Самая сытая революция или Приматы майдана

Неизвестные шутники из нашего кинопроката взяли да и свели в украинской киноафише конца июля фильмы «Майдан» Сергея Лозницы и «Планета обезьян. Революция» (Dawn of the Planet of the Apes) Мэтта Ривза. Ничего. Обе картины, по-моему, сделаны отлично, и обе, думаю, достойны просмотра. Тем более что образы двух «революций», репертуарно поданные встык, будто сами собой напрашиваются на некоторые поучительные сопоставления и актуальные выводы.

Никаких натяжек! Внимательного зрителя к параллелям подтолкнут уже первые изобразительные детали из фантастичной «Планеты обезьян». Здесь в монтажном прологе о глобальном крушении цивилизации от «обезьяньего гриппа» можно будет углядеть самый натуральный... флаг Украины, а потом мелькнут и кадры полыхающей киевской площади. И визуальные и смысловые аналогии будут только множиться. Будто наша нынешняя нон-стоп-заваруха напрямую передала эстафету гипотетическому бунту разумных шимпанзе из голливудской антиутопии. Или наоборот.

Однако главное сходство «революционных эпопей» — в авторских месседжах. Оба режиссера безоговорочно симпатизируют своим «революционерам» и стараются передать это чувство зрителям. Даром что в одном случае речь идет всего лишь о сообразительных человекообразных. Еще более значимо, что в обеих лентах речь идет о массовых движениях, мотивированных не столько политически или экономически, сколько нравственно. Ведь если приматом украинской «революції гідності» принято считать борьбу народа за собственное достоинство, то в новом американском фэнтези бунт сверхразумных приматов произойдет... ровно на том же основании. Только вместо межнациональной розни тут будет фигурировать межвидовая. Мол, «хто не скаче, той сапієнс».

Симфония коллективного безумия

Пламенный революционер с майдана планеты обезьян. Кадр из фильма

Мне довелось увидеть названные премьеры не в последовательности Дарвиновой теории происхождения видов, а наоборот. Сначала в Киеве вышел в прокат уже знаменитый после майской премьеры в Каннах «Майдан» Сергея Лозницы. Фильм в самом деле интересный и необычный. Неожиданно актуальная кинохроника оказалась аранжированной по законам настоящего артхауса. Здесь успешно соединены достоинства отличной документалистики и изысканного художества.

В «Майдане» мы наконец-то мы увидим документальные съемки известных киевских событий без назойливого закадрового голоса некоего комментатора. Не будет тут и лобовых монтажных стыков, навязывающих публике те или иные политические и эмоциональные трактовки происходящего на экране. Фильм снят долгими план-эпизодами и преимущественно общими планами, что позволяет майдану самому говорить о себе и придает всему действию эпическое измерение.

«Если смотреть на жизнь в упор и достаточно долго, то она сама выдаст все свои тайны», — примерно так определял главное достоинство кинодокументалистики один из ее отцов-основателей Джон Грирсон. Вот и Сергей Лозница, начинавший карьеру как талантливый документалист, хорошо чувствует свидетельскую силу долгих неразрезанных кадров, на которых он строит свой 131-минутный «Майдан». И наша глобалистичная буча впрямь начнет говорить сама за себя. И проговариваться тоже. Будьте внимательны!

Чья первая кровь?

Так, однажды в кадре вы увидите, как зоркая и цепкая камера оператора Сергея Стеценко запечатлеет то, чего вы, небось, еще нигде не видели и что опровергает официальную версию последовательности событий в нынешней революции. В «Майдане» Лозницы мы увидим, что первый выстрел по человеку был сделан вовсе не из рядов «Беркута», а напротив, по ним. В одном эпизоде показано, как группа спецназовцев по крышам пробирается на позицию где-то в районе улицы Городецкого. Раздастся выстрел, одна фигурка как скошенная упадет и товарищи оттянут раненого(?) в сторону. И только потом по ходу событий в фильме возникнет тема гибели первого протестанта — Сергея Нигояна. Похоже на сенсацию, которая радикально меняет местами предполагаемых преступников и их жертв.

Но в том-то и дело, что режиссера Лозницу в «Майдане», как мне показалось, совершенно не интересуют ни политические смыслы происходящего, ни какие-либо нравственные оценки, ни даже глубинная суть всего события. Похоже, режиссер занят только одним — превращением броуновского движения толп на майдане в причудливую динамическую композицию, лишенную конкретного смысла. Будто динамика, ритмы и пластика майдана — все, а смыслы, разумность и добродетели — ничто.

