Кто виноват в том, что руководство Следственного комитета не может заполнить штаты и люди уходят из системы

На модерации Отложенный Следственный комитет обвиняет меня в передергивании фактов (спасибо еще, что не в клевете). Это очень удобная позиция; не то чтобы автор совсем уж врет. Но и правды — тоже не говорит.

Что ж, давайте перейдем к фактам: кто из нас и что именно передергивает.

“В Следственном комитете при прокуратуре сейчас работает на 1240 следователей меньше, чем было в прокуратуре”. Для справки: штатная численность следователей и криминалистов в СК составляет сегодня свыше 11 тысяч человек. В прежней Генпрокуратуре и ГВП их (опять же по штату) была 8701 единица.

Кто виноват в том, что нынешнее руководство не может заполнить штаты и люди уходят из системы? Я? Генпрокурор? Неведомые силы зла?

В существовавшем до недавнего времени Управлении по расследованию особо важных дел Генпрокуратуры работало, к примеру, 54 человека — это без учета секретарей, уборщиц и прочего технического персонала. А теперь штат Главного следственного управления СК — 180 сотрудников.

Понятно, что заполнить такую численность за один присест невозможно. Статистика 5-месячной работы СК свидетельствует, что 12% всех уголовных дел расследуется руководителями подразделений. Есть регионы, где начальники сами ведут 80% дел.

Между тем средства на дополнительную численность направляются с избытком, и СК от них почему-то не отказывается. Только в прошлом году из федерального бюджета для СК экстренно пришлось выделять 4 миллиарда рублей (исключительно на зарплаты), хотя еще накануне все клятвенно заверяли, что ни одной копейки сверху потратить не придется. Дополнительные расходы уже этого года превысили 12 миллиардов.

Интересно получается: если следователей в СК стало меньше, чем было в прокуратуре, то откуда возникли эти гигантские суммы? Для содержания “водителей, уборщиц и многих других сотрудников, без которых невозможно функционирование ни одной структуры”, это явно многовато.

Но, несмотря на сумасшедшие вливания, качество следствия, которым так гордится г-н Маркин, падает на глазах. В прошлой статье я уже упоминал, что количество уголовных дел снизилось на 20%. В действительности эта цифра еще выше; число дел по сравнению с предыдущим годом упало аж на 32%.

“Следователями Главного следственного управления за четыре последних месяца 2007 года в суд направлены 22 громких уголовных дела”.

С этим утверждением не поспоришь. В самом деле, 22 дела в суд были направлены. Вот только расследовал их не СК, а прежняя Генпрокуратура. Практически все они были раскрыты и закончены еще до рождения ведомства г-на Бастрыкина, которое к успехам этим отношение имеет самое отдаленное. (Скажем, шумное дело о контрабанде мебели, которое упоминается в письме СК, было расследовано даже до прихода Бастрыкина в прокуратуру.)

Показательно, что часть из дел, которыми так гордится сегодня СК, велись теми самыми “важняками”, которым указали на дверь. На это г-н Маркин скромно замечает:

“Да, действительно, некоторые следователи не приглашены на работу в Следственный комитет, но значит, на то были основания”.

“Некоторые следователи” — это ровно одна четверть всех сотрудников Управления по расследованию особо важных дел (тринадцать из пятидесяти четырех). Все они были профессионалами высочайшего класса с многолетним опытом работы. И практически каждый вел ключевые дела.

Скажем, в производстве у Николая Атмоньева находились дела о Березовском. Андрей Морозов занимался печально известной пирамидой “Социальная инициатива”. Михаил Безуглый расследовал дело о многомиллионной контрабанде сотовых телефонов. Роман Соколов и Константин Ермолин координировали дела о рейдерских захватах в Питере, связанных с кумаринской ОПГ. Салават Каримов много лет посвятил делу ЮКОСа.

Какие уж имелись “основания” указывать им на дверь — одному Богу известно. Никаких конкретных претензий “важнякам” не предъявлялось, и все они благополучно перешли в аппарат Генпрокуратуры.

Впрочем, определенные предположения у меня есть, ведь с уходом “изгоев” ряд дел, которые они вели, резко пошел на спад. Скажем, знаменитое дело о китайско-чекистской контрабанде, находившееся в производстве у “важняка” Виктора Наседкина; после его удаления ряд доказанных уже эпизодов оказался выкинут из дела, с нескольких фигурантов сняли все обвинения, а оперативное сопровождение из наркоконтроля передали в ФСБ.

Вместе с тем на руководящие должности в СК направляются сегодня люди весьма сомнительного толка. Я уже писал о назначении руководителем краснодарского управления комитета некоего Александра Глущенко, которого Генпрокуратура пытается привлечь к уголовной ответственности; о попытке сделать главным следователем Москвы зам. прокурора Челябинской области Анатолия Багмета, уволенного за дискредитацию. Но на эти обвинения СК никак не реагирует.

“И подрыв “Невского экспресса”, и взрыв автобуса в Тольятти уже раскрыты”. Еще недавно Генпрокуратура не считала зазорным отчитываться о своих успехах. Это ведомство последовательно пыталось проводить политику максимальной прозрачности. Теперь же выудить какую-либо информацию из СК стало чем-то вроде подвига.

Общеизвестно, что двое подозреваемых в подрыве “Невского экспресса” молодых анархистов (Андрей Каленов и Денис Зеленюк) были выпущены на волю. Доказать их причастность к теракту следствие не сумело. Более того, Каленов и Зеленюк подают сегодня судебные иски, требуя компенсации за незаконные аресты.

