«За попытку позитивных изменений государственной политики»

В прошедшую пятницу судья Советского районного суда Нижнего Новгорода Ольга Тоненкова признала законным прокурорское представление, на основании которого правозащитная организация «Комитет против пыток» была признана иностранным агентом. Несмотря на то, что судиться с государством по такому поводу — дело статистически безнадежное, шанс на правосудие в случае с КПП все-таки был. Слишком абсурдным было прокурорское представление.

 Прокурор Нижегородской области Понасенко вменил правозащитникам подготовку и распространение «заявлений, докладов, отчетов», свидетельствующих, «что пытки в российских учреждениях являются повсеместной практикой», причины которой — «неспособность и нежелание российских органов следствия эффективно расследовать случаи пыток». Распространение данной информации прокурор Понасенко расценил как «действия…, нацеленные на привлечение внимания и направленные непосредственно на формирование негативного общественного мнения в целях воздействия на принятие государственными органами решений, а именно изменения проводимой государственной политики в области осуществления уголовного преследования». То есть получилось, что именно пытки есть государственная политика в области осуществления уголовного преследования. И «Комитет против пыток» является «иностранным агентом», потому что на деньги иностранных грантодателей пытается эту политику изменить.

— Какова государственная политика в сфере применения пыток? Она направлена на распространение этого явления или все-таки на его искоренение? — первое, что спросили правозащитники у представителя прокуратуры в Советском суде.

— Безусловно государственная политика направлена на искоренение! — воскликнул прокурор Винокуров. — Деятельность КПП в сфере предотвращения применения пыток всецело совпадает с государственной политикой! 

Казалось бы, после такого признания прокуратура должна была отозвать свое представление. Но прокурор Винокуров, к сожалению, продолжил.

— «Комитет против пыток» и его представители подпадают под определение иностранных агентов, потому что они получают иностранные гранты и занимаются изменением государственной политики. В данном случае — ее усовершенствованием. Ведь изменение государственной политики может быть как негативным, так и позитивным. Тут мы видим попытку позитивных изменений государственной политики. Но ведь это — все равно изменение!

На протяжении нескольких часов стороны выясняли, что такое политическая деятельность. В суд явился даже местный политолог Устинкин, на основании заключения которого, как и на основании «своего внутреннего убеждения» прокуратура усмотрела в КПП активного иностранного агента. 

Устинкин дал много разных определений понятию «политика». И узкое, и широкое, и среднеарифметическое, и по Веберу, и по Марксу, и по Конституционному суду РФ, и по «пост-позитивистскому подходу» («политика — совокупность событий и явлений общественной жизни, не связанных между собой, то есть буквально все!»). Короче, у политолога Устинкина и так, и этак выходило, что «Комитет против пыток», «защищая интересы определенной социальной группы, занимается политической деятельностью».

— Интересы какой группы мы защищаем? — уточнил у политолога Устинкина руководитель КПП Игорь Каляпин.

— С точки зрения, что мы все заинтересованы в исполнении российских законов российскими сотрудниками правоохранительных органов, КПП выполняет крайне важную социальную и юридическую функцию. Защищает тех, кто пострадал от насилия силовиков, — попытался уйти от ответа Устинкин.

— Нет, подождите, — настаивал Каляпин. — Насколько я понял, чтобы заниматься по вашему критерию политической деятельностью, мы должны лоббировать интересы конкретной социальной группы. Вы полагаете, что жертвы пыток — это социальная группа?

— Да. И нет. Но да. Все-таки да, — признал, наконец, Устинкин.

— А любое информационное воздействие — это признак политической деятельности?

— Да, — выдохнул политолог.

Каляпин сделал большие глаза и развел руками.

— У меня к такому специалисту больше вопросов нет, ваша честь!

— Назовите хоть одно конкретное политическое действие «Комитета против пыток, — попросил юрист КПП Дмитрий Казаков.

— Заявление Каляпина против присоединения Крыма! — торжественно произнес Устинкин, имея в виду интервью, которое Игорь Каляпин дал на антивоенном пикете. Эти пикеты вот уже год проходят в Нижнем Новгороде и «Комитет против пыток» не имеет к их организации никакого отношения.

— А мое «крымское» интервью вам прокуратура дала на исследование? — спросил Каляпин.

— Нет, я сам его нашел. На сайте «Комитета против пыток».

— Вы уверены, что на нашем сайте? — уточнил Клаяпин.

— Не уверен, — замешкался Устинкин.

— А какое отношение имеет это интервью к деятельности «Комитета против пыток»? — продолжал наседать Каляпин.

На этот вопрос господин Устинкин ответить не смог.

— С представлением прокурора Понасенко и выводами специалиста Устинкина о том, что наша организация влияет на изменение государственной политики, я не согласен категорически, — сказал в прениях Игорь Каляпин.

— Ни прокуроры, ни специалист нам так и не смогли представить доказательств, что мы ее меняем.