Ну не законопослушная «Эвропа» же в самом деле была целью «еврореволюции», живьем сжигавшей полицейских?! Тем более что сами инициаторы евромайдана вскоре начисто забыли, с чего и ради чего начинали свою акцию, и стали спешно искать для нее хоть какую-нибудь сверхзадачу. Например, ударились в гротескное просветительство и стали на морозе читать разношерстной толпе курс разных лекций...

Впрочем, ни горящих спецназовцев, ни самосудов над «титушками» в фильме как бы объективного автора-художника Сергея Лозницы, понятно, не будет. В реальности это существовало и попало на телеэкраны, а вот в «Майдане» опущено. Или дано в намеках. Например, однажды мы увидим долгую череду «титушек» с востока, которую активисты майдана гонят сквозь радостную толпу. Будто прообраз грядущей гражданской войны — гадкого утенка, вылупившегося из как бы невинного поначалу бунта «детей».

На пресс-конференции после просмотра спецкор «2000», обращаясь к автору, высоко оценил его попытку «симфонизировать» майдан и поинтересовался, почему в фильме так много умолчаний о несомненно негативных его сторонах. Например, по времени щедро показаны те, кто готовит и мечет «коктейли Молотова», но решительно проигнорированы цели этого огнеметания — живые люди, которые потом горят. Режиссер простодушно объяснил такую субъективную избирательность своим священным авторским правом показывать только то, что его лично интересует и волнует. Не поспоришь. Остается только по заветам классика судить об искусстве по его собственным законам. В данном случае это значит извлекать смыслы из того, что сам автор посчитал (не)важным.

Лозница в панораме майдана видимым образом отнюдь не преувеличивает коллективную осмысленность происходящего и не навязывает этому свои собственные смыслы. Автор подает майдан как самоцельное площадное действо. Четко организованное и привольно хаотичное одновременно. Поначалу карнавально веселое, потом патетически трагичное.

По Лознице — майдан эволюционировал от впечатляющей массовки с даровыми кормежкой, проживанием и «концертной» частью. Лозница по фильму и в прямых высказываниях полагает, что именно на майдане, в коллективной скандежке и песнопениях украинская нация наконец-то родилась. Этой версии многое можно аргументированно противопоставить. Например, признак ли то единой нации — способность в унисон скандировать и петь одно и то же?

Тем не менее на фоне гигантского потока грубо пропагандистского видео про нашу «еврореволюцию» эта особенность картины — явное безразличие автора к политическим подоплекам показываемого реального события — кажется скорее достоинством работы, чем ее недостатком. Просто, как оказалось, на кино Лозницы вдумчивому зрителю смыслы нужно приносить с собой.

Другое дело, что, как известно, режиссер для экстренных съемок «Майдана» прервал работу над тоже эпическим проектом «Бабий Яр» и намерен к нему вернуться. Вот заранее и тревожит подозрение: а не собирается ли Лозница и массовую трагедию Бабьего Яра показать в аналогичном, апробированном только что в «Майдане» ключе, — как безоценочную «симфонию» разнонаправленных динамик? Как гигантский флешмоб, но еще более бессмысленный и беспощадный.

All inclusive — национальная мечта?

В первой половине «Майдана» много времени уделено показу быта майдановцев: еда, ночлег, «самодеятельность». Особенно детализирован массовый общепит революции. Мы подробно рассмотрим огромный холл захваченной повстанцами мэрии. Длинные ряды столов, на которых волонтеры готовят тысячи бутербродов и стаканчиков с чаем. И в пресс-материалах режиссер особо оговаривает эту тему: «Наверное, это была самая сытая революция в истории. Полевые кухни работали круглосуточно, волонтеры и обычные киевляне приносили тонны еды и домашних заготовок, чтобы накормить всех — они не спрашивали, поддерживаете ли вы оппозицию или режим Януковича. Кормили всех досыта...»

Согласен с автором — это очень важная для Украины тема, достойная особого осмысления в контексте Майдана-2. Особенно в связи с Майданом-1, победитель которого, Виктор Ющенко, был воистину зациклен на противоположной экстреме того же «пищевого» ряда — теме голодомора. В таком ряду созданный Лозницей образ евромайдана как «сытой революции» на самом деле очень многое объясняет.

Например, на уровне отдельных деталей из хроники майдана становятся понятными подспудные причины знаменитого визита ко вполне сытым повстанцам г-жи Нуланд с ее сладкими коврижками для украинцев за их «правильный» геополитический выбор. Настоящий политический триумф нобелевского гения, академика Ивана Петровича Павлова! Видимо, отталкиваясь от его теории регуляции пищеварения, госдеп имел в виду создать устойчивую рефлекторную связь между политическими решениями целой страны и процессом выделения желудочного сока у ее граждан. Благодаря ТВ психофизиология этой связи через майдан была предъявлена всей Украине: будете хорошо себя вести — получите корм, не будете паиньками (как позже было продемонстрировано другим народам) — получите удар током.

