Аргентина: 100 лет упадка

Сто лет назад перед Аргентиной открывались неограниченные возможности. Что же случилось?

Когда жители Буэнос-Айреса хотят обменять свои ненадежные песо, за долларами они идут в куэву (по-испански пещера). Это обменник огромного черного валютного рынка страны. В одной из куэв неподалеку от пешеходной центральной улицы города на столе лежат горы песо, которые нанесли менять за день. Курьер собирается доставить деньги в банковские сейфы.

Через эту небольшую куэву ежедневно проходит $50-75 тыс. Страх перед инфляцией обесцениванием песо, которое в январе упало более чем на 20 %, обеспечит стабильно высокий спрос на доллары. Лучшего заработка здесь не найти. «Современная Аргентина не может предложить себе такой служебной карьеры», - объясняет владелец куэва.

С пакетами в руках курьеры проходят мимо величественной оперы Буэнос-Айреса Teatro Colón, открывшейся в 1908-м, или вокзала Retirо, построенного в 1915 году. Это символы Золотого века Аргентины - периода до Первой мировой войны, когда страну можно было назвать перспективным уголком мира. 6% ежегодного прироста ВВП в течение 43 лет - до 1914-го - самый высокий показатель, который когда-либо был зафиксирован в мире. В Аргентину как магнитом тянуло европейских мигрантов, которые приезжали в поисках работы на плодородных пампах. Там выращивали зерно и скот, что обеспечивало развитие страны. К 1914 году половину населения Буэнос-Айреса составляли иностранцы.

Аргентина была в десятке самых богатых государств мира после Австралии, Великобритании и Соединенных Штатов, опережая Францию, Германию и Италию. Доход на человека достигал 92 % соответствующего среднему показателю 16 развитых стран мира. С таких позиций Аргентина свысока смотрела на своих соседей: изобилие бразильцев, например, не дотягивало и до четверти аргентинского.

Однако успехи страны на этом закончились. Хотя в течение прошлого века Аргентина и переживала периоды активного роста, особенно благодаря сырьевому буму последних 10 лет, а аргентинцы до сих пор богаче большинства латиноамериканцев, о статусе динамичной экономики мира ей остается только вспоминать. Доход на человека там сейчас составляет 43% соответствующего показателя уже упомянутых 16 развитых стран. Аргентина отстает даже от соседних Чили и Уругвая.

Очевидны и политические признаки упадка. Если до войны Аргентина радовалась стабильности, то послевоенная история сказалась рядом военных переворотов. Первый - 1930 года, далее - 1943, 1955, 1962, 1966 и 1976. На выборах 1989-го впервые за 60 лет президент передал власть преемнику, выбранному путем голосования.

Прошло более 30 лет с тех пор, когда страна распрощалась с военной диктатурой, однако до сих пор демократия не гарантировала ей стабильности. Ситуацию последних трех десятилетий аргентинцы определяют как маятник: небрежная экономическая политика 1980-х, затем Вашингтонский консенсус (сформированная в Вашингтоне программа либерализации 1990-х годов) и снова упадок при президентстве Нестора Киршнера, а ныне его вдовы Кристины Фернандес. Однако аналогия с маятником не совсем подходит к судорогам аргентинской экономики - ряда рецессий 1970-х и 1980-х годов, гиперинфляции 1989-1990-х, экономического кризиса 2001-го и нынешних ожиданий очередного кризиса. Аргентина далеко отошла от хаоса 2001-го, но сегодняшний рост цен, требования о повышении зарплат и недоверие к песо является малоприятными отпечатками прошлого.

На международном уровне Аргентина также потеряла свои позиции. Она закрылась для мировых рынков капитала, хотя с Парижским клубом стран-кредиторов в настоящее время ведутся переговоры о реструктуризации ее долгов. Бразилия, которая и сама далека от идеала в свободной торговле, пытается убедить свою соседку открыть границы, хотя когда-то все было наоборот. «Устроить такой огромный беспорядок под силу только такому мудреному народу», - смеются бразильцы с чувства собственной уникальности аргентинцев.

