Была ли в России аристократия.?

И таких примеров можно привести десятки, если не сотни.

Ностальгия по поручику Голицыну и корнету Оболенскому появилась у нас в 60-х годах ХХ века, а сейчас уже стала набившей оскомину модой. Собственно, ничего удивительного тут нет — мы копируем эволюцию французских нравов конца XVIII века. При якобинцах дворян, избежавших гильотины, травили только за то, что они дворяне. Зато через несколько лет, при Директории, началось неофициальное почитание дворянства. И, наконец, Наполеон попытался объединить старое феодальное дворянство с новым, состоявшем из конюхов, ставших маршалами, и прачек, обратившихся в герцогинь. Но, увы, эксперимент Наполеона провалился.

Так стоит ли подражать Франции? Увы, с XVIII века у нас в России все поголовно от аристократов до революционеров поклонялись всему французскому, от женского белья до «Марсельезы». Вот почему, говоря о дворянстве, я привожу в пример Францию, а не, скажем, Турцию. Предки д’Артаньяна и в Х веке владели родовым замком Артаньян, предки Атоса, графа де ла Фер, за два-три столетия до его рождения наверняка были независимыми государями на своей земле. А вот в Турции дворянства не было. Нет, я не собираюсь опровергать классиков — был феодальный строй, а вот дворян не было. Были всякие паши, великие визири и рой прочих сановников, в значительной части своей происходивших из бывших рабов, евнухов, янычар и т. д., но потомственного дворянства не было.

Как писал князь рюрикович Петр Владимирович Долгоруков: «Длительное рабство положило препятствие… созданию в России аристократии; в Петербурге имеются только рабы».

Когда мы учили в 8-м классе «Смерть поэта», я не мог понять фразы: «А вы, надменные потомки известной подлостью прославленных отцов». Вроде бы про аристократов, но подлых с «черной кровью» вместо голубой. Спрашивать учителя было бесполезно — раз феодал, значит «редиска», и подлый, и кровь черная.

Но вот возьмем Пушкина:

...Я, братцы, мелкий мещанин.
Не торговал мой дед блинами,
Не ваксил царских сапогов,
Не пел с придворными дьячками,
В князья не прыгал из хохлов.

Кого имел в виду Александр Сергеевич? Торговал блинами и пирогами с зайчатиной Алексашка Меншиков. Был замечен и выделен Петром I. Позже Алексашка сошелся с «Мин херцем» на почве, а точнее, на теле Марты Скавронской, жены шведского солдата. Попав в русский плен, Марта за несколько дней делает головокружительную карьеру, пройдя по цепочке от простого русского драгуна до Алексашки, а затем попадает к «Мин херцу». В результате Алексашка становится светлейшим князем Меншиковым, Марта — императрицей Екатериной I, а ее чухонские родственники — графами Скавронскими.

Ваксил сапоги граф Кутайсов, правда, тогда он был не графом, а мальчиком-турком, подаренным для развлечения цесаревичу Павлу. Мальчик вырос, Павел стал царем и сделал мальчика графом Кутайсовым. После итальянского похода Павел отправил его к Суворову. Суворов, увидев важного вельможу, не растерялся — вызвал денщика Прошку и начал распекать его за пьянство, ставя в пример Кутайсова:

— Вот турка был таким же лакеем, но не пил и в графы попал, а ты...

С придворными дьячками пел граф Разумовский, точнее, украинский свинопас Гришка Розум. Цесаревне Елизавете Петровне понравился голос Григория, а в постели она нашла у него еще ряд достоинств. С воцарением Елизаветы свинопас Розум стал сиятельным графом Разумовским.

В князья из хохлов прыгнул Безбородко, секретарь Екатерины II. Надо сказать, что Безбородко был очень способным и талантливым администратором и политиком, но происходил из простой крестьянской семьи.

Понятно, что и Пушкина, и Суворова, потомков древних родов, коробило от подобных князей и графов. Недаром Суворов во дворце Екатерины низко кланялся лакеям.

— Что Вы, Александр Васильевич — ведь это же простой лакей!

— Протекцию ищу, голубчик, сегодня лакей, а завтра граф.

Преступлений, подлостей и мерзостей не стеснялись ни новоявленные князья и графья, но и их «надменные потомки». Братья Орловы стали графами за зверское убийство в Ропше императора Петра III. Двадцатилетний Платон Зубов стал официальным фаворитом Екатерины II, которой тогда было под 70 лет, за что получил огромное состояние и графский титул.