Санкциями.

Я не уверен, что и сам г-н Лозница свой фильм про майдан создал вне какой-либо зависимости от сигнальной лампочки, вызывающей по чьей-то чужой воле процесс слюноотделения. Но какая разница? Кино-то получилось отличное! А выпустив в мир запечатленную в кинодокументе реальность, художник дал жизни шанс самой объяснять себя. Например, теперь еще более, чем раньше, очевидно, что наша страна на майдане была устремлена именно в «желудочную Европу», а не в какую-либо иную. Небось, потому так неохотно, с боями и расходились недавно «с революции» последние повстанцы.

Национальная мечта — пищевой коммунизм all inclusive? Жаль. Ибо, как известно, сто лет тому назад великий реформатор украинского театра Лесь Курбас звал Украину все-таки в другую, в «психологическую Европу». Понимаю, для одних эдакая эволюция целей — знак прогресса, для иных — свидетельство деградации. И вот тут уместно обратиться к голливудской «Планете обезьян», которая зрелищно и убедительно повествует о «революции» как ситуации, которая в равной мере может быть как свидетельством очеловечивания человекообразных, так и их возвращения в сугубо животное состояние.

Чума из колбы USA

Никогда мы не будем братьями?! Гарри Олдман (слева) и Энди Серкис в фильме Мэтта Ривза

Новая голливудская премьера в оригинале называется Dawn of the Planet of the Apes («Рассвет планеты обезьян»). Такой титул на любом языке звучит, по-моему, весьма коряво как по форме, так и по смыслу. Это сиквел фильма, который появился 3 года назад и назывался «Восстание планеты обезьян» (Rise of the Planet of the Apes). Тогда режиссер Руперт Уайт положил начало всей этой истории с концом человечества на почве «обезьянчества». Перед просмотром нынешнего сиквела советую посмотреть в сети и первую часть «Планеты». Так вы не только лучше поймете новую картину, но и уясните неслучайность сходств этого американского кино с украинской действительностью.

В самой завязке общего сюжета молодой ученый-генетик в поисках лекарства для отца, деградирующего от болезни Альцгеймера, находит-таки чудодейственное средство. Родитель спасен и возвращается к активной умственной работе, но и подопытный шимпанзе Цезарь неожиданно начинает не по дням, а по часам умнеть, по-человечьи говорить и вообще очеловечиваться, из обезьяны превращаться в «обезьянина». А когда умный примат замечает, что его везде водят на поводке, как все люди водят своих домашних собак, он обижается. У примата по базовой конституции, но человека по разуму появляется чувство собственного достоинства. А раз так — бунт неизбежен. Прокатный слоган первой части «Планеты»: «Эволюция становится революцией».

И вот Цезарь в обезьяньем вольере начинает группировать вокруг себя других соплеменников и возглавляет восстание приматов против людей. Под девизом: «Когда нас много, мы непобедимы!» Что в переводе на язык майдана-1 звучит в точности так: «Разом нас багато — нас не подолати!» Восставшие «обезьяне» формулируют свой кодекс поведения, куда войдут разные жизненные приматы приматов. Например: «Обезьяны лучше людей». Или: «Обезьяна обезьяну никогда не убьет». Еще: «Обезьяна всегда ищет крепкую ветку» и т. п.

На этом закончится первая часть «Планеты», а в нынешнем продолжении выяснится, что мир уже лет 10 как разрушен эпидемией смертельного «обезьяньего гриппа». Бывший Сан-Франциско в руинах, где ютятся последние выжившие люди. А в пригородных лесах поселилось племя Цезаря, ставшего вождем нового народа. И оба сообщества человекообразных презирают и боятся друг друга. Зреет их «гражданская война». И кровавые стычки уже начали происходить.

«Никогда мы не будем братьями, ни по родине, ни по матери...» — не правда ли — этот идейный примат нам знаком? Такой же есть и у героев «Планеты»: «Обезьяны обязаны ненавидеть людей» — такова исходная программная идея у предводителя обезьяньих радикалов-националистов по «сталинской» кличке Коба. Обезьяне-боевики вооружаются огнестрельным оружием, и война таки разгорится.

Ибо радикалы среди людей по убеждениям ничуть не лучше своих шерстистых оппонентов. Агрессивно-безжалостные «наши» настаивают на полном истреблении враждебных «животных», ибо те априори сильнее людей, потому что им не нужны ни отопление, ни одежда, ни душ... Как тут мгновенно не вспомнить совсем свежие правительственные сообщения о понижении коммунальных стандартов в нашей стране! Только теперь, после сеанса «Планеты», многим станет ясно: все это во имя «нашей» с вами победы...