100 лет халатности

Для экономистов такой резкий упадок Аргентины долго был загадкой. «В мире есть четыре вида стран: развитые, неразвитые, Япония и Аргентина» - эти слова приписывают нобелевскому лауреату Саймону Кузнецу. С тех пор некоторым государствам удалось повторить стремительную индустриализацию Японии; Аргентина же остается единственной в своем роде. Предположений относительно момента, когда все пошло наперекосяк, немало. Это мог быть шок для открытой экономики, ориентированной на торговлю, от Первой мировой войны и Великой депрессии. Или переворот 1930 года. Или нейтралитет во Второй мировой, который повредил отношениям с США, тогда молодой супердержавы. Или восхождение Хуана Доминго Перона - влиятельного политика в аргентинской истории XX века, пришедшего к власти в 1946-м. Некоторые считают, что переломным стал период между 1975 и 1990 годами.

Однозначного ответа не содержит ни одно из предположений. «Когда в человека всадили 700 тыс. пуль, трудно сказать, которая стала смертельной», - говорит Рафаэль ди Телла, один из составителей книги об упадке Аргентины, которая скоро увидит свет. Однако есть три момента, которые проливают свет на проблемы страны. Во-первых, 100 лет назад Аргентина была богатой, но не современной. Поэтому ей было трудно приспосабливаться к ударам извне. Во-вторых, важную роль сыграла торговая политика. В-третьих, в периоды, когда Аргентина требовала изменений, не хватало институтов для выработки успешной политики.

Теперь о каждом из пунктов подробнее. Первый: в 1914-м богатой Аргентину делало сырье, но индустриальная база была слабо развита. Филипе Кампанте и Эдвард Глезер из Гарвардского университета сравнили Буэнос-Айрес периода до Первой мировой войны с другим крупным экспортером мяса и зерновых - Чикаго. Они обнаружили, что по состоянию на 1985 год уровень грамотности в Чикаго достигал 95 % , а в Буэнос-Айресе не превышал 75 %.

Землевладельцы, делавшие страну богатой, не слишком обращали внимание на образование - для них приоритетом была дешевая рабочая сила. Такой подход господствовал до 1940-х, когда Аргентина была среди мировых лидеров по набору в первые классы, но плелась в хвосте, когда речь шла о количестве учащихся средних школ. Начальное образование требовалась для воспитания гражданского духа, объясняет Аксель Ривас из аналитического центра IPPEC. Хорошее образование было необходимо лишь элите.

Без качественной образовательной системы Аргентине было сложно создать конкурентоспособную промышленность. Технологии помогли ей во времена Золотого века. Железные дороги привели к экономической революции в сельском хозяйстве, а транспортировка замороженной продукции сделала возможным экспорт мяса в беспрецедентных масштабах: в 1900-1916 годах экспорт мороженой говядины вырос с 26 до 411 тыс. тонн в год. Однако Аргентина в основном перенимала иностранные технологии, но не создавала собственных.

Между тем технологический прогресс требует не только хорошего образования, но и денег. Золотой век Аргентины в основном финансировался из-за рубежа. В 1913 году половина капитала страны была сосредоточена в руках иностранцев, что, очевидно, сделало ее уязвимой к внешним ударам. Малые внутренние сбережения частично объяснялись демографической ситуацией, ведь в стране проживало большое количество иммигрантов с детьми на иждивении, поэтому скорее тратили деньги, чем экономили.

Торговцы потерянным прошлым

Разбогатела Аргентина, сделав тройную ставку на сельское хозяйство, открытые рынки и Великобританию - в то время первое в мире государство и крупнейший торговый партнер. Если бы ставка провалилась, ей пришлось бы пройти через очень болезненные изменения. И внешние удары вполне ожидаемо материализовались, подводя нас ко второй причине упадка Аргентины: торговой политики.

