О чем нельзя было говорить в СССР


Конституционно поменять советскую власть было нельзя. Можно – только антиконституционно. То есть экстремистски. Антисоветизм был экстремизмом. И как таковой строжайше преследовался. А любая критика была клеветой. Ее так и называли – "клеветой на советский строй". Клеветать было нельзя. И экстремистом быть было нельзя и подавно.

О чем нельзя говорить сегодня? Ну, о смене власти, понятно, нельзя. На выборах ее не сменить, а остальное – экстремизм.

Критиковать отдельных должностных лиц, если они занимают достаточно высокое положение, - это клевета, если нет приговора суда, объявившего должностное лицо преступником. Ну, а как суд может объявить преступником высокое должностное лицо. От него, от суда в этом случае просто ничего не останется. Судьи, они ведь тоже люди, тоже жить хотят.

Ну, а если не отдельное лицо критиковать, а систему в целом? Это можно? Нет, и в целом нельзя. Это разжигание. Либо национальной, либо социальной. "Немытая Россия" – это разжигание национальной. "Вы, жадною толпой стоящие у трона" – социальной. Вот "укры", "хачи", "грызуны", "жиды", "чурки", "звери" – это не разжигание. Это, как бы сказать, патриотизм.

Ну, а там, где невозможно привязать ни экстремизм, ни клевету, ни разжигание, можно просто набрать главного редактора и спокойно так, мягко, исключительно по-дружески объяснить ему: "Ну, ты ж понимаешь, старик – это не моя прихоть. Но – нельзя. А то... Ну, ты ж понимаешь...". У нас этот язык не забылся. Да и с чего бы? Времени-то прошло всего ничего...

Всё это в истории России было. И не раз. Было в советское время. Было и в царское. Устои старались охранять себя как могли.

Всегда с одним и тем же результатом: чем старательней охраняли, тем сильнее разжигали к себе ненависть. По социальному признаку. В точном соответствии со статьей УК. Можно было бы, казалось, чему-то научиться. Ведь не очень сложная вещь. Добиться единства слов можно. Единства мысли – невозможно. Нельзя запретить думать "неправильно". Ну, а раз нельзя, то эта "неправильная" мысль, когда она точно, или пусть даже только приблизительно, описывает реальность, всё равно будет распространяться. И, чем мысль точнее, тем быстрее она будет овладевать массой и станоиться материальной силой.

Уж, казалось, кого угодно можно было бы научить. Но оказывается – не кого угодно. Оказывается, есть и такие люди (не воспримите как клевету или разжигание), которым грабли сколько раз ни будут бить по лбу, все равно будут надеяться, что сейчас-то, на этот вот раз обойдется.

Так что мы снова входим в зону молчания. Насколько оно будет глухим сегодня, в век интернета – сказать трудно. Как далеко решит заехать машина подавления, неизвестно. Там, вообще, не очень понятно, что творится в головах шоферов и прочих штурманов. Но, куда ведет эта дорога, известно хорошо. И что в этом месте, куда она ведет, нет ничего хорошего, тоже известно.

Но это всё не слишком интересно. Интересно, другое. Как организовывать распространение информации без средств массовой информации?

Когда есть вопрос, где-то рядом обязательно должен быть и ответ. В данном случае этот ответ такой – нужны новые СМИ. Малотиражные, но сетевые, сплетенные в большую сеть – по принципу напоминающие распространение слухов. Чем быстрее такие СМИ появятся, тем быстрее мы станем информационно независимы. И тогда, нехай закрывают.