Почему национальный киногерой - нелепый пьяный неудачник?

Выглядит это довольно сюрреалистически, но сейчас я не об этом.

Время правления Леонида Брежнева вызывает скорее положительные эмоции наших сограждан и, судя по социологическим опросам, является одним из лучших периодов в истории страны. Так почему же эти относительно сытые и спокойные годы закончились горбачевщиной и последующим лихолетием 90-х? Вопрос, кстати, все более актуальный и в современной России.

И хотелось бы начать не с анализа груды социально-экономических, политических и личностных факторов, которые в общих чертах уже описаны, а, прежде всего, с рассмотрения роли киноискусства брежневской эпохи в развале страны.

Читатель, вероятно, удивлен: как такие прекрасные, уютные фильмы могли привести к столь чудовищным последствиям? Однако сегодня можно вполне уверенно утверждать, что некоторые доморощенные режиссеры много раньше «создателей» Рэмбо полностью дискредитировали телевизионный образ русского человека, тем самым заложив бомбу под СССР.

Благодаря им за годы советского мира почти окончательно стерся образ русского героя, того героя Великой войны, о котором ветераны-аксакалы рассказывали своим детям и внукам: средний русский превратился в обывателя, персонажа целого ряда русофобских фильмов эпохи застоя.

Подлинный героизм и крутизна русских была видна лишь в фильмах о войне. Здесь и «Офицеры», и «В бой идут одни старики», и «Аты-баты шли солдаты» и многие другие.

Это там русские расставляют по огневым точкам и рассаживают за штурвалы истребителей представителей братских народов. И вместе одерживают победу в войне.

Но в мире табачок оказался врозь.

От подлинных героев, ковавших мощь империи в мирные годы - шахтеров, полярников, сотрудников научных лабораторий - отдавало партийной обязаловкой и скукой. И правда – как может нормальный человек погружаться в забой, лазить по Арктике или сидеть сутками за измерительными приборами? Мобилизационный эффект сталинской эпохи к 70-м годам уже почти выдохся, и народу все больше хотелось драйва и погружения в мир гедонизма и потребления.

В лентах брежневского настоящего элитарными стали образы фарцовщика в кроссовках из польской комиссионки, мажора, рассекающего на папиной «Волге» по благодатному Кавказу, или прибалта, релаксирующего в пивной с готическими витражами. В этих образах были заложены реалистичность и определенная «свойскость». Soft power, как бы сейчас сказали.

Поэтому не случайно, что фильмом, побившим все рекорды по посещаемости, назывался «Белое солнце пустыни».

Эту киноленту нельзя отнести исключительно к историческим или военным с их непременным трагизмом, напряжением последних сил и жертвами.

Это был настоящий гедонистический русский боевик.

Ибо где еще герои ели ложками икру, писали любимой наполненные гротеском звуковые письма, осушивали стакан самогона без пошлого выдыхания на искаженном гримасой лице? В этот момент создавалось ощущение, что Сухов выпивает что-то иное, например, «Бурбон» или «Шато Рюс». Магические слова для советского уха. Павлины, груды оружия в лодке, царские ордена и казацкие лампасы, ставшие основой бренда «Адидас». Трогательность первой любви. Задушевные песни.

Но даже в этом фильме противники Сухова, Верещагина и Петрухи выглядят эстетически привлекательнее. Посмотреть хотя бы на английский френч и колониальные сигары Абдуллы, стильный прикид Аристарха.

Однако им противостоят не просто русские, а русские, плюющие на придуманную какими-то немцами идеологию. Русские, которые друг за друга. Русские, с отменным чувством юмора, а значит обладающие высшей мудростью и хорошими адаптивными навыками. Русские, не испытывающие недостатка в еде, выпивке и, при желании, в сексе. Почти метросексуалы пустыни и одновременно профессиональные боевики.

В фильме также заметно фирменное тавро отечественных киношедевров о войне – блестящий образ неславянина, ставшего правой рукой главного героя, фактически его оруженосцем.

И куда-то сразу испаряется крутизна и эстетика воинов Аллаха, когда Верещагин спокойно прет на баркасе, а Сухов, как в тире, разряжает свой пулемет. Итог известен всем – Махмуд неохотно ползет поджигать, а Абдулла в своем френче падает мордой в нефть.

