Наш \"авось\" — круче любых западных планов

Немцы ходят строем, французы — смазливые модники, итальянцы слишком крикливы, а русские… Кстати, а что русские? Пьют водку, занимаются ничегонеделанием и водят медведя на поводке! Все это этностереотипы, которые рождаются в умах одной нации о другой (и вполне обоснованно). Часто нация проявляет некие особенности характера, за что соседи и награждают ее очередным стереотипом: типа чукчи спят в лыжах, а эстонцы тормозят. Об этом — наш разговор с Надеждой Лебедевой, специалистом по этнопсихологии, доктором психологических наук, профессором ГУ-ВШЭ.

— Надежда Михайловна, как ведут себя русские люди в период кризиса?

— Для людей в кризисное время страшнее именно неподтвержденные страхи, ожидание страхов. Например, во время войны самый деморализующий фактор для армии — нахождение в тылу, невступление в бой. Именно там процветали мародерство и моральное падение. А в армии, которая находилась на передовой и сражалась, дух поднимался. Я думаю, что и с кризисом подобная ситуация. Вполне вероятно, что более агрессивно, озлобленно и разрушительно будут вести себя те, кого кризис еще в полной мере не затронул. А испытавшие кризис всерьез мобилизуются и начинают искать выходы, ресурсы для существования. Не зря в китайском языке иероглиф «кризис» одновременно означает и «возможность». Другое дело, что русский человек начинает искать такие «возможности» уже тогда, когда жареный петух основательно исклюет всю его пятую точку и когда деваться практически некуда.

Запад привык планировать. Даже в период кризиса. У нас в последний момент можно все перекроить, передвинуть важную встречу, отложить совещание, «сбежать с уроков». Русские привыкли полагаться на авось. Наш «авось» круче любого западного плана. Основа русского «авося» — это не столько наша леность, сколько привычка полагаться на судьбу, случай, который в последний момент может все переиначить. Поэтому и мы, и наши предки не очень заморачиваемся думать далеко вперед. Поэтому, возможно, наши бизнесмены психологически переживут этот кризис легче западных: переложат ответственность на авось, а в случае неудачи разведут руками: «Я сделал все, что мог. Остальное — не в моей власти».

— Для того чтобы чувствовать себя хорошим, человеку нужно иметь под боком кого-то плохого. А кто назначен сегодня плохишом у русских? Гастарбайтеры? Грузины?

— Этот «детский» прием — козырная карта политиков: для сплочения нации надо найти врага. Как только начался кризис, таким мальчишом-плохишом у нас стала Америка. Страны, с которыми Россия явно или скрыто конфликтует, и есть виртуальные мальчики для битья. Сейчас это у нас Грузия и Украина. А вот по поводу гастарбайтеров… У меня нет ощущения, что для обывателя они — большое зло. Не так уж много желающих занять их места. Начнется безработица — тогда посмотрим.

— Какая часть общества более подвержена стереотипам?

— Люди с низким уровнем образования, неквалифицированные рабочие, пенсионеры. Те, у кого негибкие представления о жизни и кто предпочитает искать простые решения. Для таких у нас всегда наготове «теория заговора». Наши политики очень любят играть с людьми на таких простых схемах. Когда возникает угроза накапливания негативных мнений в сторону власти, наши вожди тут же придумывают нам врага на стороне. К тому же надо учитывать, что во времена серьезной опасности общество становится более монолитным, а стереотипы в нем — более жесткими. Вам не позволят мыслить по-другому: можете сами стать врагом. Вообще же нормальным считается, если 70% стереотипов одной нации о другой позитивны, 30% — негативны. Если эта пропорция нарушается — что-то не ладится внутри самого оценивающего народа, а не у того, который оценивается.

— Я недавно была на тренинге. В конце занятий тренер предложил каждому сказать пару приятных слов коллегам. Мотивировал он это тем, что русским мучительно говорить друг другу добрые слова. Почему?

— Потому что русская культура — одна из наиболее репрессивных, подавляющих позитивные эмоции. Смотрите, как воспитывают у нас детей. Только и слышишь: «Не смей, не делай». Проявлять эмоции и радость у нас не поощряется с детства. Наша мама говорит: мальчику плакать нельзя. А почему? Как ему выражать эмоции? Вот наши мальчики и не плачут, а потому запивают — сразу, как только можно становится.

Это идет от коллективистской культуры. Личность в таких культурах никогда не была ценностью. У нас главное, чтобы было хорошо коллективу: «Раньше думай о Родине, а потом — о себе». У нас трудно с позитивом. А с негативом — легко. Возьмите нашу фирменную фразу: «Я сказал ему все, что о нем думаю». В России эту фразу понимают однозначно: наговорил гадостей. А другие народы вполне могут допустить, что человеку рассказали, какой он хороший.

