Эти развратные японцы :)

Автор: Наталья Игорина

Источник: Дневник Интернетлайф

Проституция в Японии существует уже очень давно. На протяжении всего средневековья удельные князья (даймё) вели то затихающие, то прекращающиеся войны. Войска ходили в походы, самураи и простые воины гибли на поле брани или от болезней, оставались вдовы… Рыбаки уезжали на далекие ярмарки и оставляли своих жен без присмотра, лодочники увозили с собой рыбаков и уезжали сами…

В течение всей истории Японии мы видим мужчин, уезжавших далеко и надолго от дома, женщин, остававшихся без мужей, девочек, у которых не было приданого, чтобы выйти замуж. Немудрено, что в такой обстановке не мог не развиться бизнес секс-услуг. Двумя основными видами организованной проституции Древней Японии были чайные домики (сатэн) и бани (сэнто). Девушки, соответственно, были по совместительству официантками и банщицами. Было также множество “индивидуалок”. Традиционно близкими к полусвету были актеры театра кабуки (напомним, что ими были только мужчины), некоторые из которых по совместительству были проститутами-гомосексуалами.

Наибольшее количество проституток приходилось на крупнейшие города, среди которых выделялась имперская столица Киото и центр торговли – Осака. В 1603 году Токугава Иэясу окончательно собрал в своих руках всю полноту власти и основал сёгунат Токугава. Своей столицей он сделал Эдо (современный Токио). Сёгуны династии Токугава были одержимы двумя страстями – к порядку и к безопасности. Естественно, наличие столь массовой и безнравственной индустрии, связанной с криминалом, никак не соответствовало представлениям сёгунов об идеальном обществе. Однако уничтожить ее они не могли – социальную проблему “одиноких мужчин” решить было невозможно. К тому же, основными клиентами проституток были купцы, к котором сёгуны относились еще более подозрительно (они ведь ничего не производят и не воюют!).

Считалось, что мысли о развлечениях отвлекают купцов от размышлений, могущих подорвать могущество государства. Решение нашел Сёдзи Дзинъэмон, владелец публичного дома, подавший в 1612 году прошение о “перестройке” всего секс-бизнеса Эдо. Он предложил выделить для публичных домов отдельных городской квартал и свезти туда всех проституток столицы, поместив их под пристальный контроль полиции. Эта идея находилась в общем русле политики сёгуната, уже предписавшего самураям жить в одном районе города, а простолюдинам – в другом. Сюнга японские эротические гравюры были широко распространенные в средневековой Японии. Многие выдающиеся и прославленные мастера гравюры от Моронобу Хисикавы до Куниёси Итиюсая на протяжении более чем двух столетий активно способствовали процветанию жанра. Сюнга в Японии воспринимается как вполне естественный сюжет для художника.

В буквальном переводе “сюнга” означает “весенние картинки” и считается термином для эротической японской графики XVII-XX веков, но слово давно используется как синоним традиционной японской эротики вообще. Надо признать, что секс в Японии никогда не считался чем-то стыдным. Религиозные проповедники давно объяснили своей пастве, что в человеческом теле сочетаются два начала – возвышенное и духовное, с одной стороны, и земное, ищущее наслаждений, с другой. Оба этих начала требуют постоянной заботы о себе. Поэтому как романтическая любовь, так и телесные наслаждения любовников в равной степени поощрялись религией и культурными традициями. Японцы очень многое переняли у китайской цивилизации.