Разврат, царивший в верхах, естественно давал побочный продукт в виде внебрачных детей. Хорошо звучит — граф Бобринский, или графиня Бобринская. Современному плебею так и хочется поклониться. Но, увы, вся родословная их упирается в пьяницу графа Алексея Бобринского, совершенно заурядную личность, внебрачного сына Екатерины II, которого тайно воспитали в деревне Бобрики.

Если говорить серьезно, то с IX до XV века в княжеских родословных русских князей был образцовый порядок. На Руси шли усобицы, князья ослепляли и убивали друг друга, приходили с набегами печенеги, половцы и татары, но феодальный порядок соблюдался строго. Шестьсот с лишним лет во всех без исключения удельных княжествах сидели только князья Рюриковичи и Гедиминовичи. В их ряды не удалось затесаться ни одному лакею, истопнику или певчему.

Ну а что, князья Рюриковичи и Гедиминовичи отличались особой добродетельностью и имели детей только от законных жен? Увы, у многих князей число внебрачных детей — бастардов (на Руси их называли непечатным ныне словом) — переваливало за сотню.

Ну а куда девались многие тысячи байстрюков русских князей и царей? Иван IV был грозен и велел их просто топить. Другие были более либеральны, и их небрачные потомки пополняли число княжьей челяди, посадских, городовых стрельцов и т.д.

Зато при наследниках Петра Великого бастардам направо и налево раздаются княжеские и графские титулы.

На Руси обычно деревни и имения назывались по имени их владельца, а в XVIII — начале ХХ века волею русских царей все стало наоборот. По названию деревень Бобрики, Перово, Брасово появлялись графы Бобринские, графы Перовские, графини Брасовы и т.п.

Еще хуже, что за оказание альковных услуг люди получали титулы с фамилиями древних родов удельных князей Рюриковичей. Так, Александр II присвоил своей любовнице Кате Долгоруковой титул светлейшей княгини Юрьевской.

А возьмем одного из самых богатых людей в России — Феликса Феликсовича князя Юсупова, графа Сумарокова-Эльстон. От одного перечисления титулов современному холопу так и хочется встать навытяжку. А за что этот Ф.Ф. получил столько титулов и такое богатство? Может, он, его отец или дед выиграли хоть одно сражение или основали хоть маленький городишко? Нет, все это получено исключительно удачными браками.

Дед Ф.Ф. пятилетним мальчиком был привезен в Санкт-Петербург графиней Екатериной Тизенгаузен. Кто были его родители, до сих пор гадают историки. Называется с десяток имен. Николай I по доброте душевной дал ему имя-отчество Феликс Николаевич и фамилию Эльстон по фамилии его няньки-англичанки.

Феликс оказался не дурак и женился на одной из богатейших невест России графине Елене Сумароковой, единственной наследнице всего рода. В 1856 г. Александр II дал Феликсу титул графа Сумарокова-Эльстона. Ну а сын Феликса Николаевича, тоже Феликс, женился столь же удачно на Зинаиде Юсуповой, единственной наследнице всего рода. И их сын, тоже Феликс, стал князем Юсуповым и графом Сумароковым-Эльстон.

Риторический вопрос, могло ли население России уважать подобную аристократию? А ведь и богатые купцы, и знаменитые ученые должны были кланяться им и обращаться не иначе, как «ваше сиятельство».

Помещики в 1861—1917 гг. за редким исключением не желали заниматься сельским хозяйством, оставляя это управляющим или арендаторам. В итоге большинство помещичьих владений стали не рыночными хозяйствами, а чем-то типа советских планово-убыточных колхозов, висевших на шее государства. Осуществлялось это через Дворянский банк, выдававший беспроцентные кредиты и ссуды и весьма часто прощавшие займы помещикам. А сколько миллионов рублей передали помещикам в виде безвозвратной помощи лично Александр III и Николай II.

Реформы Александра II не изменили разделение России на господ и плебеев. Россия — единственная страна Европы, которая к 1917 году оставалась страной социального апартеида. В десятках городов от Кронштадта до Севастополя на улицах и в скверах висели таблички: «Собакам и нижним чинам вход воспрещен». Этим же чинам был запрещен вход в рестораны, кофейни и даже езда в трамвае — стой в тамбуре, а в салон ни-ни.

