Устав от трудов неправедных, 44-й потус возлёг на ложе. Один, поелику евонная супружница показала фигу и ушла в себя без остатка. Хусейныч долго не мог успокоиться и заснуть: в Конгрессе мутили воду республиканцы, в Незалэжной державе — повстанцы, Наитемнейший троллил санкции, а китайцы хитро щурились. Тут откуда ни возьмись в особо охраняемой спальне появились Гипнос с Морфеем.
— Ну, чо, чувак, заснуть не можешь, — ухмыльнувшись, сказал Гипнос, поигрывая бейсбольной битой. — Щас я тебе сон-то обеспечу!
Не успел потус и глазом моргнуть, как заполучил сильный удар битой от бога сна и провалился в пространство сновидений.
— Ну, теперь, сынок, твоя работа — поциент готов, — обратился Гипнос к Морфею. — Ты уж не подкачай, а то надоел мне этот кадр хуже Петьки, Кролика и Пастора, вместе взятых.
— Сделам в лутшем виде, папаша! Ты ж меня знаешь! — цинично улыбнувшись ответил Морфей.
— Да уж знаю! Вон у Пашки Климкина после твоих снов совсем крыша поехала. Он теперь как попугай твердит, что все-все-все в мире только и должны думать, как Неньке помочь:
— Утром мажешь бутерброд
Думай — как же там народ
В Незалэжной поживает.
И клади икру им в рот.
Завершив рабочий день,
Ты не прячься робко в тень.
А тащи всего побольше
Под украинский плетень.
— Чо-то тебя, папашка, на стихи пробило?
— Да Пегас нынче копытом лягнул, зараза! Ладно, я к Громовержцу на планёрку, а ты давай, работай!
***
Хусейныч в гордом одиночестве метался на ложе — Морфей своё дело знал крепко, кошмары у него были лучшего качества. Сперва потусу приснилась баба Ванга, которая грозила сухим коричневым пальцем и шамкала:
— И будешь ты, милок, сорок четвёртым и последним потусом, а сорок пятого не видать вам как своих ушей!
Потом из портрета высунулся, схватившись за голову, первый потус — Джордж Вашингтон, и заорал:
— Ты что творишь, мальчишка! Всё величие Штатов обезьяне под хвост! Лучше б ты бананом подавился!
Дальше — больше. У бедного Хусейныча во сне глаза выкатились из орбит, узревши кошмарную картину: на карте западного полушария вместо любимых Штатов расстилался широкий пролив, на конце которого стояла огромная баба и грозила потусу скалкой, приговаривая:
— Пошто мово Кузю обижашь? Ужо я тебя!
Потом карта провернулась, Кузькина Мать исчезла, появилась Аляска с гигантским белым медведем, возлежавшим у флагштока с гордо развевающимся российским триколором. Чуть поодаль мелкий пушной зверёк яростно драл в клочья звёздно-полосатую тряпку.
Не успев понять, что же это значит, Хусейныч ощутил себя стоящим в ватнике и шапке-ушанке на берегу Берингова пролива. В руках потуса была большая лопата. С противоположной стороны пролива смешливо щурился чукча:
— Аднако, чо стоишь? Работать, аднако, нада! Пролив засыпать нада, Аляска с Россией воссоединять нада! Начинай, аднако, а то Бачка придёт, бо-бо делать будет!
Тут Барак Хусейныч расслабленно вытянулся и затих…
… В Овальном кабинете сидели Керри с Псакой, ожидаючи шефа:
— Уж полдень близится, а потуса всё нет, — ужасно фальшиво пропел Керри. — Пойдём, Дженни, узнаем: не случилось ли чего худого. А то мне сегодня приснились две толстые крысы, выбегающие из Конгресса, не к добру это!
Зайдя в спальню, сладкая парочка узрела чуть дышащего шефа в смятых простынях. Керри запричитал по-бабски:
— Мы теряем его, мы теряем его!
Псаки кокетливо стрельнула глазками:
— Пойду в госдеп, уточню, что делать.
— Дура! — воскликнул Керри.
— Ну и дура, зато меня весь мир знает! А в России я вообще суперзвезда, меня всю на цитаты разобрали!
Комментарии