномарки или массовых увольнений — сразу лучше записать в экстремисты. Кстати, в тех же Латвии, Литве, Болгарии, Исландии, где уже проходили массовые по меркам этих маленьких стран уличные акции протеста, власти тоже арестовывали часть бунтовщиков, но никого из них не объявляли врагами государства и не пытались списать кризис исключительно на внешние обстоятельства. Людям в России или Латвии не объяснишь, что их увольняют из-за США — у россиян и жителей Латвии нет рычагов воздействия на американскую администрацию, они могут пытаться влиять только на свои власти.

В России борьба с терроризмом и экстремизмом стала частью политтехнологии власти.

Самым решительным действием власти после трагедии Беслана, возможно, самого трагического теракта в истории России, стала отмена выборов губернаторов. Почему бы не использовать терроризм и экстремизм, например, как предлог для полного запрета всех уличных акций в условиях экономического кризиса, который лично коснется неизмеримо большего числа людей, чем Беслан?

Именно конъюнктурное, политтехнологическое отношение российской власти к терроризму и экстремизму заставляет с большим недоверием относиться к любым официальным заявлениям по этим проблемам. Не будет же глава ФСБ говорить, что в Ингушетии население, мягко говоря, без восторга восприняло действия России по отношению к Южной Осетии и ждет, когда будет решена проблема Пригородного района. Или что именно беспредел силовиков, убийства мирных жителей под маркой «боевиков» настроили это население против федеральных и местных силовых структур. Легче говорить о терроризме, финансируемом извне, и внутренних экстремистах, мешающих нашему мудрому руководству бороться с «инородным» экономическим кризисом.