НАУКА И ПУТИ-ДОРОГИ ЕЁ СТАНОВЛЕНИЯ И РАЗВИТИЯ

Эпоха богов, или новый путь для науки

Введение
Есть много признаков того, что эпоха, начавшаяся со знаменитого утверждения Френсиса Бэкона о том, что знание – сила, и получившая в дальнейшем название науки, закончилась в конце XX века.

В этой связи возникает вопрос: если эпоха беконовской науки закончилась, то что пришло ей на смену? Конец истории, как полагают некоторые (Неклесса, Фукуяма), или метафизика или новые формы религиозного сознания?

Нам представляется, что ответ на этот вопрос надо искать в окружающей жизни. А она во многих своих проявлениях перестала быть не только специальной, местечковой, но и национальной и государственной. Она стала глобальной. Поэтому сегодня для решения злободневных задач порой нужны уже не узко специальные знания, а умение быстро находить решение в любой проблемной области. Частные науки этого не дают в принципе. Ни по отдельности, ни в сочетании. К этому не приспособлена структура науки, как, впрочем, и принципы ее организации.

Представляется поэтому, что новый характер глобальный организации жизни должен быть компенсирован новой системой познания и гармонизации реальности. Такой же полной и законченной, какой была в свое время греческая философия, религиозное сознание, а в новую эпоху стало научное эмпирическое знание.

Фазовый переход в общественном сознании
Для ответа на вопрос о путях дальнейшей трансформации системы знания воспользуемся научным методом. С этой целью обратим внимание на то, что о кризисе науки можно судить не только по качественным показателям, о которых все говорят, но и по статистическим данным. В частности, по числу регистрируемых в ее лоне открытий.

Часть таких данных показана на рис. 1. На нем видно, что на границе тысячелетий резко сократилось число открытий в естественных науках. В последние десятилетия в физике, например, их стали считать единицами, при том, что в середине XX века открытия насчитывались сотнями, а в XIX веке – десятками.



График на рис. 1 показывает, что число открытий, регистрируемых физикой, упало в конце XX века практически до нуля. Однако для того, чтобы взвешенно судить о характере наблюдаемого качественного скачка в состоянии науки, одних статистических данных недостаточно. Для перехода от количественных оценок кризиса в науке к качественным нам необходим, по крайней мере, еще один ключ к разрешению задачи. Найти его можно в подобных по своему характеру, но более подробно исследованных кризисных процессах в природе или обществе.

Обратим внимание в этой связи на статистические данные по объемам вылова трески в районе Ньюфаундленда (рис.2). Как хорошо видно на рис. 2, кратковременное (приблизительно пятикратное, по сравнению с устойчивым состоянием, характерным для XIX века) увеличение в 1970-х годах интенсивности добычи трески привело ее популяцию к исчезновению.

Сопоставление двух графиков рис. 1 и 2 показывает, что процесс перехода от устойчивого развития науки в XIX веке к ее бурному всплеску в середине XX века и последующему упадку очень сильно напоминает характер изменения объемов добычи трески в районе Ньюфаундленда (рис. 2).



И там, и там наблюдается одинаковое по амплитуде (приблизительно пятикратное, по сравнению с устойчивым состоянием) и близкое по продолжительности увеличение интенсивности деятельности, приведшее затем обе системы к одинаковому кризисному финалу. То есть мы можем заключить, что чрезмерная (закритическая) эксплуатация что биологического, что интеллектуального ресурса чревата одинаковыми трагическими последствиями. А вот уже на этом основании можно высказать гипотезу о том, что наука выродилась. Дошла в некоторых своих областях до пределов, в которых, по меткому наблюдению самих ученых, «специалист знает все ни о чем».

На наш взгляд, однако, правильнее будет говорить о том, что наука конца XX века не выродилась, а трансформировалась, но настолько радикально, что многие выходцы из ее среды предпочитают говорить о том, что осталось от науки, как о научных технологиях. Поэтому оптимисты новую эру науки иногда называют эпохой научных технологий.

Другие акцентируют внимание на резком возрастании в последние десятилетия междисциплинарных изысканий и пытаются строить новое здание науки не по отраслям знания, а по сферам их приложения: науки о человеке, о семье, о региональном хозяйстве, о природных системах и т.д.