Лечебный аспект полового акта — пример такого заимствования. Рассматривая секс как оздоровительное средство, японцы использовали его для уравновешивания мужских и женских начал, то есть для гармонизации Инь и Янь, для концентрации мужской семенной жидкости, для приведения в необходимую норму психофизического состояния, для укрепления костей, улучшения кровообращения и очищения крови, а также в качестве фактора, необходимого для продления жизни. Сюнга демонстрирует небывалую широту представлений о том, что такое человеческий секс вообще. От полных вселенской печали панорамных пейзажей с клубком любовников где-то на отшибе или задумчивых соитий у открытого окна во время созерцания сезонных красот — до картин детально-физиологичных, жестоких, забавных, сюрреалистических — в любом сочетании сих определений. Причем, видимое нами не всегда исчерпывает смысл изображенного. Полностью обнаженными любовники изображались довольно редко. На классических сюнга периода Эдо женщины тщательно одеты и причесаны, на виду лишь половые органы, иногда грудь (чаще просто широко раскрыт ворот кимоно) и — обязательно — ножки. В Японии дореформенных лет само по себе обнаженное тело не считалось остро возбуждающим. Женщины не придавали особого значения обнажению груди, так что мужчины в общественных банях и во время совместных купаний на горячих источниках обычно носили что-то вроде фартука на животе, а женщины раздевались полностью. Эротически важными представлялись признаки первичные — и сюнгаисты изображали гениталии подробно и анатомически точно со всеми сосудами, морщинками и волосками, как правило, преувеличивая органы до исполинских размеров. Все “не основное” на картинках в большинстве случаев скрыто клубами одежд. При этом заметим, многослойные облачения на протяжении многих столетий оставались почти одинаковыми для обоих полов и разницу между мужчиной и женщиной уловить порой довольно трудно. Тем более если они уже сплелись, смешались и усердно роются в складках и складочках, чудесным образом не запутываясь и добираясь до цели.

Конфуций

Разрабатывая малый жанр бесхитростных лирических излияний – танка (“верное зеркалонародных нравов″, Конфуций), поэт насыщал свои произведения темными намеками, скрытыми цитатами и заимствованиями из других авторов; подобный прием рассматривался как литературный комплимент, но оценить подобные стилистические реверансы мог только настоящий знаток обеих литератур – как японской, так и китайской. Прежде всего поражал жанр – эротическая танка, до последнего времени неизвестный в средневековой японской литературе. Ценители хорошо знали, скажем, возникший в XIV веке театр Но с его фривольными пьесами, или фарсы кеген, где с общественно-политическими мотивами часто сочетались довольно откровенные эротические сцены; многие прекрасно разбирались в рискованной живописи Моронобу, Утамаро или Судзуки Харушиге с их сладострастными, пластичными сюжетами, но – эротическая танка! Когда именно появились изображения такого рода, сложно сказать со 100%-ной уверенностью. Сами по себе изображения половых органов в Японии имеют весьма древнюю историю и восходят ко временам дремучего язычества, когда мужской эрегированный пенис почитался как символ плодородия, талисман удачи и защиты от злых духов. Синтоистские храмы, посвященные этому символу, до сих пор существуют в разных областях Японии и процветают (хотя и не очень афишируются).

И фестивали, посвященные как фаллосу, так и половому акту, опять-таки не сильно рекламируемые местными туристическими агенствами,

Короче, восхваление МПХ, как говорят в одном широко известном ЖЖ-обществе только для дам, имеет в Японии глубочайшие корни и во многочисленных изображениях его не усматривалось ничего постыдного или аморального. Небольшие скульптурные изображения фаллоса носили с собой в качестве талисмана, приносящего удачу и отгоняющего злых духов. Особенно полезным этот амулет считался для женщин, изгнанием злых бесов, поселившихся у некоторых особо вредных баб сами-понимаете-где, было его основной задачей. Методы лечения того, что в наше время называется красиво “истерия” (с латинского “бешенство матки”) или по-простому “недотрах” и родственные ему термины, были хорошо известны и полторы тысячи лет назад.Потому китайские трактаты о медицине с подробными и богато иллюстрированными описаниями полового акта как способа оздоровления и поддержания жизненного тонуса пришлись очень и очень “в тему”. И деревянные, каменные, керамические изображения фаллоса гармонично дополнились его же образами на бумаге. Первые сюнга появились, похоже, где-то в 7-8 веках. Поначалу как иллюстрации к дворцовым и монастырским сплетням и скандалам, заботливо записанным на свитках летописцами и любителями дневниковых записей. Времена были простые и откровенные, обсуждения “кто, с кем и как” не считались темой, неприемлимой для светской беседы.

Сцена из дворцовой жизни Хэйана. Копия начала 17го века с более раннего оригинала.

