Есть ли в России интеллигенция?

Меня, помнится, неприятно поразило признание Кестлера, что в юности он долго размышлял, к какому общественному движению примкнуть. Ему было в ту пору меньше двадцати. Когда я читал его интервью, мне шел тридцатый, однако то, что в жизни невозможно пробиться в одиночку, еще не стало для меня аксиомой. Я и по сей день считаю, что интеллигент должен быть наивен: ведь он задержавшийся в житейском развитии ребенок. Человек адекватный, человек «бытовой» хорошо усвоил законы мира – своего места и времени. Но чтобы творить новое, нельзя чересчур углубляться в старое, нельзя принимать сложившиеся формы. Настоящее застит свет. Сотворивший нас был решителен и смел – Его не устраивала царящая вокруг тьма. 

Интеллигент не может быть ни конформистом, ни обывателем. Он хранит незатертым данный каждому при рождении идеал – недостижимо высокую мерку бытия. Как моряк, ведет он свой корабль, постоянно сверяя курс, сравнивая блики на волнах со светом звезд. 

Неуклюжий и беспомощный, он, по выражению Торо, шагает не в ногу потому, что слушает иного барабанщика, гадкий утенок, вызывает насмешки и раздражение. В подавляющем большинстве такие люди проходят по жизни тихо, их единственная награда – творчество с его муками и озарениями. Они производят обманчивое впечатление бесполезных, им отводят статус белых ворон, общественного балласта. На самом деле природа обрекла их на жертву, именно они – камертон, колокол, соль земли. 

Человек – сознающее свою бренность животное. Интеллигент ощущает ее особенно остро. Он чаще других обращает взор к небу, сквозь пелену суеты наблюдая звезды. Лучшие времена отводят ему деятельную роль, худшие – роль созерцателя. Любое движение совершается прежде в умах. Цензор общественного мнения, интеллигенция призвана быть заслонкой от пошлости. Но чтобы беспристрастно судить, нужно иметь чистое сердце. 

Бескорыстие и жалость к ближнему – имманентные качества интеллигента, цинизм и черствость ему противопоказаны. Сейчас в эпоху поверженных пастырей, когда пророков сменили эксперты, а великих грешников - мелкие греховодники, неподкупность не в чести. Господа, вещающие нам с экрана, все эти говорящие головы, чей идол – Герострат, а призвание – скандал, не могут быть поводырями, хотя бы потому что сами идут на поводу низменных страстей, угождая дурным наклонностям, коренящимся в любом народе наряду с возвышенными. Так неспособный педагог, добиваясь авторитета, подыгрывает своеволию школяров. 

Горе государству, где у власти люди с неправильными взглядами! «В устах правильного человека и неправильные слова становятся правильными, в устах же неправильного искажаются правильные», - говорят китайцы. Если недостаток образования еще можно компенсировать, то отсутствие совести – нечем. Эгоисты неисправимы, а главное, они не внушают доверия. 

Интеллигент всегда одинок. Метафора Шопенгауэра /если «интеллигент» и «философ» синонимы/ уподобляет их орлам, усевшимся на вершины духа. В среде сегодняшних их представителей модно сбиваться в голодные стаи. К тому же наши законодатели вкусов посредственны, их горизонт – сиюминутная выгода. Они говорят больше, чем есть сказать, а правда выступает для них ветвью лжи. Пасынки культуры, чей удел стариться в журнальных баталиях, они не видят будущего, их ирония продиктована равнодушием. 

В эпоху всеобщей провинциализации, когда Россия уверенно ступает по пути культурного придатка Запада, русский язык переживает процесс варваризации и плебеизации.

Наряду с тотальным косноязычием изощряются формы пустого витийства, которое попирает содержание и здравый смысл. Язык обрел черты самодовольства, самодостаточности, ширится практика пространных вопросов и уклончивых ответов, диалог больше не подразумевает выяснение истины. 

Быть может, демократия с неизбежностью влечет демагогию? Было бы интересно раскрыть технологию обмана, секреты ремесла, позволяющего столь успешно манипулировать огромным населением страны. Очевидно, это - целая система недомолвок, передергивания, лукавых намеков, это - потоки сплетен и незаметно подставленных слов. На эти ухищрения, на развитие этой злоречивой механики также тратятся силы интеллигенции. И творцы мертворожденных слов не замечают, что сами уже мертвы, ибо дни наши умирают раньше нас. 

Моральный кодекс для интеллигента выше уголовного. 

Сейчас, когда можно все, что не запрещено, сдерживающим началом выступает только последний; но внешний регулятор не заменит внутреннего. В законах всегда сыщутся лазейки, если хромает нравственность. 

«Их нравы рождены законами», - писал Шатобриан об американцах. Но у наций, имеющих прошлое, законы – производная от нравственности. Хотя сейчас, после разгула ельцинизма, и наблюдаются симптомы отрезвления, еще неизвестно, сменится ли десятилетия разбазаривания веками обустройства, хватит ли на это сил. Неизвестно, насколько прочно укоренится в общественном сознании мысль, что Россия - это один язык, одна культура, одна кровь. 

Ясно одно: основная роль здесь отводится интеллигенции – интеллигенции, не взирающей на разруху с высоты каприйской горки, но в благодарность родному языку и сформировавшей ее культуре готовой разделить со своим народом тяготы и выпавшие на его долю несчастья. Однако то, что мы видим не вселяет оптимизма. 

Наши духовные лидеры озабочены лишь собственным благополучием, наши деятели искусства, ориентированы на скорейшее размывание традиционных эстетических ориентиров. У них отсутствует внутренняя цензура, сняты все нравственные табу, они способны лишь разрушать, действуя по принципу «после нас, хоть потоп». Со сцены Большого давно сошли «Князь Игорь» и «Борис Годунов», их заменили «Дети Розенталя», где Мусоргский и Чайковский на блатной фене проповедуют привокзальным бомжам. На глазах миллионов обсуждаются достоинства книг, которых бы постеснялся маркиз де Сад, на телевидении сонмище ангажированных шарлатанов изо дня в день внушают, что в стране Достоевского и Толстого нет никого талантливее акуниных и марининых. 

Кумовство отвратительно в любой сфере, но в духовной – втройне. А в сегодняшней России, все больше скатывающейся к эпохе феодализма, оно процветает – одни и те же лица мелькают на экране, авторы одной телевезионной передачи приглашают к себе авторов другой. При этом «звезда» шоу-бизнеса рассуждает о политике и праве, журналист вершит судьбы российской культуры, а банкир разрешает религиозные вопросы. 

Судите их по делам их. В СССР был написан «Тихий Дон», снят «Сталкер», создана «Ленинградская симфония», в нынешней России подобное невозможно – работники духовной нивы носятся с коммерческими проектами, соревнуясь, кто лучше покажет грязное белье. И конца этому не видно.

Иван Зорин