Никакой другой информации о ходе этого расследования общественности неизвестно. Что же касается взрыва в Тольятти, то дальше установления личности взрывника дело тоже не пошло. Нам до сих пор неведомо, зачем этот человек изготовил “адскую машину”, кого он собирался взрывать, да и вообще, почему взрыв прогремел именно в автобусе.

Возможно, у СК есть уже ответы на эти вопросы, но он держит их в строжайшей тайне от всех.

“Председатель Следственного комитета А.И.Бастрыкин несколько лет работал и оперативным работником, и следователем в органах внутренних дел, руководил институтом усовершенствования следственных работников при Прокуратуре СССР”. В своей статье я упоминал, что руководство СК состоит сплошь из людей, далеких от следствия. Тот факт, что глава ведомства Бастрыкин менее года проработал рядовым милицейским следователем на “земле”, этот тезис никак не опровергает. За 9 месяцев профессионалом явно не стать. (Хотелось бы узнать, какие громкие дела расследовал Александр Иванович, сколько обвинительных заключений направил он в суд?)

Да и упоминание насчет руководства им институтом усовершенствования следственных работников — тоже явно притянуто за уши. С этой должностью Бастрыкин расстался еще в 1991 году (не по своей, кстати, воле, но это тема отдельного рассказа). Действовавшее 17 лет назад уголовно-процессуальное законодательство так же отличается от сегодняшнего, как советская, допустим, Конституция образца 1977 года от российской.

“Ни одного факта умышленного сокрытия преступлений в Следственном комитете не имеется… руководителями следственных органов отменено почти 50 тысяч постановлений об отказе в возбуждении уголовных дел, вынесенных следователями. Это свидетельствует о принципиальном подходе руководства Следственного комитета к работе следователей”.

На самом деле свидетельствует это совсем о другом — о вопиющем непрофессионализме следователей. Что такое отмена 50 тысяч отказных постановлений? Это значит, что за 4 месяца следователи СК совершили 50 тысяч ошибок, попытались сокрыть 50 тысяч преступлений; умышленно или по безграмотности — не суть. К слову, в прежней прокуратуре таких цифр не было никогда.

“Предварительное следствие проходит через “двойное сито” процессуального контроля… Следователи уже ощутили… возросшую ответственность и зоркое прокурорское око. Авторы реформы наделили прокуратуру достаточным объемом полномочий”.

Хоть стой, хоть падай. Никаких реальных полномочий у прокуратуры сегодня нет. Если прокурор в течение суток не успел отменить постановление о возбуждении дела (за сутки, понятно, вникнуть в суть просто невозможно), повлиять на ход следствия он уже бессилен.

Нет, он может, конечно, направлять протесты, требовать освобождения невиновных или прекращения дела. Но следователь выполнять эти указания не обязан. Более того, в законе даже не прописано, в какой срок следствие обязано знакомить прокурора с материалами дела.

Всем памятно дело генерала наркоконтроля Александра Бульбова. Так вот, Генпрокуратура более месяца добивалась ознакомления с материалами следствия. Для того чтобы избежать неприятной процедуры, СК изобретал всевозможные отговорки. В итоге прокурорам пришлось чуть ли не силой вырывать дело.

Спору нет, прежняя система, когда прокуратура надзирала сама за собой, тоже была далека от совершенства. Но такого, как сейчас, не было никогда. Под флагом борьбы с бесконтрольностью на свет родилось новое, еще более закрытое и безнадзорное ведомство. Ответ Следственного комитета подтверждает сие лишний раз.

К кому гражданину идти сегодня за защитой? К прокурору? Он бесправен. К следственному начальству? Но ни один руководитель не заинтересован в том, чтобы выносить сор из избы и портить свою статистику.

“В статье ставится под сомнение сама идея реформы прокуратуры, которая называется “непродуманной и поспешной”. В действительности все наоборот — это не сиюминутное непродуманное решение”.

И прежде, до принятия закона о разделе прокуратуры, и теперь я продолжаю оставаться в своем убеждении: эта реформа таит в себе гигантскую опасность.

По сути, граждане оказались сегодня заложниками чужих амбиций. Их права никак отныне не защищены. Особенно касается это милицейского следствия, которое вообще осталось без надзора. (При том, что треть следователей МВД не имеет юридического образования.)

А уж насчет “сиюминутности”… Уж мне ли не знать, как принимался этот закон. Его рассматривали в кратчайшие сроки, под жесточайшим прессингом Кремля, хотя сам законопроект был совершенно сырым и непрописанным. (В нем даже отсутствовало финансово-экономическое обоснование на том-де основании, что дополнительных трат из бюджета реализация закона не потребует.) Документ обошел три комитета; Комитет по безопасности его провалил, Комитет по гражданскому и уголовному законодательству брать грех на душу отказался.

То, что реформа эта была непродуманной и поспешной, понимают сегодня, кажется, все. Кроме руководства Следственного комитета, которое осознает, что второго шанса оно никогда больше не получит. Потому и силится продемонстрировать свою нужность, гневно отвергая любую критику.

Буквально через день после моей публикации в вестибюле СК был вывешен ответ профкома крайне оригинального свойства. Помимо упреков в том, что “наши недоброжелатели влили в талантливое перо сборную солянку из помоев и арифметической глупости”, особое негодование профсоюзной организации вызвал газетный заголовок — “Прокуратура нетрадиционной ориентации”:

“Ну, если посмотреть под лупой нетрадиционалов, то можно найти их и в “Московском комсомольце”.

“Сам дурак” — ответ более чем достойный. Такой же, как и упрек в передергивании фактов"