Русские солдаты, отправленные воевать во Францию в 1915 г., были буквально ошарашены увиденным. Очевидец событий 1915—1917 гг. во Франции профессор М.Н. Покровский писал: «Дисциплина французской армии, крайне свирепая, в особенности по отношению к солдатам-революционерам, не заключала в себе, однако же, никаких следов крепостнического холопства, каким была пропитана дисциплина царской армии. Французский офицер не “барин”, а французский солдат не “мужик”, долженствующий подобострастно глядеть в глаза барину. На улице, в трамвае, в кафе французский солдат чувствует и ведет себя так же, как все остальные граждане, и запрещение солдатам ездить в трамвае или сидеть за столиком в кафе, где сидят офицеры, произвело бы во Франции такое же впечатление, как у нас приказ императора Павла, запрещавший танцевать вальс».

После Цусимского боя пленные русские матросы, оказавшись на японских броненосцах, тоже разинули рты — быт японских офицеров мало отличался от быта матросов. Там тоже не было барина и мужика. Русские и японские броненосцы почти не отличались по размерам, устройству и числу офицеров. Но площадь офицерских помещений у нас была почти на порядок больше, чем у японцев в ущерб боеприпасам, топливу и т.д.

Что бы ни утверждали мастистые историки, Гражданская война в России началась в день отречения от престола императора Николая II. Уже на следующий день на кораблях Балтийского флота были убиты многие десятки офицеров. И большевики были тут не причем. Да и во всей Гражданской войне офицеров «кокошили» не только чекисты, но и петлюровцы, и махновцы, и прочие, включая белых (!) финнов.

Ненависть к «золотопогонникам» была так сильна среди народов России, что советское правительство шло на определенные издержки, не вводя погоны в армии. Лишь после Сталинграда Сталин рискнул ввести погоны в Красной армии.

Храбрость русских офицеров и любовь к «своей» родине общеизвестны. Но любить-то надо всю Россию в целом и думать не о собственном благе и не о благе династии, а о благе Государства Российского.

Именно так мыслили гвардейские офицеры в 1762-м и в 1801 годах. Ночью загремели барабаны, а к 11 часам утра во всех петербургских лавках и трактирах закончилось шампанское. Господ офицеров носили на руках по Невскому, а барышни, забыв всякий стыд, кидались им на шею. А господ офицеров, не побоявшихся запачкать перчатки ради блага Родины, впереди ждали Чесма, Очаков, Крым, Эйлау, Бородино и Париж.

Офицеры образца 1762 года и 1801 года знали науку побеждать, а их потомки всего за 15 лет ухитрились проиграть три большие войны: 1904—1905 годов с японцами, 1914—1917 годов с немцами и 1918—1920 годов с собственным народом. Между прочим, в эмиграции десятки тысяч царских офицеров и генералов продолжили свою военную карьеру: во Франции в Иностранном легионе, в Албании на службе у Ахмет-Бей-Хогу, в войне в Парагвае, в испанской войне на стороне Франко, в Китае на службе у Чан-Кайши и ряда милитаристов — генералов, не подчинявшихся центральному правительству. Наконец, тысячи из них пошли на службу к Гитлеру.

Белые офицеры награждались орденами, им давали роты и батальоны, но никогда — дивизии. Никто из них не стал знаменитым военачальником.

В ноябре 1919 г. Деникин потерпел полный разгром. Под контролем белых остался только полуостров Крым. Белые генералы имели больше чем достаточно возможностей сделать Крым непреступной крепостью. В их распоряжении находились пушки и оборудование двух сильнейших крепостей России — Севастополя и Керчи. В Севастополе стояли шесть броненосцев, у которых англичане взорвали машины. Но артиллерия и все оборудование было в целости и сохранности.

За год белые могли создать на Перекопе и Сиваше линию обороны, куда более сильную, чем будущая линия Мажино, использовав броневые башни с линкоров, броневые двери и бетонные заводы крепостей и т.д., и т.п. Увы, никто этим не занимался.

Незадолго до штурма Перекопа, с 6 по 11 ноября 1920 г., позиции белых на Перекопе осмотрела французская миссия генерала А. Бруссо. Французы пришли в ужас — укрепления были сделаны наспех и из рук вон плохо. «А где у вас теплые казармы? Где личный состав будет находиться зимой?» Господа офицеры в ответ разводили руками и ухмылялись — оставаться на зиму никто не собирался. Зато уже в Севастополе, Евпатории, Керчи, Феодосии и Ялте готовился огромный флот для эвакуации армии. Перекоп защищало около 11 тыс. солдат, а остальные сидели в тылу.