Однако во второй половине XX века наука преподнесла миру и образцы совершенно нового отношения к реальности. Речь идет о попытках создания синтетического знания о природе и мире в целом без традиционного для беконовской науки расчленения ее на составные части и научные дисциплины.

Среди подобного рода примеров радикальной трансформации научного знания, чаще всего принято вспоминать экологию и синергетику. Сегодня, однако, многим стало ясно, что этим протонаукам далеко до универсального знания. В этой связи, может быть, стоит вспомнить некоторые непонятые до конца междисциплинарные открытия XX века.

Речь, прежде всего, идет о работах Колмогорова по турбулентности, Кондратьева и Чижевского – по волнообразным колебаниям социальных сред и Белоусова и Жеботинского – по самоподдерживающимся автоколебательным реакциям.

В этом ряду исследований, каждое из которых далеко выходит за узкие рамки традиционных научных дисциплин, может быть, следует упомянуть еще работы:
- Римского клуба по пределам роста,
- Кузьмина и Жирмунского по критическим уровням развития природных систем,
- П. Капицы, Лаверова и Канторовича по взаимосвязи некоторых энергетических и экономических показателей развития общества,
- С. Капицы по физической демографии,
- Ю. Осипова по философии хозяйства,
- А. Фоменко по математической реконструкцией истории,
- и изыскания по социальной турбулентности Ю. Батурина и автора настоящей статьи.

Все эти работы объединяет не только междисциплинарный характер, но и использование неканонических научных методов анализа и синтеза информации. Методов, базирующихся, тем не менее, на двух общих основаниях: числовом характере описании предмета или явления и самых широких и смелых аналогиях в поведении различных природных сред, общества и человека.

Для анализа возможных путей дальнейшей трансформации научного знания рассмотрим для начала базовый элемент сознания – мозг и естественный механизм его деятельности – мышление.

Знание сила
Как известно, мозг это не только нейронные сети, но и гидродинамически неустойчивая желеобразная масса, обладающая высокой чувствительностью ко всевозможным “встряскам” или, по-другому, гравитационным волнам. Как установлено в последние десятилетия наукой, эти физические свойства носителя сознания имеют ряд важных следствий.

Так, объем знания, накапливаемый человеком, должен рассматриваться не только пропорциональным размерам его мозга, как это общепринято, но и силам гравитации. Сознание действительно оказывается пропорциональным силе, как об этом заявил в свое время Ф. Бекон.

(Одним из следствий физической модели сознания является понимание того, что освоение даже ближайших планет Солнечной системы не может быть простым следствием физического переноса на них человека. В условиях космоса физическая структура носителя сознания (то есть мозга) способна измениться столь радикально, что установить взаимопонимание землян с космонавтами будет, порой, не легче, чем с иными животными или растениями Земли.)

Физика мышления
Хотя мы все каждый день думаем, детальный механизм этого процесса неизвестен. Тем не менее, существует определенное согласие в понимании того, что процесс рождения мыслей связан со структурированием информации. Знание не может быть не структурным, а как полагает А. Колмогоров, еще не может быть и не числовым.

Поэтому вопрос о критерии возникновения мысли на научном языке может быть преобразован в вопрос об условиях структурирования аморфной информации.

Одну из формулировок критерия структуризации можно найти в теории социальной турбулентности. Она гласит: устойчивые структуры в той или иной среде возникают только лишь после достижения флуктуациями среды границ ее физического пространства.

В нашем конкретном случае это означает возможность появления мысли только лишь после сканирования и анализа «всего» объема исходной информации. Любопытно, но это чисто физические понимание мышления не противоречит известной формуле Ленина о том, что коммунистом можно стать только обогатив свою память всеми знаниями, которые выработало человечество. Если в этой формуле слово «коммунист» заменить на слово «мысль», то близость формулировок не вызовет никаких сомнений.

Это сопоставление подводит к пониманию еще одной важной грани мышления. Принципиально новые мысли появляются редко. Слишком велик в этом случае объем информации, который следует переработать. Реакцией человечества на это является его стремление всеми доступными силами и средствами сохранить накопленные знания. В форме ли народной мудрости, научных знаний или религиозных устоев. Более того, «рукописи не горят» как однажды заметил Булгаков.

