А паразиты — навсегда! (Опыт рецензии)

М. Восленский. НОМЕНКЛАТУРА.

Фрагменты книги.

«Новый мир», № 6, 1992(?) г.

Жанр этого художественного произведения, выполненного в форме социологического исследования, я определил бы так: «Мистическая поэма в прозе с элементами статистики». Мифообразующая идея поэта М. Восленского проста, как все мифообразующие идеи, и сводится, по сути, к следующему.

Партийно-советская номенклатура есть не что иное, как общественный класс в марксовом понимании этого термина — класс, нечувствительно порождённый деятельностью революционеров-ленин­цев, пришедших к власти, а потом вполне осознанно узаконенный и оформленный организационно Сталиным, каковое узаконение и оформление сопровождалось целенаправленным умерщвлением победивших большевиков, чей радужный сон породил чудовище. Дитя, зачатое, как водится, в любви (вселенской любви ко всему трудовому народу), по­жрало своих родителей и вотиранилось над миром.

За пределами формулы остаются многие нюансы, воспетые в поэме, но главное, как мне кажется, я уловил: именно бессознательное продвижение мечтателей к власти (а им самим казалось, что — к мечте) обусловило сознательную жестокость и практическую мизантропию новоявленного класса номенклатурщиков.

Простенькая схема богато проиллюстрирована элементами статистики — наподобие того, как Младшая Эдда иллюстрировалась описанием сокровищ, хранимых Нибелунгами, Илиада — списком кораблей, а Книга Бытия — подробным перечнем Адамовых потомков.

Но мифообразующая схема, даже с элементами статистики — ещё не миф. Для мифа нужен персонаж, олицетворяющий силы Добра или Зла и обладающий некими надчеловеческими качествами: Бог, Дьявол, Герой... Нужна расстановка сил. Нужен сюжет, или хотя бы ситуация, несущая мощный эмоциональный заряд... И миф — стержневой элемент мистической поэмы — был создан.

Номенклатура — это, по М. Восленскому, уже не просто класс, и даже не просто господ­ствующий класс, но класс замкнутый и, в силу своей замкнутости, неуязвимый. Олицетворен­ное засекреченное зло, гнетущее многострада­льную Русь и примкнувшие к ней народы.

Из предположения о замкнутости номенклатуры как класса логически вытекает мысль о наличии у неё всех атрибутов тайной организации, таких, как: секретные списки, многоступенчатые обряды посвящения, внутренние ранги, не обязательно совпадающие с официальными должностями... Доказательствами служат несколько «типичных» для номенклатуры карьер и биографий — большей частью безымянных, но воспетых на высокой эмоциональной ноте.

Наличие атрибутов, которое теперь считается доказанным, в свою очередь позволяет сделать логический вывод о замкнутости номенклатуры как класса и уравнять её в мистическом всесилии с тайными организациями вроде Союза Девяти или масонских лож...

Впрочем, такой закольцованной логикой страдают почти все мистические построения, в особенности — всеобъемлющие.

И вот тут, когда логика наконец-то ухватила себя за хвост, и начинается самый смак. В сознании читателя рисуется чудище обло, огромно, стозевно и неуязвимо, состоящее при всём при том вроде бы из людей, ничем не отличимых от обыкновенных (т. е. , и от самого читателя!), и либо прорастающее в человеке изнутри, либо внешним образом уязвляющее всех, чьи души оно ещё не пожрало.

Ужасно то, что чудище не отпускает никого из тех, кто однажды стал его составной частью: для посвященных нет пути назад, «за­чис­лен­ный в номенклатуру остаётся в ней навечно».

Но ещё больший, бесконечно больший ужас заключается в том, что чудище отнюдь не собирается пожрать все души, укорениться в каждом из нас. Оно разумно нечеловеческим разумом и не желает уподобиться безмысленному вирусу, убивающему слишком много клеток организма, на котором он паразитирует, и тем самым обрекающему себя на голодную смерть. Наоборот: сей социальный вирус намерен вечно иметь при себе, в сфере своей мирской и мистической власти, самых обычных людей — либо в качестве питательной среды для собственного воспроизводства (ря­до­вые члены партии, не вошедшие в номенклатуру), либо как рабов, не подозревающих о своём рабском статусе (беспар­тийные). Вот она, самая страшная тайна «класса деклассированных», изобличённого автором!

Поэма производит неизгладимое впечатление. Она красива мрачной красотой, очарованием безысходности.

Мне представляется очевидным, что мифообразующая схема «Номенклатуры» была порождена тоской по пониманию, ибо, как всё, рождённое тоской по пониманию, эта схема слишком проста и слишком всеобъемлюща, чтобы объективно отражать действительность. Опровергнуть её невозможно, как невозможно (да и незачем) опровергать любую из теорий, постулирующих бытие Дьявола, каковой постулат автоматически переводит их из разряда науки в разряд искусства.

Мистическую поэму М. Восленского «Но­менклатура» я ставлю в один ряд с такими вещами, как: «Паразиты мозга» Уилсона, «Про­токолы сионских мудрецов» (авторство считается не установленным), «Замок» Кафки, «Ку­к­ловоды» Хайнлайна, «Антихристианин» Ниц­ше. Где-то рядом с этим рядом — «Бесы» Достоевского.

«1984» Оруэлла — совсем из другого ряда, более тяготеющего к социологии, чем к поэ­зии.