Как Гитлер объявил о давно запланированной войне

«Я принял решение еще весной». 22 августа 1939 года немецкий диктатор собрал высокопоставленных немецких военных и объявил, чего он от них ждет.

Приказ был своенравный. Около 40 военных вермахта самого высокого ранга в первой половине дня 22 августа 1939 года должны были прибыть в гражданском в резиденцию «фюрера и рейхсканцлера» в Баварских Альпах.

Рабочая встреча с главой государства в темном костюме? Для гордых военных сухопутных войск, люфтваффе и военно-морского флота это было испытание. Проблемы это не составило разве что министру авиации, генерал-фельдмаршалу Герману Герингу (Hermann Göring), который явился в охотничьем костюме с широкими штанами.

Когда генералы и адмиралы собрались в большом зале резиденции Бергхоф, разместились на стульях в четыре ряда, к ним вышел Гитлер в форме НСДАП. С собой у него была только маленькая бумажка, не было подготовленной речи. Он положил руку на концертный рояль и начал свою речь.

Решающий момент

Как следовало из указания руководства, на заседании не было стенографиста. Однако, по крайней мере, несколько офицеров делали записи. Потому что всем присутствовавшим было понятно — они переживают решающий момент в истории. Гитлер рассказывал им о своем плане войны. «Я позвал вас, чтобы обрисовать политическую картину, — начал он, — чтобы вы могли полнее оценить факторы, на которых я основываю свое решение действовать, а также для того, чтобы вселить в вас большую уверенность».

По его словам, «конфликт с Польшей был неизбежен». «Я принял решение еще весной». Но он планировал «лишь через несколько лет повернуть оружие на Запад, и лишь потом — на Восток. Но последовательность нельзя установить».

Игра ва-банк

Ситуацию на мировой политической арене, сложившуюся в конце лета 1939 года, Гитлер охарактеризовал как «благоприятную». В Средиземноморье соперничают Италия, Франция и Великобритания, в Восточной Азии умы западных держав занимает Япония, а на Востоке царит напряжение. Чтобы воспользоваться этим моментом, нужны были «железные нервы» и «железная решимость».

Это была игра ва-банк. Гитлер говорил: «У Запада есть только две возможности борьбы против нас.

Во-первых, блокада — она не будет эффективной из-за нашей самообеспеченности и наличия у нас источников снабжения на Востоке. Во-вторых — нападение на Западе от линии Мажино — этот вариант я считаю маловероятным». Но абсолютно уверенным он быть не мог.

После дальнейших разъяснений о предстоящем заключении пакта о ненападении с Советским Союзом, Гитлер сказал: «Это большая цель, которая требует большого участия. Я только боюсь, что в последний момент какая-нибудь грязная собака предложит мне план посредничества».

Он намекал на то, что случилось в 1938 году: тогда войска вермахта были готовы вторгнуться в Чехословакию, но в последнюю минуту итальянский диктатор Бенито Муссолини (Benito Mussolini) вынудил своего союзника созвать Мюнхенскую конференцию.

Семь записей

Речь Гитлера была зафиксирована, по крайней мере, в семи записях, но они сильно отличались друг от друга, как, например, когда показания дают разные свидетели. Кроме того, позднее появилось еще несколько показаний участников конференции.

В любом случае, основные моменты всех записей были одинаковыми, будь то в версии, записанной предположительно начальником службы военной разведки и контрразведки, адмиралом Вильгельмом Канарисом (Wilhelm Canaris), главой генштаба Францем Хальдером (Franz Halder) или адмиралом Германом Бёмом (Hermann Boehm).

Содержание речи Гитлера не осталось в секрете. Уже через два дня текст записей в еще более «заостренном» варианте оказался в руках американского корреспондента Луи П. Локнера (Louis P. Lochner), который его передал далее в посольство.

Страх дипломата

Журналист отправился вначале в американское посольство, но сотрудник дипломатического ведомства Александр К. Кирк (Alexander C. Kirk) не взял бумагу со словами «Это бомба, я не хочу дотрагиваться до этого!». Тогда Локнер пошел к британскому послу, который затем отправил текст в оригинале и с переводом (разумеется, в зашифровке) в Лондон. Записи вызвали самые худшие опасения премьер-министра Невиля Чемберлена (Neville Chamberlain) — Гитлер хотел войны, любой ценой и без оглядки на риск.