Как Сталин осенью 1941 надругался над 5-й колонной

Проблема 5-ой колонны была, есть и будет, возможно, всегда. Выявить 5-ю колонну не так-то просто, подобное по силам только мастеру. И Сталин в октябре 1941-го года это проделал – и ещё как!

Читая мемуары академика Вернадского, обнаруживаешь две детали, которые, казалось бы, друг другу противоречат. Многие встречали в СМИ по поводу обороны Москвы: дескать, самые тяжёлые дни были 16-17 октября, тогда и возникла паника. Худшая часть населения, надо полагать, вообразила, что немецкие танки вот-вот въедут в Москву, начнут давить гусеницами. К этой галлюцинации были некоторые основания – прежде всего, то, что утром 16 октября Совинформбюро не дало, как всегда, сводки с театра военных действий, а было коротко сообщено, что немцы прорвали фронт. И всё.
Сверх казуса с радио, от высшего руководства поступило указание открыть магазины промышленных товаров, в которых всё раздавали даром – кто сколько унесёт. А в продуктовые магазины поступило указание отоваривать продуктовые карточки до конца месяца и даже давали больше, чем то, что предусматривали карточные нормы – из чего многие сделали вывод, что ликвидируются все наличные запасы и означать это может только одно – конец. Даже трамваи перестали ходить. Какие-то незнакомые люди обзванивали учреждения и кричали по проводу директорам, что надо немедленно оставлять Москву, оставлять как можно быстрее. Многие директора, имевшие в своём распоряжении транспорт, забивали эти грузовики продуктами питания, плюс прихватывали огромные суммы казённых денег, и пытались покинуть Москву, однако население быстро сорганизовалось в народные заставы, машины эти останавливали и паникёров убивали. Очень некачественная реконструкция этих застав из фильма «Битва за Москву» 1985 года выглядит так.

К вечеру к народным заставам присоединились милиционеры и тоже стали участвовать в ликвидации паникёров – работая в режиме «на подхвате».
Но не все бросились вон из города, повинуясь призывам незнакомых голосов по телефону, не все начальники оказались дешевыми паникёрами – было немало тех, которые работу продолжили. Сохранили спокойствие и многие не начальники – они и составили костяк народных застав, которые и расправлялись с паникёрами.

Итак, всё началось с того, что 16 октября по радио впервые не было сводки Совинформбюро, а только взвизг, что немцы прорвали фронт, и всё. То есть радио работать как бы перестало. Вот к этому и относится вторая деталь из военных дневников академика Вернадского. В Приложениях к этому тому опубликованы несколько страниц воспоминаний геолога, научного работника, об этих днях. Он пишет, что многие службы не перестали действовать даже на пике паники, ряд служб работали не переставая, и в списке не переставших геолог называет радио. То есть этот геолог понял всё правильно. 19 октября радио передало слова Сталина, что немцы находятся в 100 – 130 километрах от Москвы. А это, как поняли все мыслящие, расстояние большое, потому что с каждым днём немцы продвигались вперёд всё медленнее и медленнее. За первый месяц, то есть с 22 июня по 22 июля средняя скорость продвижения снизилась с 22 километров в сутки до 11. Дальше скорость снижалась всё больше и больше. В начале декабря и вовсе остановились. Можно прикинуть, на сколько продвигались в середине октября. А после 14 октября средняя скорость продвижения немцев снизилась до в среднем 2-х километров в сутки, а к начале ноября немцы и вовсе остановились и две недели только накапливали силы и занимались ремонтом подбитой техники. Иными словами, великая паника в Москве 16, 17 и 18 октября 1941-го случилась как раз в начале самого спокойного периода в обороне Москвы. Повторимся, что большая часть населения захотела понять, что всё, наступил полный пипец. Паникёрам так всё понять помогли: и отсутствие впервые сводки Совинформбюро, и приказ Сталина уйти из города офисному планктону, и незнакомые голоса, которые звонили в дирекцию предприятий и кричали, что надо из города бежать. Но было и ещё кое-что... 