Терминов “сексуальное извращение”, “нестандартная сексуальная ориентация’ и т.п. не существовало в принципе. Все естественно, что возможно. Синтоизм, как вы уже поняли, к сексу относился более, чем положительно. А вот ортодоксальный буддизм к этому был не столь снисходителен. И буддийским монахам, вообще говоря, предписывалось воздерживаться от сексуальных контактов. Но местные монахи проблему решили быстро: выращивая в своих рядах “чиго” – младших партнеров для гомосексуальных контактов. Обычно ими становились молоденькие мальчики, которые отращивали волосы, чтобы больше походить на женщин, и которым позволялось не заниматься тяжелым физическим трудом для сохранения нежности и белизны кожи.

Гомосексуальная сцена с участием монаха и “чиго”.
Понятно, подобного рода вещи не одобрялись официально, что не мешало им процветать. Впрочем, и картины, где монахи, видимо, изгоняют злых бесов из высокопоставленных дам, тоже не редкость:

Из китайских первоисточников (конкретно это – 17го века).

Китайские медицинские трактаты о сексе дополнились местными иллюстрированными пособиями по технике секса:

Во время первого шёгуната Камакура (12-14 века) шунга пользовались изрядной популярностью среди самурайского сословия. Небольшие книжечки “карманного” формата носили под шлемами. Не только для развлечения в часы досуга, но и как опять-таки амулеты, защищающие от злых духов и приносящие удачу. Примерно тогда и закрепилась традиция “диспропорционального” изображения половых органов: на маленьких картинках карманного формата иначе просто было невозможно разглядеть “самое интересное”. Кроме того, уже тогда существовало стойкое убеждение, что мужское и женское тела очень мало отличаются друг от друга, особенно без одежды. И основное различие между эМ и Жо – именно гениталии. Потому на картинах шунга гениталии обычно изображались непропорционально большого, аффектированного размера.

Картина начала 17го века. Обратите внимание, как мало внимания уделено, например, груди женщины. Буквально пара штрихов. При этом доспехи самурая прописаны до мельчайших деталей. Ну, и об эстетике обнаженного тела мы уже с вами беседовали: не считалось тут полностью обнаженное тело особо привлекательным зрелищем.

Во времена раннего Эдо (17й век) с развитием печатного дела и появлением первых гравюр, шунга быстро высросли в популярности среди всех слоев населения, особенно городского, кому это было более доступно. Наборы и комплекты шунга в высоко-качественном исполнении (нарисованные или раскрашенные вручную) в то время были практически постоянным элементом свадебного подарка для самураев высшего класса.

Учебное пособие” (это, правда, более позднего времени, конец 18го века). Подобные сюжеты, где парочка использует шунгу в качестве учебного пособия, встречаются достаточно часто.  Примерно в это же время появилась устойчивая традиция изображать в качестве персонажей шунга (да и гравюр вообще) известных лиц. Понятно, что соседку неглиже можно увидеть практически в любое время (особенно летом). Кому это интересно? Да и вообще, захотелось на голых баб посмотреть - иди в баню и смотри, пока глазки не заболят. Простолюдинки никак не стеснялись своей наготы и удивить этим кого-то было просто невозможно. А вот дамы, занимавшие высокое положение и щеголявщие в роскошных многослойных шелках, возбуждали воображение, их-то увидеть голышом могли очень немногие. Их-то и изображали охотнее всего. Понятно, особой популярностью пользовались “селебрити” тех времен – известные куртизанки и актеры Кабуки. И “селебрити” эпохи Эдо отнюдь не возражали против их изображения в подобном виде. Известность и популярность приносили неплохой доход.  Известные публичные дома выпускали карманные наборы шунга с изображением лучших своих проституток. Для надежного опознания на каждой гравюре имелся герб данной проститутки.Одна гравюра из подобного набора. Забавно, что здесь дама занята чтением книги, пока ее клиент (судя по мечу, лежащему на полу, – самурай) занят делом, ради которого и пришел. Вообще говоря, самураям предписывалось оставлять мечи дома при походе “по бабам”. Вход в публичный дом с оружием был запрещен. Но художники частенько пририсовывали несуществующие мечи, просто чтобы яснее обозначить социальный статус мужчины (без одежды самурай ничем не отличается от простолюдина!).