Были у Врангеля и большие людские резервы. Почти 450 тысяч «бывших» сбежались в Крым, спасаясь от большевиков! Вспомним хотя бы булгаковский «Бег». Они ели, пили, интриговали и всячески мешали военным. Почему Врангель не приказал им взять в руки оружие или, по крайней мере, лопаты? Приват-доцента Голубкова, как человека образованного, поставить к дальномеру на батарее 6-дюймовых пушек Кане, а господину Корзухину с женой вместо «пушного товара» — в руки по лопате и на Перекоп на рытье окопов.

Сейчас СМИ называют беженцев в Крыму элитой русского общества, лучшими его представителями. Но вот вопрос, почему эта элита не пожелала не то что кровь проливать, а просто немного попотеть — жирок сбросить на Перекопских позициях? Издавна гражданское население Руси принимало участие в обороне городов, и в 1941 г. сотни тысяч женщин и стариков вышли рыть окопы и противотанковые рвы на подступах к Москве и Ленинграду.

Но тут «образованная часть общества» и дородное купечество не пожелали спасать ни «Русь святую», ни самих себя. Менталитет не тот: пойти господам в Париже и Стамбуле в таксисты и половые в кабаках, а дамам — на панель? Да запросто! Но лопату в руки… Фи!

Самый заурядный генерал мог за год подготовить оборону Перекопа так, что красные не смогли бы его взять много лет. У красных не было флота на Черном море. У белых была большая действующая эскадра, в составе которой состояли линкор «Генерал Алексеев», крейсер «Генерал Корнилов» и т.д.

У красных для штурма имелось семьдесят 76-мм полевых пушек. Кроме того, у Фрунзе было аж двадцать одно «тяжелое орудие». Из последних самыми мощными были 107-мм пушки обр. 1910 г., 120-мм французские пушки обр. 1878 г. и 152-мм гаубицы обр. 1909 г. и 1910 г.

107-мм пушки и 152-мм гаубицы при царе-батюшке считались тяжелой полевой артиллерией и предназначались для разрушения легких полевых (земляных) укреплений. Французские же пушки представляли скорее музейную ценность, нежели боевую. Более мощными орудиями Южный фронт не располагал.

С имевшейся в наличии артиллерией Фрунзе еще мог выиграть сражение в чистом поле у врангелевцев или поляков. Но штурм хорошо укрепленных позиций был заранее обречен на неудачу. Спустя 19 лет Красная армия штурмовала относительно хорошо защищенную линию Маннергейма и понесла огромные потери из-за пренебрежительного отношения бездарных стратегов типа Тухачевского и Павлуновского к артиллерии особой мощности. На Карельском перешейке даже мощные 203-мм гаубицы Б-4 не могли пробить финские доты. Через четыре года, летом 1944-го, с ними отлично справлялись 305-мм гаубицы.

Так что получается? «Красные орлы» совершили нечеловеческий подвиг, овладев Крымским перешейком? Да, действительно, с обеих сторон было совершено много геройских дел. Но в целом красные дрались с противником, запрограммированным на бегство, а главное, «линия Врангеля» оказалась «потемкинской деревней». Однокашник и собутыльник нашего барона барон Маннергейм оказался куда умней. Зато в «Записках» Врангель будет бессовестно врать, говоря о борьбе на Перекопе: «Красные сосредоточили колоссальную артиллерию, которая оказывала своим частям мощную поддержку». К этому времени и советский «Агитпроп» приступил к фабрикации легенд и мифов о штурме Перекопа.

По данным статьи В. Триандафиллова «Перекопская операция Красной Армии», на трехкилометровом участке Перекопского перешейка от Сиваша до Перекопского тракта у белых было всего 10 орудий, то есть по 3 орудия на 1 км фронта. А западнее тракта до Перекопского залива на 8-километровом участке находилось 40 орудий, то есть по 5 орудий на 1 км фронта. Все орудия полевые, в основном трехдюймовки.

Для сравнения вспомним, что в ходе штурма Севастополя в 1941 г. немцы имели 50 орудий на 1 км фронта, а Красная Армия в 1944 г. в районе Сапун-горы — до 300 стволов на 1 км.

