Война (2)

Ах, война, что ж ты сделала, подлая:

стали тихими наши дворы,

наши мальчики головы подняли —

повзрослели они до поры,

на пороге едва помаячили

и ушли, за солдатом — солдат...

До свидания, мальчики! Мальчики,

постарайтесь вернуться назад.

Нет, не прячьтесь вы, будьте высокими,

не жалейте ни пуль, ни гранат

и себя не щадите, и все-таки

постарайтесь вернуться назад.

Я убит подо Ржевом

Я убит подо Ржевом,

В безымянном болоте,

В пятой роте,

На левом,

При жестоком налете.

Я не слышал разрыва

И не видел той вспышки, -

Точно в пропасть с обрыва -

И ни дна, ни покрышки.

И во всем этом мире

До конца его дней -

Ни петлички,

Ни лычки

С гимнастерки моей.

Я - где корни слепые

Ищут корма во тьме;

Я - где с облаком пыли

Ходит рожь на холме.

Я - где крик петушиный

На заре по росе;

Я - где ваши машины

Воздух рвут на шоссе.

Где - травинку к травинке -

Речка травы прядет,

Там, куда на поминки

Даже мать не придет.

Летом горького года

Я убит. Для меня -

Ни известий, ни сводок

После этого дня.

Мы поняли: ... не люди. Отныне слово «...» для нас самое страшное проклятье. Отныне слово «...» разряжает ружьё. Не будем говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать. Если ты не убил за день хотя бы одного ..., твой день пропал. Если ты думаешь, что за тебя ... убьёт твой сосед, ты не понял угрозы. Если ты не убьёшь ..., ... убьёт тебя. Он возьмёт твоих [близких] и будет мучить их в своей окаянной .... Если ты не можешь убить ... пулей, убей ... штыком. Если на твоём участке затишье, если ты ждёшь боя, убей ... до боя. Если ты оставишь ... жить, ... повесит русского человека и опозорит русскую женщину. Если ты убил одного ..., убей другого — нет для нас ничего веселее ... трупов. Не считай дней. Не считай вёрст. Считай одно: убитых тобою .... Убей ...! — это просит старуха-мать. Убей ...! — это молит тебя дитя. Убей ...! — это кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убей!

И. Эренбург

Переправа, переправа!

Берег левый, берег правый,

Снег шершавый, кромка льда…

Кому память, кому слава,

Кому тёмная вода, —

Ни приметы, ни следа.

Зовёт железо в живых втыкать.

Из каждой страны

за рабом раба

бросают на сталь штыка.

За что?

Дрожит земля

голодна,

раздета.

Выпарили человечество кровавой баней

только для того,

чтоб кто-то

где-то

разжи́лся Албанией.

Сцепилась злость человечьих свор,

падает на мир за ударом удар

только для того,

чтоб бесплатно

Босфор

проходили чьи-то суда.

Скоро

у мира

не останется неполоманного ребра.

И душу вытащат.

И растопчут та́м её

только для того,

чтоб кто-то

к рукам прибрал

Месопотамию.

В. В. Маяковский

"Если мы увидим, что Германия побеждает, то мы должны помочь России. А если верх будет одерживать Россия , мы должны помогать Германии. И пусть они таким образом убивают друг друга как можно больше. Все это на благо Америки" (Гарри Трумэн. Нью Йорк Таймс 24 июня 1941 года).

С младенчества тобой повитые умы,

‎Недальновидные соседи. —

Довольно пороху, калёной стали, меди,

Свинцу и чугуна, — их гул, их дым и гром

Сливает реки слёз с победным торжеством;

‎Твои трофеи — символы печали,

Тоски и ужасов». — «Довольно!» — восклицали

‎Все, для которых идеал

То человечности, то правды, то свободы

Ты так роскошно в блеск и звуки облекал,

‎Когда к лобзанью призывал

Устами Шиллера весь мир и все народы.

Я. П. Полонский

За чей-то чужой интерес

Стрелил я в мне близкое тело

И грудью на брата лез.

Я понял, что я - игрушка,

В тылу же купцы да знать,

И, твердо простившись с пушками,

Решил лишь в стихах воевать.

Я бросил мою винтовку,

Купил себе липу, и вот

С такою-то подготовкой

Я встретил 17-год.

С. Есенин

В том, что другие не пришли с войны,

В то, что они - кто старше, кто моложе -

Остались там, и не о том же речь,

Что я их мог, но не сумел сберечь, -

Речь не о том, но все же, все же, все же..

А. Т. Твардовский

По мертвому плачущий девичий крик,

Седая старуха в салопчике плисовом,

Весь в белом, как на смерть одетый, старик.

К. Симонов

По-детски маленькое тело.

Шинель ко льду мороз прижал,

Далеко шапка отлетела.

Казалось, мальчик не лежал,

А все еще бегом бежал

Да лед за полу придержал...

