Выход из противостояния

Наука и культура в условиях запрета на частную инициативу, несвободы, секретности, тотальной слежки всегда развиваются плохо и большей частью в противодействии режиму. В СССР отсеченность страны железным занавесом от остального мира довершала дело: и интеллектуально, и хозяйственно Советский Союз и его сателлиты все больше отставали от Запада, который в 1960-е гг. входил в эпоху информационных технологий и развивался стремительно.

Всё больше правители СССР были вынуждены откупаться от подвластного народа продуктами и товарами, которые за нефть и золото приобретали на том же Западе или методом неэквивалентного обмена отбирали у восточноевропейских сателлитов. Падение мировых цен на нефть и новый виток военного соперничества с США обрушили советскую экономику в 1980-е гг. Стены крепости стали давать трещины, башни цитадели — рассыпаться.

Юрий Андропов и его соратники в КГБ додумались до смены идеологии осажденной крепости — от всем надоевшего марксизма-ленинизма они захотели перейти к русскому национализму. Так предполагали укрепить рассыпающиеся стены, мобилизовать народ. Провальный проект — в отрыве от мира, от современных технологий, от свободной самодеятельности человека даже самая тонкая идеология сможет объединить людей только на короткое время. А потом падение будет еще болезненней, дно — еще глубже. Но опыт Андропова не осуществился — экспериментатор умер, его соратники власть не удержали.

Новый молодой лидер СССР Михаил Горбачев после некоторых колебаний, думаю, более интуитивно, нежели сознательно, избрал совершенно иной выход. Выход тем более гениальный, что он соединил в себе традиционную русскую дореволюционную международную политику интеграции в международные союзы с новейшей, после 1945 г. созданной Западом системой политического и экономического единения.

Дело в том, что опыт двух мировых войн был совершенно по-разному осмыслен западными союзниками по антигитлеровской коалиции и СССР. Если СССР с особой тщательностью стал с 1945 г. отстраивать крепость, в которой держал и свой народ, и народы своих сателлитов в противостоянии остальному миру, то Запад впервые воплотил в жизнь всеобщий интеграционный проект. Конечно, интеграции способствовала и разрушенность послевоенной Европы, и боязнь советской крепости, но проект успешно осуществился. Вся почти несоветская Европа добровольно объединилась в один военный союз с США и Канадой — НАТО — и всё более интегрировалась экономически сначала в плане Маршалла, затем в Союзе угля и стали, после — в Европейском общем рынке и, наконец, в Европейском союзе. Новостью этой интеграции, опять же во многом вызванной противостоянием с СССР, было то, что вчерашние победители и побежденные были вместе — антигитлеровская коалиция за вычетом СССР растворилась в НАТО и в плане Маршалла и в результате, постепенно преодолевая психологические отторжения, Германия и Италия стали вполне равноправными членами этих союзов наравне с Британией, Францией, Бельгией. Единению вчерашних победителей и побежденных очень способствовало то, что в 1945 г. в Западной Европе в отличие от Восточной Европы не была изменена ни одна государственная граница, победители не отобрали у побежденных ни пяди земли. Не истощались побежденные и репарациями. Напротив, их народное хозяйство восстанавливалось существенными вливаниями американской помощи, которая равно предоставлялась и вчерашним противникам, и вчерашним союзникам по антигитлеровской коалиции.

Впрочем, в новых западных союзах была одна существенная особенность — в них принимали народы с разным прошлым, но стремящиеся к одному будущему. Неукоснительное соблюдение принципов демократии, гражданских свобод, прав человека, независимости судопроизводства были обязательным требованием, без которого в объединенный европейский мир не допускали. Германия обязательно должна была денацифицироваться, Италия — дефашизироваться. Испании пришлось ждать ухода каудильо Франко, Португалии — Салазара, Греции — режима черных полковников.

Советский генсек Горбачев принял решение интегрировать СССР в этот западный мир и не препятствовать странам советского блока войти в него. «Общеевропейский дом» от Лиссабона до Владивостока — таков был принцип этого невероятного проекта. Далеко не все и на Западе восприняли его серьезно, а в СССР — почти никто. Принцип осажденной крепости так глубоко был вбит в сознание и советских лидеров, и советских обывателей, что в России Горбачева сочли предателем, изменником, агентом ЦРУ.

Запад отметил вклад Горбачева в создание нового мира Нобелевской премией. Русское общество наградило его забвением и презрением.