Участник боев за Перекоп полковник Михаил Левитов высмеивал советских историков, расписывавших бетонные укрепления белых: «У нас вообще таковых не было».

Другой участник боев, поручик Мамонов, вспоминал: «Окопы на Перекопе были хороши и даже с проволочными заграждениями, но опять наши штабы забыли, что имеют дело с живыми людьми. Ни землянок для людей, ни складов, ни дров, ни колодцев предусмотрено не было».

Управляемые фугасы и минные поля на Крымском перешейке были выдуманы врангелевской прессой, а позже перекочевали на страницы монографий мастистых советских историков.

Таким образом, штурм Перекопа представлял собой успешное наступление Южного фронта против бессистемно и наскоро возведенных полевых укреплений белых. В результате по завышенным данным потери красных как на перешейке, так и во всем Крыму со-ставили около 10 тысяч убитыми и ранеными.

В ноябре 1920 г. Врангель увез 80-тысячное воинство в Константинополь. До этого он был стороной Гражданской войны, плохой или хорошей — пусть решают политики и бравые кинорежиссеры. Но, покинув воюющую страну, его армия, согласно международному праву, должна была быть немедленно разоружена и интернирована. Согласно Гаагской конвенции 1907 года и другим договорам, интернированные лица, пытающиеся продолжать боевые действия, становились военными преступниками.

Так было всегда! В 1905 г. броненосец «Потемкин» и миноносец № 267 пришли в румынский порт Констанцу. Команды румыны интернировали, а корабли вернули России. В марте 1939 г., задолго до окончания гражданской войны в Испании, эскадра республиканцев пришла в Бизерту. Французские колониальные власти немедленно интернировали команды, а корабли передали Франко.

Однако в 1920—1922 гг. Антанта жила и воевала не по международным законам, а «по понятиям». В 1918 г. были незаконно захвачены Константинополь и Проливная зона. Там стали базироваться эскадры Англии, Франции, США, Италии и других стран и дислоцировались около 200 тысяч солдат. А в ноябре 1920 г. к ним присоединились еще и врангелевцы.

Сам барон чуть ли не каждый день бахвалился, что вот-вот начнется большой десант его армии и союзников в Одессу и Крым. Сделать это было очень легко. У Советской России на Черном море не было ни флота, ни береговой обороны. Риторический вопрос, что бы сделали в этой ситуации Петр Великий, Суворов или Наполеон?

Ответ очевиден: надо уничтожить или интернировать оставшиеся в Крыму десятки тысяч врангелевских офицеров, многие из которых ушли в горы и вели боевые действия, и выкинуть барона вместе с Антантой из Босфора.

Карская область, с 1878 г. входившая в состав Российской империи, 2 тонны золота, 54 пушки, 327 пулеметов и 40 тысяч винтовок стали платой генералу Мустафе Кемалю, который выдворил из Проливов и Врангеля, и все 14 государств Антанты.

Лично мне куда больше жаль мирных русских и армян, 43 года проживших в русском Карсе и убитых турками, нежели господ офицеров, не пожелавших защищать Перекоп. Замечу, что операция по удалению Антанты из Проливов не стоила ни одного бойца Красной армии. А бронзовый Клим Ворошилов вознесся на пьедестале памятника на площади Таксим рядом с Ататюрком. За эту операцию генерал Мустафа Кемаль стал «отцом турок» — Ататюрком.

Грамотная и объективная история Гражданской войны в целом и событий в Крыму в частности еще, к сожалению, еще не написана. Так стоит ли до этого, да еще в столь сложный политический момент в России, раздувать страсти по людям, не разобравшимся в политических процессах и попавших под колеса локомотива истории?

Трудно понять логику нашей власти. С одной стороны, политики и дипломаты ежедневно клеймят «кровавый фашистский переворот в Киеве». А с другой, наш дорогой Никита Сергеевич снимает фильм «Солнечный удар», из которого следует, что в России в 1917 г. произошел кровавый бандитский переворот.

Если хотя бы половина России будет смотреть на события 1917—1920 гг. глазами столь обиженного Ивана Бунина, то страну ждут впереди большие катаклизмы. Так что, надо запретить «Дни окаянные» Ивана Бунина? Нет, но и не рекламировать их, равно как и антисемитские произведения Федора Достоевского. А то еще кто-нибудь экранизирует пушкинскую «Гаврилиаду».

http://www.postkomsg.com/expert_opinion/202016/

http://www.postkomsg.com/expert_opinion/202355/