Среди большой войны жестокой,

С чего - ума не приложу,

Мне жалко той судьбы далекой,

Как будто мертвый, одинокий,

Как будто это я лежу,

Примерзший, маленький, убитый

На той войне незнаменитой,

Забытый, маленький, лежу.

А. Т. Твардовский

Бой барабанный, клики, скрежет,

Гром пушек, топот, ржанье, стон,

И смерть и ад со всех сторон.

…

А. С. Пушкин

Что наши пушки не зачехлены?

Пока враги не бросили дубины,-

Не обойтись без драки и войны.

Я бы пушки и мортиры

Никогда не заряжал,

Не ходил бы даже в тиры -

Детям елки наряжал.

Но вот как раз

Пришел приказ

Идти на усмирение,

И я пою,

Как и всегда,

Что горе - не беда.

Но тяжело в учении,

Да и в бою.

Раззудись, плечо, если наших бьют!

Сбитых, сваленных - оттаскивай!

Я перед боем - тих, я в атаке - лют,

Ну, а после боя - ласковый!

1974

В. Высоцкий

Встает мятеж, горят деревни,

А ты всё та ж, моя страна,

В красе заплаканной и древней.-

Доколе матери тужить?

Доколе коршуну кружить?

22 марта 1916

А. Блок

Тявкает за лесом пулемет,

И жужжат шрапнели, словно пчелы,

Собирая ярко-красный мед.

А «ура» вдали — как будто пенье

Трудный день окончивших жнецов.

Скажешь: это — мирное селенье

В самый благостный из вечеров.

И воистину светло и свято

Дело величавое войны.

Серафимы, ясны и крылаты,

За плечами воинов видны.

Тружеников, медленно идущих,

На полях, омоченных в крови,

Подвиг сеющих и славу жнущих,

Ныне, Господи, благослови.

Н. Гумилёв

БЕЗ НАЗВАНИЯ

Как, право, власти, нынче рады, хмельной отвагою дыша,

Дать нам тюрьму или награду, а то и вовсе – ни шиша!

Ведь, рабством создан и погублен, был в древности Великий Рим,

А мы, приветствуем безумно, ту власть, что нам вернула Крым.

Те, кто не хочет быть рабами, в застенках до сих пор сидят,

А кто глумится перед нами, ждут им обещанных наград!

И нет предела беспределу, пока не соберёмся мы,

Чтоб слово, поменяв – на дело, сместить «посланника Невы»!

15.06.2014г. Игорь Яскевич

Мой товарищ, в смертельной агонии,

Не зови понапрасну друзей.

Дай-ка лучше согрею ладони я

Над дымящейся кровью твоей.

Ты не плачь, не стони, ты не маленький,

Ты не ранен, ты просто убит.

Дай на память сниму с тебя валенки.

Нам еще наступать предстоит.

Ни плача я не слышал и ни стона.

Над башнями нагробия огня.

За полчаса не стало батальона.

А я все тот же, кем-то сохраненный.

Быть может, лишь до завтрашнего дня.

Во рту оскомина от слов елейных.

По-царски нам на сгорбленные плечи

Добавлен груз медалей юбилейных.

Торжественно, так приторно-слюняво,

Аж по щекам из глаз струится влага.

И думаешь, зачем им наша слава?

На кой... им наша бывшая отвага?

Из разведки

Чего-то волосы под каской шевелятся.

Должно быть, ветер продувает каску.

Скорее бы до бруствера добраться.

За ним так много доброты и ласки.

Воздух вздрогнул.

Выстрел.

Дым.

На старых деревьях обрублены сучья.

А я ещё жив.

А я невредим.

Случай?

Плюньте в того, кто в тылу говорит,

Что здесь, на войне не испытывал страха.

Страшно так, что даже металл

Покрылся каплями холодного пота,

В ладонях испуганно дым задрожал,

Рождённый кресалом на мякоти гнота.

Страшно.

И всё же приказ

Наперекор всем страхам выполнен будет.

Поэтому скажут потомки о нас:

— Это были бесстрашные люди.

Случайный рейд по вражеским тылам.

Всего лишь взвод решил судьбу сраженья.

Но ордена достанутся не нам.

Спасибо, хоть не меньше, чем забвенье.

За наш случайный сумасшедший бой

Признают гениальным полководца.

Но главное — мы выжили с тобой.

А правда — что? Ведь так оно ведётся.

Есть у моих товарищей танкистов,

Не верящих в святую мощь брони,

Беззвучная молитва атеистов:

— Помилуй, пронеси и сохрани.

Стыдясь друг друга и себя немного,

Пред боем, как и прежде на Руси,

Безбожники покорно просят Бога:

— Помилуй, сохрани и пронеси.

Когда из танка, смерть перехитрив,

Ты выскочишь чумной за миг до взрыва,

Ну, всё, — решишь, — отныне буду жив

В пехоте, в безопасности счастливой.

И лишь когда опомнишься вполне,

Тебя коснется истина простая:

Пехоте тоже плохо на войне.