Вот от таких параллелей украинский зритель и будет, небось, не раз невольно вздрагивать, наблюдая, как и та «революция достоинства» неотвратимо превращается в войну на полное взаимоуничтожение живых и якобы мыслящих особей. Увы, основоположник обезьяньего царства мудрый Цезарь тоже станет жертвой общего настроя своего стада и отдаст команду о начале боевых действий. Остальное нам известно по собственному опыту...

Кодексы дикости и человечности

И будет низвергнут умеренный Цезарь, а воцарится беспощадный Коба. И будет предана огню только-только заработавшая электростанция. И т. д., и т. п. Пока в нелживом уме самой порядочной обезьяны не вызреет простая и понятная новая мысль: «Они, как мы, хотят не войны, а выжить». И приматам, как и людям, станет жаль чужих ни в чем не повинных детенышей, как своих собственных. А в своих грехах мыслящий примат Цезарь раскается с не меньшей страстью, чем он раньше обвинял весь род людской в его преступлениях.

...И подадут друг другу руки кровные, казалось бы, враги и обнимутся как не только мыслящие, но и разумные Божьи твари. Как дети народов-братьев.

Такая вот получилась голливудская фантастика. Не потому фантастичная, что пока нет средства превратить животное в человека, а потому, что подвиг раскаяния в личных грехах, недоступный иным политикам, здесь совершается обезьяной. Пусть и очень умной. Зато обратное — инволюция от респектабельного господина до политического шимпанзе — «нашим» слишком легко доступно и широко распространено. Даром, что уже вполне ясно — «коктейль Молотова», полгода тому назад бессердечно брошенный в «беркутовца», теперь может долететь до ни в чем не повинного и совсем постороннего «Боинга 777».

«Семя — не цветок, но в нем есть неизбежность цветка», — сказал как-то Тагор. А Сергей Лозница мастерски «симфонизировал» майдан, но умом его понять не смог. Или не захотел. А ведь уже там и тогда, на поглощающей даровые бутерброды и «печеньки», братающейся со «своими» и побивающей «чужих», клянущей «жидов» и «москалей», скандирующей We love USA!, распевающей гимн и погребальные напевы центральной площади большой страны было видно, что все это чревато большой кровью и большой бедой. Так и вышло: Майдан породил Войну...

Более простая по языку «Планета обезьян» мне мила больше, чем «Майдан», но не только блистательной игрой актеров-людей, преобразившихся без видимых зазоров в персонажей-приматов. Фильм Ривза указывает украинцу самую главную, на мой взгляд, истину текущего момента: «На себя оборотися, синку! Який же ти смішний! А ще надто лукавий...» Увы, органические дифициты человекообразия избытком племенного «патриотизма» не возместить.

А на экране как в человеко-, так и в обезьянообразии был воистину блистателен Энди Серкис в роли Цезаря. В финале он в упор смотрит на зрителя и раскаивается в своем смертном грехе — развязывании войны. Это почти буквальная цитата из финала еще одного революционного эпоса. В «Стачке» (1924) Сергея Эйзенштейна режиссер в кульминации кровопролитного разгона рабочих впервые в кино проламывал стену между зрелищем и публикой точно так же — прямым визуальным призывом. Тот кадр сам режиссер условно обозначил как «глаза Совести».

Конечно, интересно видеть в сегодняшнем голливудском блокбастере столь прямое заимствование из советской классики. Но разве тут до подобных формальных наблюдений? Гораздо важнее прямой и актуальный нравственный запрос автора «Планеты»: «А хватит ли у вас духу, человеки, на покаяние? На работу совести? Чтобы спасти своих детей и самих себя?»

Думаю, Украины этот сакраментальный вопрос касается напрямую. И не только гротескного «обезьянника» нашей отечественной политики, но и каждого гражданина, размышляющего об истоках и перспективах уже идущей гражданской войны. Способен ли Майдан-2, столь органично породивший Войну, не только на самовосхваление, но и, напротив, на покаяние?

А без того, как показал опыт Мэтта Ривза «на обезьянах», не видать Украине мира. Да и не будет она того стоить без подвига исповеди и покаяния. Ибо приматы миролюбия и милосердия — привилегия лишь людей. Человекообразие же — вовсе не анатомическая данность для всех, но результат достаточного внутреннего развития отдельных индивидов.

А еще опыт «Планеты обезьян» — пусть для нас и запоздало — предостерегает: нет хуже примата, чем тот, что вооружен не только посконной животной ненавистью к «другому», но еще и современным оружием.