Еще из аналогичного набора.

Многие известные художники того времени охотно брались за исполнение заказов на шунгу, потому как оплачивались они несравнимо выше, чем обычные портреты и пейзажи. А уж частный заказ на единичную картину приносил художнику доход, на который он мог безбедно жить несколько месяцев. Некоторые проблемы возникли в конце 17го века, когда пятый шёгун из рода Токугава, Тсунайоши (он же более известен под именем “собачий шёгун”), решил заняться моральным обликом своих поданных. Именно тогда были выделены специальные районы для проституток, выселены на окраины городов все театры и кабаки. Плюс к тому были введены запреты на убийство животных (особенно собак) и жуткие кары за подобные преступления. Шунга были также запрещены. Однако, запреты, цензура, штрафы и наказания очень мало повлияли на издание “весенних картинок”. Скорее, даже стимулировали их производство, поскольку цены на подпольную продукцию немедленно выросли. Художники перестали подписывать свои произведения, опасаясь штрафов и наказаний. Потому об авторстве картин того периода можно догадываться либо по стилю, либо по псевдонимам.

После смерти собачьего шёгуна цензура, хоть и неотмененная, значительно ослабла и шунга продолжили рост популярности и продаж. С появлением новых методов и технологий дешевые гравюры стали доступны практически каждому. И конец 18го века – подлинный расцвет этого вида искусства. Примерно в то же время достигло расцвета и искусство языка символов, когда отдельные предметы на картине позволяли объяснить дополнительно, что хотел сказать художник. Вроде европейских “аллегорий″. Язык этот был прежде всего ориентирован на конечного потребителя: сексуально активного городского жителя, мужчину. К сожалению, не все символы шунга мне известны на настоящий момент, но что знаю…

Проще всего по дополнительным деталям опознать время года, когда происходит описанное на картине. Вот, например, осень:

Парочка занялась любовью во время “тсукими” – любования полной луной. Луна тут особенно красивая и большая в сентябре-октябре.

Новый год:

На картине присутствует новогодняя икэбана-кадоматсу, дополненная мандарином-миканом и большой креветкой – традиционные символы Нового года в Японии. Парочка явно пьет новогоднее саке.

Ханами, цветение сакуры:

Конкретно “весенняя картинка”. Пара явно собиралась расположиться под цветущей сакурой на пикник с выпивкой и закуской, но вот не утерпели…
Помимо столь явных символов, есть и менее очевидные, смысл которых желательно знать заранее. Для лучшего понимания происходящего.

Здесь вот, например, все уже закончилось. Многочисленные смятые салфетки, валяющиеся в разных местах, говорят, что парочка неплохо провела время.

А здесь еще и не начиналось:

Соблазнение. Судя по длине рукавов и изобилию красного в костюме и прическе, девушка совсем молоденькая. А вот самурай уже не очень молод, о чем говорит дерево сливы в горшке на заднем плане. Слива – символ зрелости, а цветущая слива с торчащими вверх ветками говорит… думаю, сами догадаетесь. Короче, “старый конь борозды не испортит”. К тому же, этот самый “старый конь” явно подпихивает девушке книгу с шунга. Типа, а не попробовать ли нам? Здесь же присутствует и один из самых распространенных символов, относящихся к неявному изображению женских гениталий. Разрезы рукавов около кистей рук. Многослойный шелк с красным “нутром”. Ничего не напоминает? Судя по тому, что правый рукав девушки явно склоняется в сторону настойчивого самурая, можно не сомневаться в исходе данной встречи.  Кроме того, по шунга, как и по гравюрам вообще, можно изучать быт, нравы и кое-какие обычаи, принятые в соответствующее время. Например, по шунга неплохо прослеживается эволюция местных подушек-макура. Однако, не следует забывать, что шунга - в некоторой степени (а иногда и в очень большой степени!) плод воображения художника. Не всегда изображение реалистично. Короче, не пытайтесь воспроизвести в домашних условиях все, что изображено на картинах.