А между тем альтернативы интеграции практически не было. Это прекрасно понимал и Ельцин, свергнувший Горбачева в августе 1991 г., и Путин, наследовавший Ельцину в 2000 г. Люди лично совершенно разной культуры, разного, но равно советского прошлого — партийные выдвиженцы Горбачев и Ельцин, старший офицер КГБ Путин — все они понимали, что будущее России не в противостоянии Западу, но в интеграции с ним. При Ельцине происходила быстрая интеграция России в западную финансовую систему, при Путине был даже провозглашен лозунг: Россия должна вслед за странами Восточной Европы войти в НАТО, расширив этот оборонный альянс до всего Северного полушария — от Ванкувера через Москву до Владивостока и Токио.

Беда заключалась в том, что ни один советский лидер не понимал до конца, что эта политическая, экономическая и военная интеграция может быть только результатом внутреннего преобразования российского общества. Из авторитарного и олигархического, чуждого демократии, хозяйственно непрозрачного, с неизжитым тоталитарным советским прошлым оно должно стать соизмеримым со странами Западной Европы в принятии демократических ценностей и гражданских свобод. В «сущем сане» фактической совковости никто Россию в Европу не собирался принимать и не принял бы. Такая полусоветская Россия для Европы крайне опасна. Ведь еще сравнительно недавно в самой Западной Европе были сильны авторитарные и тоталитарные режимы: нацистский, фашистский, франкистский. И авторитарная олигархическая Россия может стать точкой кристаллизации для маргинальных, но не изжитых вовсе Европой антилиберальных сил.

Но уничтожившая много десятилетий назад свой европейский ведущий слой, сама Россия не понимала причины инаковости от Европы и объясняла эту инаковость не приобретенным культурным примитивизмом, а цивилизационной особенностью, с которой, понятно, ничего не поделаешь. «Мы — особая русская (вариант — евразийская) цивилизация!», «у нас особый строй сознания!». Или принимайте нас такими, какие мы есть, или мы будем противостоять вам в нашей скифской (вспомним известную поэму Блока) инаковости. Многие западные интеллектуалы соглашались с этими русскими лозунгами — кто из отвращения к послесоветскому варварству, а кто и из сочувствия к столь твердо выраженной «цивилизационной» позиции.

Увы, «такие, какие мы есть», мы всё больше возвращаемся не к исконной русской, но к советской, а если точнее, к тоталитарной матрице (на этот раз совсем не коммунистической) — по той простой причине, что мы не потомки русской цивилизации (такой попросту не было, а был русский инвариант христианско-европейской культуры), а потомки тоталитарного советского государства, нещадно изничтожившего в терроре и голодоморе Россию и ее европейскую христианскую культуру. Именно поэтому нашей власти и большей части общества так люба идея «Россия — осажденная крепость», так естественно антизападничество, антиамериканизм, а по большому счету — анти-всё-не-наше. Мы — нашисты, мы совсем не интеграционисты, которыми были наши русские предки 100-200 лет назад. Печальный итог. Но это результат нашей неизжитой и даже любовно культивируемой в последнее время совковости.

Результат этот может быть окончательным — и тогда нашей стране наступит скорый конец. Россия не Северная Корея — и в искусственной изоляции от всего мира долго существовать она не сможет. Просто не позволят соседи: это слишком опасно. Но результат этот может быть и промежуточным. Если мы поймем, что наша беда в неизжитой советскости, которая преградой лежит между сегодняшней Россией и той, погибшей Россией европейской, Россией Антанты и Священного союза, то мы, скорее всего, захотим преграду эту разрушить. И остановленные без малого век назад воды нашей великой культуры, нашей замечательной европейской цивилизации, цивилизации Пушкина и Блока, Чайковского и Рахманинова, Александра Благословенного и Петра Столыпина потекут тогда вновь, животворя наши души и соединяя нас со всем культурным миром, где как любили, так и любят ту Россию, где ценят русского европейца, как ценят европейца итальянского, шведского, британского.

Воссоединившись с Европой культурно, мы без труда станем одно с ней и политически. И тогда соединение с Европой бывших советских сателлитов и бывших частей СССР — Польши, Чехии, Венгрии, Украины, Белоруссии, Молдавии, Грузии и иных — уже не станет страшить нас, потому что они пошли по пути, который открыт и для нас, если сумеем мы разрушить стены, возведенные за семь десятилетий советской власти вокруг наших душ.

Истоки противостояния →

Автор — доктор исторических наук, профессор, ответственный редактор «Истории России, ХХ век»