Первая мировая война нанесла торговле мощный удар, а также на долгие годы лишила страну привычного уровня инвестиций. Совсем недавно в предвкушении глобального финансового кризиса 2007-2008 годов иностранные инвесторы начали выводить капиталы домой, поэтому местным банкам было трудно заполнить пробел. Кроме того, воцарилась депрессия, раздавившая систему свободной торговли, от которой Аргентина зависела.

В 1933-м страна повысила импортные тарифы с 16,7 % (средний показатель на 1930) до 28,7 %. Дорого обошлась ей и надежда на Великобританию, которая также оказалась в затруднении, ведь ее любимый рынок подписал преференциальные торговые соглашения со странами Содружества наций.

Получается, что в XX веке Аргентина не вписывалась в общую картину мира. Ее экономика росла, благодаря экспорту, но тогда провалилась система либеральной торговли. После Второй мировой войны, когда развитые страны стали возвращаться к либеральной торговле после переговоров о Генеральном соглашении по тарифам и торговле 1947-го, Аргентина закрылась еще больше и дальше двигалась в этом направлении при Пероне. В 1946-м было создано учреждение для контроля внешней торговли; политику импортозамещения, существовавшей в то время, усиливали, а доля торговли в ВВП уменьшалась.

Эта автаркическая политика имеет глубокие корни. Многие понимали, что интересы аргентинских экспортеров продовольствия не совпадают с интересами рабочих. Высокие цены на продукты означали пустые желудки рядовых аргентинцев и большие прибыли фермеров. Открытые границы увеличивали доходы последних, однако обостряли конкуренцию с внешними. Распределение земель в Аргентине было менее равномерным, чем фермерских угодий в США или Австралии: доходы самых богатых аргентинцев (1% от общего населения) были тесно связаны с экспортом зерновых и скота. На фоне роста городского населения, а также рабочего класса стало больше и избирателей, которым Перон мог обещать поддержку промышленности и заботу о правах рабочих.

С тех пор Аргентина переживала периоды либерализации, но государственное вмешательство еще в фаворе. «Треть страны - сырьевая промышленность, машиностроение и региональные индустрии, например, виноделия и туризма - конкурентоспособны, а две трети – нет», - считает политолог Серхио Беренштейн.
Разделение между фермерами и рабочими есть до сих пор. Высокая экспортная пошлина на зерновые позволяет государству пополнять уменьшающиеся золотовалютные резервы, ограничение экспорта пшеницы создает ее избыток, поэтому внутренние цены на нее падают. Но это отнюдь не поощряет фермеров засевать большие площади. Негативное влияние государственных интервенций четко прослеживалось и при президентстве Киршнера: по данным Министерства сельского хозяйства США, в 2006 году Аргентина была четвертой в мире по объему экспорта пшеницы. К 2013-му она опустилась на десятое место.
«Аргентинскую модель 100-летней давности – производить, сколько сможешь - теперь взяли другие страны», - сетует Луис Мигель Ечевегере, президент Аргентинской крестьянской организации, лоббирующей интересы фермеров.

Центр распределения

Некоторые богатые на сырье страны решили для себя подобные проблемы. Например, немало особенностей Аргентины начала XX века были характерны и для Австралии: иммиграция и удаленность от крупных промышленных центров. Однако ей удалось построить универсальную экономику, и она развивалась быстрее. В 1929-1975 годах доход на человека в Австралии вырос в среднем на 0,96 % годовых, а в Аргентине - на 0,67 %.

В Австралии были некоторые существенные преимущества. В частности, цены на природные ресурсы там не влияют так на внутренних потребителей, как цены на продовольствие. Она также имела институты для уравновешивания конкурирующих интересов, ведь была демократией с представленным рабочим классом; имела систему обучения для рабочих, независимый тарифный совет для консультирования правительства по вопросам торговли. В Аргентине такой политический аппарат не развился, несмотря на введение универсального избирательного права для мужчин еще в 1912 году.

Третье объяснение аргентинского упадка - отсутствие институтов для развития государственной политики в долгосрочной перспективе.