Распад Великой империи начался с трансформации сознания титульных народов окраин, с изменения их отношения к русским в брежневские годы.

Тиражировались фильмы, где как по нотам, расчленялся, выворачивался наизнанку внутренний мир русских людей, выставлялось на обозрение всей империи то, что они говорили друг другу на кухнях. Все эти жалкие афони и шурики, герои питерского «Осеннего марафона» и Москвы, которая слезам не верит. Список можно продолжать – недотепа-ловелас из «Любовь и голуби», маргиналы-алконавты из «Кавказской пленницы», влюбленный по собственному желанию и регулярно поддающий бывший спортсмен в трениках с оттянутыми коленками, нелепый подкаблучник Семен Семеныч…

И, конечно же, рязановская сказка, в которой пьяный и с пустыми карманами – а какой же еще? – москвич улетел в город на Неве.

Приятным исключением стали ленты с участием секс-символов советского кино Андрея Миронова и Александра Абдулова. Однако эти, пожалуй, самые несоветские из советских актеров меньше всего ассоциировались с окружающей реальностью. Да и вообще играли, в основном, иностранцев и полумифических персонажей.

Но наибольший разрушительный эффект вызвало изображение русских женщин. Усталое от войны и невиданного мобилизационного рывка общество больше не желало смотреть на пассионарных героинь в кирзовых сапогах, дородных красавиц Нонны Мордюковой и Элины Быстрицкой.

Их место заняли погруженные в быт, подверженные депрессии и материальному стяжательству советские женщины. Все эти одинокие, которым предоставляется общежитие, девушки, желающие познакомиться, и скромные учительницы, встречающиеся с женатыми мужиками две пятилетки подряд. Судя по этим фильмам, проблем личного выбора и поиска женского счастья не было ни в одной из республик СССР. Выходит, что не мучались этими вечными, как мир, вопросами жительницы советского Юга: десять баранов - и ты невеста, плюс импортный холодильник – и уже жена.

Апогеем телевизионной русофобии можно считать фильмы уже перестроечной эпохи «Интердевочка» и «Маленькая вера», вбившие последний гвоздь в гроб государства.

Это сегодня в городах Средней Азии и Кавказа смуглые девчонки носят мини-юбки и джинсы, тусуются в барах и на дискотеках, озорно поглядывая на незнакомцев. А в 80-х показ этих, с позволения сказать, фильмов воспринимался представителями традиционных культур как санкция советского государства, официальное разрешение считать русских именно такими. Вскоре это стало руководством к действию.

Справедливости ради отметим, что эти фильмы были во многом правдивы. Однако режиссеры «шедевров» говорили полуправду, которая оказалась хуже откровенной лжи. Выпячивание слабостей и недостатков русских людей создало еще более опасную иллюзию у телезрителей.

Полуправда, недосказанность о статусной и материальной мотивации русских рождала недоверие ко всему советскому проекту. Образ русского «маленького человека», погруженного в свой внутренний мир, автоматически раздувал до невероятных размеров телеобраз народов, особенно жестко конкурирующих с русскими за право управлять империей. Советские зрители так и не увидели на экране русского гедониста, умеющего жить. Способного решить любую проблему не только на войне, но и в повседневной жизни.

Сохранение страны было возможно лишь при осуществлении целенаправленной пропагандистской политики, особенно важной в многонациональном государстве. Необходимо было с помощью кино раскодировать и дискредитировать социальные практики, ослабляющие политическое доминирование государствообразующего этноса империи. Тем более это следовало бы сделать в условиях стремительно формировавшегося в Советском Союзе 60-80-е годов общества потребления. Параллельно необходимо было формировать образ лояльных России и русским представителей советских народов как участников общего проекта.

Вместо этого некоторые советские режиссеры, вопреки официальной линии КПСС, закрепили на медийном уровне не только социально-экономическую, но и глубокую ценностную сегрегацию граждан страны.

В СССР так и не был произведен массовый выпуск кинолент о нелегкой жизни «сотрудниц» закрытых партийных саун, лживых тостах и интеллектуальной ограниченности, домашней тирании и показном пуританизме, спекуляции шмотками и кумовстве, тотальной коррупции и местечковом национализме, процветавших в некоторых советских республиках.

Уверен, и сегодня под эти фильмы можно было бы давать хорошую рекламу.

Андрей Каминский