В своих докладах и публикациях мы все время говорим о некачественном расследовании Следственного комитета заявлений граждан о пытках. Но это не мы так оцениваем деятельность сотрудников СКР. Это российские суды, которые по нашим жалобам отменили порядка 700 незаконных постановлений СКР и прокуратуры об отказе возбуждать уголовные дела по пыткам. Кстати, более 100 таких постановлений было отменено именно тут, в Советском суде. Получается, именно суд дает негативную оценку органам следствия и прокуратуры. Именно эти решения судов по 6 регионам России, где работает наша организация, лежат в основе наших докладов. Мы их всего лишь ретранслируем.

У нас также нет задачи работать над изменением государственной политики в сфере борьбы с пытками. У нас в стране отношение к незаконному насилию предельно четкое. Это в США время от времени поднимаются дискуссии, можно ли применять так называемые «интенсивные допросы». То есть пытать можно или нет. У нас в стране таких дискуссий нет. Пытки запрещены Конституцией России и международными правовыми актами, которые Россия ратифицировала и тем самым поставила даже выше национального законодательства. Так что у КПП нет нужды менять политику в этой сфере, она четко определена. Наша задача — сделать так, чтобы эта политика не буксовала, а работала.

15 лет назад правозащитников собрали в МИДе России. Замминистра иностранных дел попросил: раз Россия ратифицировала Конвенцию ООН против пыток, а 26 июня является днем поддержки жертв пыток, то было бы неплохо, чтобы мы как-то этот день отмечали. Именно после этого мы начали проводить 26 июня наши пикеты с лозунгами и призывами, которые, по сути, не меняются все эти годы. И я не понимаю, каким образом баннер с надписью «виновные в пытках должны быть наказаны» может сформировать общественное мнение, направленное на изменение государственной политики.

Ну и последнее. Как гражданин России я имею право заниматься политической деятельностью, например, голосовать на выборах. Я имею право высказывать свое мнение по любому поводу. Я также имею право состоять в любой общественной организации. В данном случае прокуратура, по сути, выдвинула мне ультиматум: либо я перестаю заниматься такой деятельностью, либо она обвинит «Комитет против пыток» в том, что я, как руководитель, занимаюсь политикой, а значит — политикой занимается КПП. Это — абсурд. Но результат его — ликвидация организации, которая 15 лет помогала жертвам пыток. Потому что с ярлыком «иностранный агент» мы существовать не можем и не будем. 

Елена МИЛАШИНА

Судьи пошли на чистосердечное

Обновление списка наводнивших Россию «иностранных агентов» (а по данным Минюста, их число уже перевалило за 50) всякий раз затягивает нас в дебри некоей «юриспруденции», где споры о том, что же есть «политическая деятельность», носят чисто схоластический, уводящий от реального предмета характер.

Суд «над» (чтобы не идти на поводу у прокуратуры и не писать длинно и путано) Комитетом против пыток, свершившийся 3 апреля в Нижнем Новгороде, интересен как раз тем, что по законам схоластики либо деятельность КПП должна была быть признана не политической, либо пытки должны были быть признаны реальностью государственной политики РФ.

Построим простой силлогизм.

А) С 2002 года, когда предприниматель Игорь Каляпин зарегистрировал Комитет против пыток (подробнее о Каляпине см. в «Новой» за 31 марта 2008 г.) было установлено 120 фактов применения пыток, отменено (судами и надзорными органами) 655 незаконных решений, 107 сотрудников правоохранительных органов осуждены за применение пыток.

Б) 29 декабря 2014 года прокурор Нижегородской области О.Ю. Понасенко обязал Комитет против пыток зарегистрироваться в качестве «иностранного агента», «вменив» ему попытки «изменения государственной политики» путем сообщений о своей борьбе против пыток (политическая деятельность).

В) (ergo) Из решения Советского районного суда Нижнего Новгорода от 3 апреля 2015 года, отказавшего КПП в отмене представления прокурора, следует, что пытки не противоречат государственной политике РФ.

За абракадаброй «юриспруденции» нам важно увидеть общую картину с точки зрения: а) целей «закона об иностранных агентах» и б) практики его применения.

Целью закона, который был принят летом 2012 года под впечатлением событий на Болотной площади, открыто заявлялась борьба с «оранжевой угрозой», якобы финансируемой из-за рубежа. Но начавшиеся сразу же проверки органов юстиции не обнаружили таких НКО, которые занимались бы организацией протестов ради протестов: каждая из «списка 50» (пока что) в самом деле организовывала протестные акции, но против реальных нарушений прав граждан РФ в конкретных сферах: в правоохранительных органах и суде, в области ограничения информации, в сфере экологии и т.д.

Уничтожение таких организаций вряд ли было целью администрации президента, когда она проталкивала в Думе поправки об «иностранных агентах». Но надзорные органы исходят не из целей закона, а из того, что надо отличиться и показать свое рвение в отчетах. Под «охоту на ведьм» (никогда и не скрывавшихся) попали все НКО, получающие иностранные гранты, а в качестве «политической деятельности» стала рассматриваться любая публичная критика любых действий государственных органов, в том числе обоснованная (как в случае с Комитетом против пыток).

Леонид НИКИТИНСКИЙ, обозреватель «Новой», член Совета при Президенте по развитию гражданского общества и правам человека