Паникеры понять не хотят ничего в принципе, а вот хоть сколько-то мыслящие люди понять, что происходит очистка города от всякой сволочи, могли бы и по событиям на фронте. Вот экранизированы события на фронте 17 октября. Речь идёт о Малоярославце, городке километрах в 130 от Москвы. Раз речь идёт даже о ещё не начавшемся штурме немцами Малоярославца, то немцы от Москвы не ближе полтора сотен километров. Кроме того, Государственный Комитет Обороны, проще говоря, Сталин только 19 октября объявил Москву на осадном положении. А все интересующиеся хотя бы художественной литературой о войнах знают, что город объявляется на осадном положении задолго до того, как враг приближается к городской черте, задолго до прямой опасности. 

Но для мыслящих был и ещё один аргумент – совсем ломовой. Война шла уже несколько месяцев и все уже знали, что беженцы, если они не пёрли с собой на тележке зеркальный шкаф полный шмоток, наступающие немецкие части обгоняли. Без зеркального шкафа шли намного быстрее. То есть если бы немцы прорвали фронт, то в Москву должны были прежде хлынуть многие тысячи тех, что в тылу наших войск рыли окопы и противотанковые рвы. Таких достойных накануне очистки 16 октября было мобилизовано 450 000. Те, кто ушёл рыть противотанковые рвы, уж точно за собой зеркальных шкафов туда-сюда не таскали – поэтому могли бы добежать обратно до Москвы быстро, скажем, за день. Но те, кто строили оборонительные рубежи под Москвой, в городе ни 16-го, ни 17-то, ни 18-го не появились. Вернулись они только закончив работу. 20 октября. Уже по одному этому отсутствию достойных с земляных работ вполне можно было догадаться, что паника уклонившихся от земляных работ почти на ровном месте – нечто вроде учебной тревоги. 

По поводу тех, кто рыл противотанковые рвы. Психоэнергетика этой части населения – могучий фактор обороны. За рвы, конечно, особая благодарность, но не рвы главное. Дело в том, что это отряды из партизан-добровольцев состоят из мужчин. А армейцы, наоборот, – маменькины сынки. А у маменькиного сынка на первом месте угождение скверной бабе. То есть если обороняемый город будет наполнен обыкновенными шлюхами, обыкновенно трусливыми предельно, то армейцы с позиций драпанут, побросав оружие. Но если из обороняемого города шлюх выгнать, и заменить их, если уж не на совсем порядочных, где ж таких столько взять, а хотя бы на тех, которые шли рыть окопы, если уж не добровольно, то полудобровольно, то воины будут защищаться значительно лучше. Именно это просеивание женщин товарищ Сталин и проделал в Москве 16-17 октября. Было спровоцировано бегство бабья, которое уклонялось от рытья окопов, и аналогов бабья мужского пола, а вскоре в Москву вернулись те, которые от рытья окопов не уклонялись. Всё, Москва стала резко иной. Поучительно, когда Сталин начал подготовку лучшей части москвичек к обороне города. 3 июля, то есть на 11 день войны Сталин произнёс незабываемую речь, которая стала днём рождения партизанского движения. 3 июля. А уже 4 июля, то есть на следующий день, из Москвы пошли первые эшелоны из москвичек в Орловскую область – на земляные оборонительные работы. В сборнике документов и мемуаров «Москва военная» приведены, среди прочего, воспоминания директора Московского текстильного института, которой как раз 4 июля и выехал из Москвы во главе 3 000 девушек – на те самые земляные работы в Орловскую область. Обучение поведению при воздушной тревоге, азы дисциплины, начальные представления об интересах коллектива. Ведь для студенток поначалу было совершенно недоступно, почему, если они группой в 15 человек первыми заняли большую комнату, то должны обменять её на маленькую комнату, которую вынужденно заняли 40 человек, пришедшие последними.

