Прощай, бесстыжая Россия… 1

   Коллективное скотство, ярко и недвусмысленно проявленное российским народом в последний период (времен майдановских и покоренья Крыма, не говоря уже о войне в Донбассе), вроде бы и не должно уже никого удивлять. Но массовое бесстыдство россиян все же поражает.  

   Изумляться есть чему: пропасть, лежащая между общечеловеческими ценностями и фетишами «русского мира», оказалась глубже, нежели многим ранее представлялось, – пропасть обернулась бездной. По идее, анализ особенностей «русского мира» должен прийти на смену «советологии», поскольку совершенно ясно, что, избавившись от «совдепии», Россия осталась тяжело, если не безнадежно, больным образованием, заражающим все вокруг себя (определение «ДНР-ЛНР» как «гнойника», данное вчера главой российского МИДа, во всех смыслах симптоматично). И не просто интересно, но и совершенно необходимо понять, говоря словами Николая Бердяева, «истоки и смысл» русского и коммунизма-сталинизма, и фашизма-путинизма, и (отчасти) «донбассизма». Возможность жизни без стыда – вот настоящий дар Путина российскому народу, показавшего всему миру все гнилое нутро своей якобы «загадочной души».  

   Об этом, о сладости жизни без стыда и совести, а лишь «по моему хотению», как мечтал русский народный дурачок Емеля, идет речь в статье Михаила ЭПШТЕЙНА, опубликованной в «Новой газете», которую мы приводим с некоторыми сокращениями: «ОТ СОВКА К БОБКУ» Вся сегодняшняя геополитика, публицистика, законотворчество — лопающийся пузырь последнего вздоха отходящего исторического организма. Политология души Похоже, что 2014 году суждено стать переломным в истории России. Постсоветская эпоха, начавшаяся в 1991-м, подошла к концу, а для новой еще нет названия, и непонятно, применимы ли к ней какие-либо социально-политические термины.    

   Самая большая по территории и сверхвооруженная, но лишенная союзников и ясной идеологии страна дерзнула бросить вызов всему миру и «выломиться» из системы международного права. Вызов чисто эмоциональный и экзистенциальный. Против всех, вопреки всему… Конечно, тому есть и прагматические причины: коррупция, бандитизм, преступления, страх разоблачений, война все спишет…  

   Но одним этим нельзя объяснить энтузиазм страны в решимости гордо и одиноко противостоять всем заведенным порядкам цивилизации.

Радует сама возможность отбросить все правила, «навязанные Западом», и пожить наконец по собственной воле, как «суверены». Никакой закон нам не писан: ни ООН, ни международная система договоров, ни нами же ранее взятые обязательства. Мы сами хозяева своей тайги. Политологи бьются в попытках объяснить эту резкую, иррациональную смену курса. Хорошо бы перечитать Достоевского, в «Записках из подполья» уже все предсказано: «Ведь я, например, нисколько не удивлюсь, если вдруг ни с того ни с сего среди всеобщего будущего благоразумия возникнет какой-нибудь джентльмен с неблагородной или, лучше сказать, с ретроградной и насмешливою физиономией, упрет руки в боки и скажет нам всем: а что, господа, не столкнуть ли нам все это благоразумие с одного разу, ногой, прахом, единственно с тою целью, чтоб все эти логарифмы отправились к черту и чтоб нам опять по своей глупой воле пожить!»   

   Вот и началась она, эпоха «глупой воли», эпоха вызова всему ради одной-единственной, «наивыгодной» выгоды: пожить наконец по своему капризу, пусть самому дурацкому и ни с чем несообразному. И чем вреднее для себя, тем пронзительнее сладость вызова. Это все экзистенция играет, горячит кровь и мутит разум. Тут нужно смотреть не в социально-политический, а в философский и психологический словарь. Что такое экзистенция? Это голое существование, не подкрепленное никаким законом, обоснованием, сущностью, — вопреки всему. Это полная противоположность декартову рационализму: «Мыслю, следовательно, существую». По-нашему — ровно наоборот: «Существую, следовательно, бросаю вызов разуму».  

   И даже резче: «Сумасшествую, значит, существую». «Свое собственное, вольное и свободное хотенье, свой собственный, хотя бы самый дикий каприз, своя фантазия, раздраженная иногда хоть бы даже до сумасшествия, — вот это-то все и есть та самая, пропущенная, самая выгодная выгода, которая ни под какую классификацию не подходит и от которой все системы и теории постоянно разлетаются к черту». Вот отчего трудно подыскать рациональные объяснения новейшему выверту российской истории, всем этим «вдруг» и «вопреки». Нужна экзистенциальная политология, для которой нет научной базы, — да и возможна ли она? Откуда эта злоба, доходящая до белого каления и направленная на весь мир, на все то, что не «наше»?