Регулярные отступления от демократии - это не единственное проявление институциональной слабости. После первой смены состава Верховного суда Хуаном Доминго Перону 1946 он еще не раз подвергался пертурбациям. Аргентинские президенты имеют привычку подстраивать Конституцию под себя, чтобы оставаться у власти на несколько сроков: Кристина Фернандес двигалась в этом направлении, до тех пор, пока неутешительные результаты прошлогодних промежуточных выборов не ослабили ее позиции.

Право собственности в Аргентине незащищенное. Это хорошо известно испанской компании Repsol, доля которой в аргентинской нефтяной компании YPF была национализирована в 2012 году. Статистике доверять не стоит: на этой неделе страна должна была обнародовать новые показатели инфляции, чтобы избежать санкций МВФ в связи с недоработанными предварительным данными. Руководители могут самовольно изменять бюджеты. Бывший министр экономики Роберто Лаванья хотел бы, чтобы поправки к государственным сметам проходили обязательное одобрение в парламенте.

Следующий век

Прежде всего, Аргентине необходимо выбраться из сложившейся ситуации. В прошлом месяце, чтобы сохранить валютные резервы и уменьшить разрыв между официальным и неофициальным курсом валют, центральный банк отпустил песо в свободное плаванье. А чтобы обесценивание национальной валюты не обостряло инфляционных ожиданий, поднял процентные ставки.

Однако Аргентине не обойтись без дальнейших мер строгой экономии. Реальные процентные ставки остаются отрицательными; переговоры относительно уровня оплаты труда покажут, насколько серьезно правительство настроено контролировать государственные расходы.

Кристина Фернандес, вероятно, продержится до президентских выборов 2015 года, которые оптимисты склонны считать будущим поворотным моментом. Экономические потрясения накануне гонки могут дискредитировать перонизм как фундамент сильного управления. Но перонизм - исключительно гибкая политическая система, способная генерировать как неолиберальную политику Карлоса Менема 1990-х годов, так и политику перераспределения собственности Киршнеров. Концепция партии, которая платит свою цену за плохую политику, здесь, похоже, не работает.

Аргентинская система построена на краткосрочности. Деньги сосредоточены в центре, а путь к власти лежит через субсидии и расточительство: Киршнер - просто последний из правителей, при которых Аргентина скатилась от профицита бюджета на уровне 2% ВВП в 2005-м до 2% дефицита в 2013 году. «50 лет мы были заняты государственными расходами, а не инвестициями в рост», - рассказывает бывший президент Фернандо де ла Руа, ушедший в отставку во время кризиса 2001-го.

Эта недальновидность отличает Аргентину от других латиноамериканских стран, которые страдают от институциональной неразвитости. Военная диктатура в Чили была катастрофическим отступлением от демократических принципов, впрочем, там были проведены долгосрочные реформы. Мексиканская Институционально-революционная партия неизменно руководила страной в течение большей части XX века. «В Аргентине институциональное развитие сводилось к стремительному коррупционному перераспределению благ», - говорит Дарон Аджемоглу из Массачусетского технологического института.

Изменить аргентинские институты сможет только выдающийся политик, особенно когда очередной скачок цен на сырье облегчит процесс реформирования. Аргентинское месторождение сланцевой нефти и газа Vaca Muerta (что означает «мертвая корова») является третьим в мире по залежам. Если стране удастся привлечь внешний капитал, приток средств может начаться уже в ближайшие 10 лет: «Vaca Muerta дает нам огромный потенциал для экономического восстановления и для ошибок», - говорит Лаванья.

Измениться придется и самим аргентинцам. Киршнеревская политика перераспределения собственности помогла бедным, но льготы, например, субсидии на электроэнергию были предоставлены людям, которые на самом деле совсем в них не нуждаются. Убедить население в необходимости затянуть пояса будет непросто. Отчасти это связано с тем, что опыт 1990-х годов дискредитировал понятие либеральных реформ в глазах многих аргентинцев. Кроме того, реформы обрекают их на невероятную беду. Никакая другая страна мира не подходила так близко к богатому миру, прежде чем скатиться вниз. Осознание причин падения - первый шаг к лучшему будущему.