То есть в природе общественного сознания существует какой-то неизвестный механизм сохранения гениальных мыслей, даже несмотря на гибель их материальных носителей.

Турбулентная модель сознания позволяет сделать и первые оценки факторов, влияющих на скорость получения нового знания. Оказалось, что для сокращения времени получения нового знания в 10 раз, необходимо скорость переработки информации увеличить в 1000 раз.

Однако все это справедливо в условиях анализа лишь ограниченного объема информации, размер которой много меньше размеров всего информационного пространства. В противном случае время, согласно турбулентной модели сознания, устремляется к бесконечности.

Практически это означает, что процесс появления нового знания становится подобным процессу фазового перехода состояния информационной среды, а не следствием ее количественной трансформации. А, как мы хорошо знаем, такого рода переходы часто регулируется внешними, а не внутренними условиями. Подводом или отводом тепла, например, изменениями внешнего давления и т.д.

На этом основании можно заключить, что рождение мыслей подчиняется не статистическим, а детерминистическим закономерностям. Мы, например, прекрасно знаем, что мысли, даже самые простые, появляются лишь вследствие существования физиологических и физических потребностей человека в пище, тепле, информации об угрозах в окружающей среде и т.д.

Отчасти этот механизм стимулирования мышления заметен в следах материальной культуры на Земле. При движении человечества с теплого комфортного Юга на холодный Север в истории хорошо заметно развитие новых, технически все более сложных форм социальной организации общества.

Высокие интеллектуальные напряжения возникали у человечества и вслед за периодами предельной социальной нестабильности, имевшими место после Великого кризиса, Первой и Второй мировых войн (см. рис.1).

Если же перейти от физических факторов возникновения идей в обществе к локальным факторам появления мыслей у отдельных людей, то следует, прежде всего, обратить внимание на два обстоятельства.

Во-первых, на случайно детерминированный характер возникновения мыслей. (Случайный характер их локализации в научной среде и социальном пространстве и закономерный характер возникновения, обусловленный условиями жизни и состоянием окружающей среды.)

И, во-вторых, на интуицию и нелинейные аналогии, как источник нового знания.

Многие, например, знают парадоксальное утверждение Ландау о том, что для того чтобы решить задачу надо знать ее решение. Источником же интуиции, по нашим представлениям, являются аналогии. Вернее лучшие из них, те, которые мы находим для понимания каждой новой проблемы или задачи. Хотя универсальный закон для обнаружения конструктивных аналогий сформулировать трудно, обратим вслед за А. Пушкиным внимание на то, что наиболее продуктивными часто оказываются не линейные аналогии, а парадоксальные («гений парадоксов друг»).

Так, атомы у Демокрита, Резерфорда и Бора совершено разные вещи.

Это третий механизм возникновения мыслей.

Четвертый, согласно Ламбразо, говорит о наличии некоторых общих физиологических корней у гениальности и у безумства. Из его наблюдений следует, например, что моменты проявления гениальности согласуются с моментами бурной перестройки природы, как и помешательство. (Его наблюдения можно интерпретировать еще и таким парадоксальным образом, что мысль относится не к обычному состоянию ума, а является неким «дефектом сознания».)

От науки к глобальному сознанию
Пути трансформации научного знания в постнаучное можно наметить, анализируя предысторию вопроса. А, как всем известно, в начале науки не было. В начале были боги.

Со временем возникла и расцвела греческая философия.

Затем ее практически повсеместно вытеснила религия.

И лишь 500 лет назад в эпоху нового времени появилась наука.

Поэтому вполне можно предположить, что сверхдлинный цикл трансформации знания завершается на наших глазах, и мы снова вступаем в «эпоху богов». То есть эпоху, в которой знание оказывается способным решать почти божественные бесконечно размерные задачи проектирования реальности.

Последнее качество метанауки, по нашему мнению, обусловлено необходимостью «глобальной взвешенности» решений, а значит и непреодолимой инерцией их реализации. Мысль, если она несмотря на все бесконечные трудности и препятствия возникает в глобальном мире, должна изменить его. Неизвестным нам в деталях образом, но неотвратимо.