Абсолютно недоступно – ведь они пришли первыми. Наоборотничество студенток доходило до полного абсурда: скажем, предстояло совершить скрытый ночной переход, скрытый, потому что постоянно летали немецкие самолёты, но для этого ночного перехода немало девиц нарядились во всё белое – будто нарочно, чтобы привлечь внимание немецких лётчиков. 

Надо же, во всё время пребывания на земляных работах никогда не наряжались во всё белое, а как угроза бомбёжки – тут-то им и припёрло. Ничто так не облагораживает как тяжёлый физический труд, так что земляные с утра до ночи работы, периодический голод, немецкие самолёты, отсутствие объектов для блядок, а так же пинки от руководителя – и некоторая часть студенток стала менять в сторону человекоподобия. Ко времени второго генерального штурма Москвы в ноябре этим девушкам, в смысле лучшим из лучших, уже можно было доверить психоэнергетическое управление армейцами вблизи Москвы. Повторимся, подготовкой девушек для обороны Москвы Сталин занялся не позже 3 июля, дня знаменитой его речи. 
По поводу очищающей Москву паники 16 октября можно, само собой, вспомнить мемуары Шахурина, наркома авиационной промышленности, который пишет, что вечером 16 октября его вместе с Щербаковым, первым человеком по Москве, вызвали на квартиру Сталина. Их встретил совершенно спокойный Сталин и попросил их рассказать подробности этого дня. Шахурин с Щербаковым и пересказали все виденные им за день ужасы – как колхозницы вывешивали белые флаги, как рабочие разбивали склады предприятий добывали спирт и напивались до крайней степени свинства, как рабочие крушили станки, а школьники рвали учебники и крушили глобусы. На всё это Сталин спокойно сказал, что всё это ещё ничего. Что всё могло быть и хуже. И что надо завтра начинать организовывать в городе работу силами оставшихся в городе. На том и разошлись.

Во время очищения Москвы желательно было не просто выставить из города паникёров, но наиболее злокачественную часть паникёров вообще уничтожить. Надо же было позаботиться и о провинции – куда бы эти толпы паникёров хлынули.

Но внутренние враги это не только паникёры, но и вся 5-я колонна вообще. Паникёры это лишь часть 5-й колонны. Её сегмент. Паникёры, вообще говоря, опасней, чем открытые враги. Паникёр – это тот, который в обычной обстановке бьёт себя в грудь, что-де он любит Родину, готов за народ жизнь положить, с вражескими шпионами не сотрудничает, и действительно ведь, не сотрудничает – но в критический момент подведёт обязательно – потому как духовный враг. Поэтому паникёров на фронте расстреливали командиры и НКВД, а в Москве население в самые трудные дни взяло на себя функцию НКВД, и паникёров забивало насмерть самостоятельно. Частично пристреливало. То есть народные заставы можно прировнять к партизанским группам. 

Откровенные враги – это те, которые будучи, по своей психологической сути, паникёрами ещё и были на стороне гитлеровцев логически. Чуть ниже мы откровенных врагов будем называть первым батальоном 5-й колонны, а паникёров – 2-ым батальоном. Откровенные враги, хотя и гоняли истерики, но делали это дома, никуда из Москвы не бежали, а сидели по домам и ждали немцев, кое-кто и диверсиями тайно баловался. Этих-то как проявить? Способ есть. 