Здесь, например, один самурай на десять девушек . Если я не обсчиталась. Кто кого имеет – еще вопрос. Очень часто на картинах присутствует свидетель (или несколько). Один из самых распространенных сюжетов - семейная пара занимается сексом рядом со своим ребенком. Ребенок иногда спит, иногда занят своими делами, иногда с интересом наблюдает за родителями.

Суровая правда жизни: вся семья делит один футон (матрас).

Такое было обычным делом не только для бедняков, но и для семей со средним достатком, как деревенских жителей, так и горожан. Зимой вместе теплее, а летом достаточно одной антимоскитной сетки. Помимо невольных свидетелей частыми персонажами на картинах бывают и откровенно любопытствующие. Картины из серии “наблюдение за наблюдающим”  – один из самых полулярных сюжетов шунга.

Служанка принесла саке парочке. Ее явно приглашают присоединиться.

Сцена в публичном доме:

Еще из этой же серии.

Подглядывающую служанку “оприходовал” мимо проходящий гость публичного дома.

Встречаются и сцены насилия.

Сказ о том, как опасно ходить по ночам в одиночку. Заметьте, однако, какая мерзкая рожа у насильника. Совершенно очевидно, что автор картины такого явного безобразия не одобряет. Еще один довольно популярный сюжет шунга - шунга-ужастик. С участием привидений, монстров, духов умерших и т.п.

Вот, например:

Бледная фигура в полосатом – покойник, причем, не очень свежий, если судить по отросшим ногтям и небритости. Доски – разбитый гроб, на полу валяются чашка с рисом, которую обычно ставят для духа покойного и ветви сакаки, так же обычно ставящиеся рядом с гробом.  Судя по всему, молодая вдова, не дождавшись даже похорон мужа, предалась любовным утехам рядом с гробом мужа. И тот не выдержал подобного оскорбления. Короче, сейчас всем мало не покажется. Ближе к концу Эдо-эры чрезвычайно популярны стали эротические серии, своего рода манги, истории в картинках.

Вот, к примеру, назидательная история об обманутом муже:

Муж спит за ширмой. А жена в это время принимает молодого любовника.

Буйные утехи парочки и опрокинутая ими ширма разбудили мужа.

 Муж наводит порядок.

Однако бодрая молодежь одолела и теперь мужу приходится беспомощно наблюдать,как эти двое творят непотребство.

Но тут в дверях показывается благородный спаситель обманутых мужей…

Страшное возмездие ожидает всех неверных жен. Закату эротических гравюр, как не сложно догадаться, сильно способствовала вестернизация Японии, начавшаяся во второй половине 19го века. Цензура на эротику стала реально строгой. И, кроме того, европейцы завезли в Японию конкретно другие представления об изобразительном искусстве и реализме в живописи. Некоторое время угасающее искусство поддерживалось западными эстетами: в моде было все японское и в том числе японская эротика. Но уже к концу 19го века гравюр-шунга практически не выпускалось. Фотографическая эротика полностью вытеснила более трудоемкую и дорогую живописную работу. Одна из последних по времени традиционных шунга, конец 19го века.

Здесь уже явно заметно влияние западной живописной манеры. И фигуры написаны более реалистично и детально, и мужчина имеет европейскую стрижку.

И напоследок вот вам картина Китагава Утамаро (1753-1806):

Мягко говоря, не очень юная пара занимается любовью в поле.
Журавль, символ верности, несет им забытые салфетки.
Черепахи, символ долголетия и мудрости, подползают к ним поближе.
Женщина лежит головой на граблях (талисман для привлечения богатства).
Намеки ясны? Будет вам и долголетие, и богатство, и долгая счастливая семейная жизнь! В любом возрасте секс – это благо!

Юдэе

Первая петиция Сёдзи застряла в сёгунской канцелярии, и через пять лет он подал второе прошение сходного содержания. Эта бумага уже была рассмотрена и одобрена, и в том же 1617 году проект начал реализовываться. “Веселый квартал” назывался Ёсивара.

Первоначально это название значило “Тростниковое поле”, но в дальнейшем иероглифы были изменены, чтобы значить “Веселое поле”. В обмен на сотрудничество с тайной полицией в деле выявления “подозрительных личностей″ публичные дома квартала Ёсивара были освобождены от налогов.