— Это лечится?

— Желательно — с детства. Растущему ребенку достаточно в день 10 минут направленной любви родителей, чтобы он вырос добрым и любящим человеком.

— Получается, русские не любят своих детей?!

— Нет, конечно, любят! У русских огромные запасы любви. Но что делать с этой любовью, мы не знаем. Мы любим с надрывом, не умеем выражать эмоции в позитивном ключе. Поэтому часто выражаем в негативе.

— Когда у человека появляется интерес к другим нациям?

— В 13—14 лет. Именно тогда он начинает идентифицировать себя как представителя какой-то нации. Тогда у подростка возникает вопрос: «А как «у них»?» Интерес к другим проявляется тогда, когда человек узнает и полюбит свою этническую группу — свой народ. Зная ценности своего народа, ребенок не оскорбит представителя другой нации. Когда русским подросткам задавали вопрос: «Что вас более задевает — когда оскорбляют вас или ваш народ?» — они отвечали, что более обидно за народ. В этнической идентификации заложена огромная энергетика, которая может иметь как позитивный, так и негативный заряд.

— А как стереотипы работают в бизнесе? Как нас воспринимают «импортные» партнеры?

— Во времена СССР русских, выезжающих в деловые командировки за рубеж, называли «деревянными костюмами». Мы и до сих пор считаем, что на деловые встречи надо ходить в полном параде и при галстуке. В этом — наше представление о том, как дела делаются. А иностранцы в первую очередь думают о своем комфорте и равноправии. Поэтому на деловую встречу они могут прийти в гавайской рубахе и мокасинах.

Наша закованность в бизнесе — продолжение нашей репрессивной, иерархической культуры. Но и для иностранцев общение с русскими содержит достаточно много подводных камней. Они тоже страдают от своих стереотипов. Например, европейцы подходят к нам со своими мерками не так, как к туркам или китайцам. И… ошибаются. Потому что оценивают нас внешне. По одежке. Первоначальные ожидания европейцев по отношению к русским были весьма позитивными. И вдруг мы, столь похожие на них, начали проявлять признаки иной, не совсем европейской культуры. Причем не русской (которую на Западе уважают и ценят), а постсоветской. Мы обманули их бизнес-ожидания. Но в утешение Западу надо сказать, что мы быстро учимся и что у нас уже есть небольшая прослойка бизнесменов нового поколения, выросших на «их» ценностях и умеющих общаться на равных.

— С какими проблемами сталкиваются западные топ-менеджеры, приезжающие работать в Россию?

— Один французский топ-менеджер в огромном холдинге в добывающей промышленности пытался ввести свои, западные, методы в наш «монастырь». Первое, что увидел, — низкую продуктивность наших рабочих. Второе — непрофессионализм владельцев и менеджеров. Но более иностранца поразил факт: рабочие знают задачу, умеют ее выполнять, но… бездействуют. А потом иностранец сделал грандиозное открытие: у нас на каждом производстве в коллективе есть своя неформальная «община». Только она, а не руководство негибких «топов» может мотивировать сотрудника на трудовые свершения. «Община» внутри себя перераспределяет обязанности: задание, данное Сидорову, лучше выполнит Петров, а за Петрова поработает (в случае чего) Иванов. Причем если на западном производстве во главе угла стоит конкуренция, то русская «община» внутри себя абсолютно неконкурентна: если ты не справляешься с заданием, товарищи тебе помогут, при этом не претендуя на долю твоей зарплаты (что невозможно представить на Западе).

— Ну… с чем невозможно бороться, то надо возглавить…

— Если иностранец поймет принцип действия нашей «общины», проблем с бизнесом у него не будет. «Теневой кабинет» все расставит по местам, выработает общее мнение, заткнет выскочку, выдрессирует новичка. Чем дурнее руководство компании, тем больше дел у «общины».

— Как поступил со своей «общиной» француз?

— Заставил ее работать на конкуренцию, на развитие. Постепенно люди поняли: хочешь хорошую зарплату — не ратуй за уравниловку. Принцип взаимопомощи, так любимый русскими, остался, но приобрел конкурентную направленность. Русским надо знать всё! В русской «общине» заложен уникальный механизм учета интересов ВСЕХ, в ней изначально нет лузеров. Но что удивительно, русские менеджеры своей «общины» не видят в упор. Я думаю, что за таким подходом, учитывающим интересы всех и в бизнесе, и в политике, — большое будущее, и Россия здесь вполне может стать «законодателем мод».