Пехоту тоже убивают.

Шесть «юнкерсов» бомбили эшелон

Хозяйственно, спокойно, деловито.

Рожала женщина, глуша старухи стон,

Желавшей вместо внука быть убитой.

Шесть «юнкерсов»… Я к памяти взывал,

Когда мой танк, зверея, проутюжил

Колонну беженцев — костей и мяса вал,

И таял снег в крови дымящих лужах.

Шесть «юнкерсов»?

Мне есть что вспоминать!

Так почему же совесть шевелится

И ноет, и мешает спать,

И не даёт возмездьем насладиться?

Я не писал фронтовые стихи

В тихом армейском штабе.

Кровь и безумство военных стихий,

Танки на снежных ухабах

Ритм диктовали.

Врывались в стихи

Рваных шрапнелей медузы.

Смерть караулила встречи мои

С малоприветливой Музой.

Слышал я строф ненаписанных высь,

Танком утюжа траншею.

Вы же — в обозе толпою плелись

И подшибали трофеи.

Мой гонорар — только слава в полку

И благодарность солдата.

Вам же платил за любую строку

Щедрый главбух Литиздата

Забыл я патетику выспренних слов.

О старой моей гимнастёрке.

Но слышать приглушенный звон орденов

До слёз мне обидно и горько.

Атаки и марши припомнились вновь.

И снова я в танковой роте.

Эмаль орденов — наша щедрая кровь,

Из наших сердец позолота.

Но если обычная выслуга лет

Достойна военной награды,

Низведена ценность награды на нет,

А подвиг — кому это надо?

Ведь граней сверканье и бликов игра

Вы напрочь забытая сага.

Лишь светится скромно кружок серебра

И надпись на нём — «За отвагу».

Приятно мне знать, хоть чрезмерно не горд:

Лишь этой награды единой

Ещё не получит спортсмен за рекорд

И даже генсек — к именинам.

Стихи на фронте. В огненной реке

Не я писал их — мной они писались.

Выстреливалась запись в дневнике

Про грязь и кровь, про боль и про усталость.

Нет, дневников не вёл я на войне.

Не до писаний на войне солдату.

Но кто-то сочинял стихи во мне

Про каждый бой, про каждую утрату.

И в мирной жизни только боль могла

Во мне всё том же стать стихов истоком.

Чего же больше?

Тягостная мгла.

И сатана во времени жестоком.

Но подлый страх, российский старожил,

Преступной властью мне привитый с детства,

И цензор неусыпно сторожил

В моём мозгу с осколком по соседству.

В кромешной тьме, в теченье лет лихих

Я прозябал в молчании убогом.

И перестали приходить стихи.

Утрачено подаренное Богом.

В кровавой бухгалтерии войны,

Пытаясь посчитать убитых мною,

Я часть делил на тех, кто не вольны

Со мною в танке жить моей войною.

На повара, связистов, старшину,

Ремонтников, тавотом просмолённых,

На тех, кто разделял со мной войну,

Кто был не дальше тыла батальона.

А те, что дальше? Можно ли считать,

Что их война собой, как нас, достала?

Без них нельзя, конечно воевать,

Нельзя, как без Сибири и Урала.

Бесспорно, их задел девятый вал.

Бесспорно, жертвы и в тылу бывали.

Но только я солдатами считал

Лишь только тех, кто лично убивали.

Об этом в спорах был среди задир,

Противоречье разглядев едва ли:

Водитель, и башнёр, и командир,

Мы тоже ведь из танка не стреляли.

Я знаю, аргументы не полны

Не только для дискуссии — для тоста.

В кровавой бухгалтерии войны

Мне разобраться и сейчас непросто.

Солнце пьёт с орденов боевых

Безрассудной отваги выжимки.

Чудо!

Мы ещё среди живых,

Старики, что нечаянно выжили.

Как тогда, в сорок пятом, поллитре рад,

Хоть на сердце моём окалина.

Делал всё для кончины Гитлера,

А помог возвеличить Сталина.

Беззвездной ночью наскочив на мину,

Он вместе с кораблем пошел ко дну,

Не дописав последнюю картину.

Всю жизнь лечиться люди шли к нему,

Всю жизнь он смерть преследовал жестоко

И умер, сам привив себе чуму,

Последний опыт кончив раньше срока.

Всю жизнь привык он пробовать сердца.

Начав еще мальчишкою с «ньюпора»,

Он в сорок лет разбился, до конца

Не испытав последнего мотора.

Никак не можем помириться с тем,

Что люди умирают не в постели,

Что гибнут вдруг, не дописав поэм,

Не долечив, не долетев до цели.

Как будто есть последние дела,

Как будто можно, кончив все заботы,

В кругу семьи усесться у стола

И отдыхать под старость от работы...

К. Симонов

Завтракайте плотнее, Спартанцы, - ужинать нам сегодня

придется на том свете.