Квартал был окружен рвом с водой и высокой стеной с воротами, закрывавшимися на ночь (примерно в полночь). Девушкам (юдзё) было разрешено выходить из Ёсивара только в трех случаях: для посещения врача, по вызову в суд и во время прогулки с клиентом для любования сакурой.

Во всех случаях девушку сопровождал полицейский соглядатай. Ходить девушки имели право только босиком. Опыт Ёсивара настолько пришелся по сердцу сёгунату, что вскоре аналогичные кварталы по всей Японии. Наиболее известными из них были Симабара в Киото и Симмати в Осаке.

Слово “ёсивара” стало нарицательным – общим названием для всех “веселых кварталов″. В 1657 году очередной страшный пожар уничтожил квартал Ёсивара и почти весь Эдо. Во время глобальной перестройки города под публичные дома был выделен новый квартал, поименованный “Новый Ёсивара”. Впрочем, его продолжали называть просто “Ёсивара”.

Новый Ёсивара занимал около 8 гектар, на нем находилось 200 публичных домов. В Ёсиваре жили 4 тысячи проституток и примерно такое же количество обслуги. Туда запрещался вход с оружием и въезд на лошади. Также в Ёсивара был запрещен вход самураям, но на самом деле они были постоянными его посетителями, скрывая при этом свои лица.

В Новом Ёсивара было сохранено закрытие ворот на ночь, однако клиенам было разрешено ночевать в стенах квартала. Ёсивара был засажен ивой (китайским символом проституции) и сакурой. Выбрать девушку можно было, просто прогуливаясь по улицам Ёсивара.

Проститутки сидели по сторонам улиц, на верандах публичных домов за решетчатыми стенками. Фактически, впрочем, необходимость выбора возникала редко. Смена девушки не поощрялась, рекомендовалось, раз выбрав проститутку, “придерживаться” ее. Отметим, что девушки тоже имели право, в некоторых пределах, отказываться или отвергать неугодных клиентов.

Выбор девушки оформлялся полуофициальным договором, чтобы со временем сменить юдзё на ее коллегу, требовалось получить согласие обоих. Конкуренция между девушками не поощрялась. Юдзё становилась как бы второй или “временной″ женой клиента. Договоры заключались и фактическое “обслуживание” происходило не на территории публичных домов, а в чайных домиках, которых в Ёсивара было 400. Клиенты довольно часто влюблялись в юдзё, и те иногда отвечали клиентам взаимностью. Богатый вдовец имел право выкупить юдзё и жениться на ней, но это было очень дорого.Поэтому практиковались различные виды любовных клятв, знаков и договоров – татуировки, вышивки на одежде и даже взаимное отрубание мизинцев. Периодически происходили двойные самоубийства (синдзю) – считалось, что люди, соединившиеся в смерти, соединятся и в следующем перерождении. Наиболее привлекательные и профессиональные куртизанки назывались таю или ойран. Они не работали в стенах “веселых кварталов″ – их приглашали в особняки знатных особ, часто на несколько дней. Вообще, как и для всех слоев японского общества, для юдзё была характерна четкая иерархическая структура, в которой младшие подчинялись старшим. Большая часть обитательниц кварталов была в детстве продана туда их семьями. Работорговля в Японии была запрещена, поэтому формально с девушками заключались контракты сроком на несколько (обычно пять) лет. Фактически, однако, чтобы уйти из квартала, надо было выкупиться, а большую часть денег, зарабатываемых юдзё, съедали накладные расходы: платья, прически, косметика.

Родившиеся в квартале дети также оставались в нем учиться и работать. Нельзя сказать, чтобы все юдзё были недовольны своей работой. Многие из них вполне осмысленно предпочитали ее браку времен Токугава, делавшему женщину запертой в доме экономкой при муже. Жены, в свою очередь, предпочитали, чтобы мужья заводили официальных любовниц-юдзё, а не шлялись по соседкам. Несмотря на все усилия правительства, проститутки-любительницы и проститутки по совместительству (все те же банщицы) продолжали конкурировать с лицензированными юдзё. Основной формой наказания нарушительниц было переселение в “веселый квартал”. Клиента в Ёсивара, впрочем, как и в других “злачных местах”, могли и ограбить, и обобрать. Кроме самих девушек, этим также промышляли сводники, среди которых были как женщины, так и мужчины.