(Не известным не только нам, но и самим творцам законов природы. Ньютон, например, когда его спрашивали о механизмах, обуславливающих неотвратимость действия законов механики, отвечал, что гипотез не сочиняет.)

В этих условиях, может быть несколько гиперболизируя ситуацию, глобальные по объемам исходной информации, быстро реализующиеся мысли можно считать уже не силой, управляющей реальностью (Бэкон), а прямым творцом реальности.

Заключение. Предмет, метод и приложения метанауки
В заключение первого наброска метанауки сформулируем кратко ее возможный предмет, метод и актуальные приложения.

Предмет – коллективные процессы, протекающие в пространстве между микромиром и космосом, начиная от клеточных процессов в организме и заканчивая Солнечной системой.

На языке физики это пространство можно оценить следующими масштабами времени и пространства:
L = 10-6 – 1012 м.
T = 10-6 – 109 сек.

А на гуманитарном языке главным предметом метанауки можно считать разрешение проблемы соотношение хаоса и порядка во всевозможных процессах и явлениях природы и общества.

Основной метод – использование для структурирования глобальной информации актуальных для каждого момента времени и предметного поля нелинейных аналогий в статике и динамике поведения всей совокупности окружающих человека физических и природных систем. Причем аналогий в равной мере и структурных, и функциональных, и системных. Системного подобия, например, поведения общества и облаков, общества и организма, единого математического описания поведения различных систем и т.д.

Инструменты: все известные науке и общественной практике инструменты, начиная с математики и заканчивая физиологической и психологической практикой.

Первые принципы (аксиомы):

1. Колебательный характер протекания всех коллективных физических, биологических, социальных, хозяйственных и интеллектуальных процессов.

2. Существование в природе и обществе устойчивых состояний коллективных систем – физических, социально-экономических, биологических и интеллектуальных атомов (в последнем случае – мыслей).

3. Турбулентный или случайно детерминированный механизм эволюции коллективных систем от одного устойчивого состояния - «социального атома» - к другому.

Некоторые следствия первых принципов. В рамках метанауки процессы жизни, мышления и регулярной череды преобразования упорядоченности (космоса, по-гречески) в турбулентный хаос и обратно принципиально не различимы.

Области приложения. Бесконечное число междисциплинарных задач.
Например, задачи управления проектами, производственными, социальными и политическими процессами и системами.

Примеры метанаучных исследований. В области метанауки давно, по нашему мнению, находится экономика, по роду своей деятельности вынужденная интегрировать в себя и начала математики, и физики, и географии, и психологии, и теории управления, и философии и т.д.

Точками роста метанауки представляются все известные междисциплинарные научные открытия XX века, а в качестве частного примера может рассматриваться и содержание настоящей статьи.

***

Календарь Перемен

13 Сентября покажет, каким будет весь оставшийся месяц - совсем серым и невзрачным или, все же, с проблесками солнца? Причем не только в природе, но и в деловой и политической жизни. Однако вне зависимости от того, какие настроения на будущее подарит нам 13 сентября, свою норовистость сентябрь проявит в любом случае. В этот день особенно вероятны проблемы с транспортом. Но могут случиться и другие непредвиденные события. Поэтому будьте бдительны.

Это предостережение в полной мере относится и к последним дням недели – 16-17 сентября. В эти дни неполадки в технике и делах затронут если не всех людей, то практически все сферы жизни общества.



«Календарь перемен» поможет вам войти в единый ритм с естественными колебаниями природы, в результате чего силы природы будут работать в вашу пользу. Дни, отмеченные на календаре зеленым цветом, хороши для рациональных дел – переговоров, адекватных писем, простых и ясных работ, требующих равновесия. Дни, отмеченные красным цветом, – это очень эмоциональные и нестабильные периоды, энергию которых, однако, можно направить во благо себе, если применить свои творческие, артистические способности. В «желтые» дни все может обернуться как в «зеленую» сторону, так и в «красную». Они носят переходный характер. Но – все зависит от вас.

Олег Доброчеев