Призрак Никона и отшельник старообрядец

Выразительное место из романа Бушкова: «За банькой, на фоне серого предрассветного неба по-над серым клубящимся туманом медленно шла, нет, – плыла над самой землёй неясная фигура в чёрном, беспросветно чёрном плаще с надвинутым на самое лицо капюшоном.

И было столько жути, столько нечеловечности в ней, что Карташ буквально остолбенел. И, похоже, то же почувствовал и археолог – они сидели неподвижно, не дыша, не моргая, даже не думая, хотя ясно было, что это не морок, не бесплотное привидение, потому как потревоженный туман медленно, будто нехотя завивался в спирали в её кильваторе… Они просто смотрели. А фигура – росту в ней было метра два не меньше, – проскользила к ельнику по левую руку от дома раскольника, на миг замешкалась… На уровне её груди возник вдруг синеватый огонёк, ровный и нереальный, как от лампы дневного света, но отчего-то глядеть на него было вовсе уж невмоготу, фигура склонилась к самой земле, опустила огонёк в туман, подержала малость и снова спрятала в складки одеяния.

Над болтами пронёсся негромкий, но полный столь невыразимой тоски стон, что захотелось завыть вместе с ночным гостем… Волосы на голове шевелились от ужаса. Между тем некто в плаще скользнул в ельник – и исчез с глаз долой. Не шелохнув веткой, не потревожив сучка.

– Фух… – шёпотом наконец выдохнул археолог, вынул трясущуюся руку из кармана, в которой был зажат пистолет и тыльной стороной ладони провёл по лицу. – Вот же Хрень какая… Что это было, а?

– А я почём знаю, – сказал Карташ. Голос не слушался. Он достал сигарету, сломал случайно и в сердцах отбросил. – Было и сгинуло. Мало ли что в тайге бывает…

– Ну так в дом пошли. Надо бы поспать, чует моё сердце, тяжёлый день у нас будет.

– Да уж, уснёшь теперь…

Старик не спал, глядел в потолок и шевелил губами – не иначе, молился.

– Дед, – позвал Алексей… негромко, чтобы лихо лесное не услышало.

– Никон это был, – преспокойно ответил Силантий. – По болоту шляется, чуть не кажную ночь ходит кругами, да приблизиться не может.

– Тот самый? – выдохнул Геннадий. – В жизни бы не поверил…

– А то кто ж! – старик говорил на полном серьёзе. – Он, антихрист. Ходит по топям, успокоения не находит. Три перста его десницы огнём горят. Он опускает их в болото, словно остудить хочет, ан нет ему избавления. Бог покарал» (Александр Бушков, Тайга и зона, 2003).

Такое вот выразительное место из романа Бушкова.

Выразительное-то выразительное, но духовной правде не совсем соответствует. Не о сложении перстов основной был спор меж Аввакумом и Никоном. Это сейчас полагают, будто лишь о сложении перстов и стандарте посоха архиерейского спорили.

Да, и такой спор был и посейчас есть, но, как и любой спор о символах, он вторичен. Последователи Аввакума потому и стали за старый обряд, что символизировал он старую веру. То есть изначальное учение Христа и апостолов. Каким его донесли до Руси первозванный апостол Андрей, муж апостольский Андроник и еще 19 от призванных с Андроником семидесяти. Да и первоверховный апостол Павел благовествовал славянам, потомки которых пришли в последующие века на Русь, о чем прочесть можно в Повести временных лет Нестора.

Никонианская же «книжная справа» по поздневизантийским образцам была сверкой по кривой мерке. Коварный замысел 1666 года нацелен был уничтожить на Руси ПОЛНОТУ христианского ведения. (Как она была за полтысячелетия до того на Западе уничтожена Гумбертом, который узаконил ересь латинствующих под именем католицизм.) Это была информационная диверсия с целью стереть память о нераздельности православия. Старый обряд символизировал старость – самотождественность, первоосновность – веры. Другое дело, что к нашему времени уже и старообрядцы многие оказались только староОБРЯДЦАМИ, именно, а не староВЕРАМИ.

Из кандидатской диссертации 2009 года: «Следует отметить, что хотя староверы и сохраняют традиционные религиозные воззрения и верования, но это лишь часть их некогда более многосоставной традиции. В полной мере сохранение традиции в рамках такой общинной преемственности, какая имеется у них, по нашему мнению, невозможно. Старообрядческую традицию нужно развивать. Старообрядчество является неотъемлемым элементом русской национальной и православной культуры» (Виктория Матющенко, Старообрядчество в Приамурье в XIX - начале XXI вв.: философско-религиоведческий анализ).

Трудно не согласиться с выводом насчет неотъемлемости. И добавим: немногие старообрядческие толки все же способными оказались пронести ПОЛНОТУ изначальной веры сквозь все века. Такими были староверы уссурийской тайги, пока их не истребили физически в 1933 под предлогом «классовой борьбы против кулацко-староверского мятежа». Подробней о ведении, которое они хранили, в моей статье «Старообрядцы о переселении душ» (Дмитрий Логинов, 2015).