Аскетизм – это когда эволюционируешь к минимуму вокруг себя вещей. Соответственно, те, которые не аскеты – жадны, им нужно много вещей, в пределе – все шмотки мира. Проще говоря, откровенных врагов, ожидавших прихода немцев, выманили на то, что в рабочее время, когда на улицах занятых людей не было, открыли магазины со всякими по весу тяжёлыми товарами вроде ковров, люстр, мебели, тканей штуками, то есть рулонами. Та часть населения, которая или работала, или готовилась из города драпануть, никаких товаров из отверстых магазинов не брала, ведь и своего-то барахла вынести из города было не возможно. А вот желавшие остаться и встретить немцев, которые, понятно, на оборонных предприятиях не надрывались, ринулись растаскивать халяву. Можно не сомневаться, что поблизости от тех отверстых магазинов были начеку люди в штатском. Они незаметно прослеживали, на какие квартиры относили тяжёлые товары – вроде рулонов ткани. После 19 ноября всё было принесено назад, но вряд ли всем этим потаскунам этот возврат товаров помог оправдаться. Кроме того, от халявы башню сносит конкретно. Притащив домой ещё одну не нужную люстру, у халявщика возникало ощущение, что он везунчик, что ему всё нипочём, что ему ничего не будет, если он пойдёт на улицах голосить, что Гитлер – пушистик. И шли. Ну, этих расстреливали у ближайшей стенки.

Психологию паникёра полезно понимать. Можно, не разобравшись, подумать, что паникёр бежит от немцев, типа он наш, только испугался. Но это не так. Вот, скажем, окоп. Немцы начинают атаку. В некоторых окопах все стоят, замерев, даже не стреляют, пока немец не подойдёт, не пнёт сапогом в каску, дескать, вылезай строиться. Именно так описывали своё пленение многие пленные. А в других окопах при появлении немцев один главный паникёр первый выскакивал из окопа, а уж потом за ним валила толпа. Вопрос: а в чём разница? Средних паникёров пруд пруди, в каждом окопе полно. Почему из некоторых окопов не бегут, а сидят, замерев, как кролики перед удавом, – фашистам на удовольствие? А из других бегут? Разница в том, что в некоторых окопах посвящённые есть, а других их нет. Там, где посвящённые есть, при появлении опасности они консолидируются в коллективный разум, без слов и голосований выбирают меж собой главного, концентрируются на Верховного шамана, в тех условиях Сталина, создают светлую структуру. Вот этого образовавшегося коллективного разума и страшатся наоборотники – и у них начинается истерика. В точности так же, как у типичной бабы, которая начинает биться в истерике, когда к её мужу приходит его друг обсудить что-нибудь, даже нечто совсем простенькое вроде строительства забора. То есть порядок событий в окопе, где случились посвящённые: при появлении наступающих немцев посвящённые первым делом мобилизуются с образованием коллективного разума, и, как реакция на их мобилизацию, и начинается драп нулёвок, они же подкаблучники, они же маменькины сынки. Точно так же и в Москве 16 октября. Накануне, то есть 14 октября, из Москвы стали выходить колонны на строительство укреплений в непосредственной близости от Москвы. 450 000. 450 000! Такого количества не выходило никогда. По 80 000, бывало, выходили. Но чтобы 450 000? Да ещё работали в непосредственной близости от Москвы! Да ещё многие уже с опытом предыдущих волн внутренней мобилизации на строительстве оборонительных сооружений – это облегчало задачу внутренней мобилизации в этой волне. Такой внутренней мобилизации ещё не было никогда.

Для наоборотников из Москвы подобное – сущий кошмар. Сталин этот для наоборотников кошмар усилил ещё и тем, что партизан, которых собирали в Москву в ОМСБОН спецрейсами самолётов, он переместил в центр Москвы. Понятно, что перемещение партизан именно в центр Москвы, а не в гущу боя, казалось бы, никак не способствовало обороне на дальних подступах – зато способствовало желанию паникёров выскочить из Москвы вон. Уклонявшимся от работ по обороне города стало совсем невмоготу. Чтобы броситься вон из города, им надо было только повод подать. Дать отмашку. И по приказу Сталина 16 октября отмашка была дана. И гады стали из Москвы улепётывать... (Отрывок)

https://vimeo.com/106593834