Искусницы-гейши

Большую часть времени в Ёсивара мужчины проводили не за занятиями сексом, а за чашками саке, танцами, песнями и весельем. Собственно, именно этого им не хватало дома, где отношения между супругами были строго кодифицированы, а излишняя веселость могла сказаться на родительском авторитете.

Поэтому, кроме собственно проституток, с самого появления квартала Ёсивара в нем работали мужчины-заводилы, совмещавшие функции массовика-затейника, тамады и аккомпаниатора пьяных песен. Их называли гэйся (“искусники”), а также хокэн (“шуты”). В 1751 году в киотосском квартале Симабара появилась первая женщина-заводила.

В 1761 году в Ёсивара появилась первая профессиональная женщина-гэйся. Ею была Касэн из дома Огия, сначала работавшая юдзё, но выплатившая все долги и начавшая самостоятельный бизнес. Вскоре женщины-гэйся стали так популярны, что полностью вытеснили с этой работы мужчин.

Уже к началу XIX века термин “гэйся” (или гейша, как принято писать в России), стал обозначением исключительно женской профессии. В отличие от юдзё, гейши работали не только и не столько в “веселых кварталах”. Они приходили по вызовам всюду, где мужчины собирались на дружеские вечеринки (гейши называли их “дзасики” – буквально это переводится как “комната”, клиенты – “энкай″, “банкет”).

Основным достоинством гейш было умение весело и остроумно поддерживать беседу. Они шутили, читали стихи, пели песни, танцевали, аккомпанировали мужскому пению, организовывали немудреные, но веселые групповые игры. Основным музыкальным инструментом для гейш был трехструнный сямисэн. Официально секс в программу развлечений гейш не входил, так как они не имели на него правительственной лицензии.

В реальности, однако, все зависело от договора между гейшей и клиентом. Как и юдзё, гейши часто заводили полуофициальных поклонников-любовников и находились у них на содержании. Руководили гейшами “матушки” (ока-сан), а сами они называли друг друга сестрами . Естественно, речь не шла об их равенстве, так как в японском нет просто “сестер”, есть только “младшие сестры” и “старшие сестры”. Старше считались не те гейши, кто старше по возрасту, а те, кто дольше занимается этой работой. Районы, в которых жили общины гейш, назывались ханамати – “цветочные улицы”.

Как и у юдзё, у гейш была сложная система именования. У них не было фамилий, а имена переходили по наследству от предыдущих гейш этого ханамати. Обычно все эти имена начинались на корень, придуманный для этого при основании ханамати. Гейши-ученицы назывались майко. Учились они, как и юдзё, методом “минарай″ – “наблюдение и участие”. В первую очередь майко учились правильно краситься, одеваться, ходить, танцевать, играть и петь. Всем этим майко и занимались, пока их старшие сестры общались с мужчинами. Именно умение свободно и раскованно, но при этом почтительно говорить считалось самым трудным в обучении гейши. Другой важной функцией гейши во время застолья было подливать гостям саке. В Японии во время пиршества не принято наливать себе спиртное самому.С другой стороны, очень важно, кто, как и сколько кому наливает.

Помимо умения наливать саке, существенным для гейши было также умение его пить или изображать, что пьешь. Зато во время банкетов гейши никогда не едят. Концентрируясь на развлекательной стороне “дела”, гейши завоевывали все большую и большую популярность. Особенно ценились и уважались гейши из Киото, города с древними культурными традициями. Однако гейши не ограничивались традициями, а постоянно изобретали новые виды причесок, расцветки кимоно, новые танцы и песни. Как и юдзё, гейши не имели права выходить замуж, не “выйдя из бизнеса”. Такое право имели только “матушки”. Переход из майко в гейши обычно сопровождался потерей девственности. Эта процедура проходила практически как обряд, называлась мидзу-агэ, а совершал ее один из пожилых и уважаемых клиентов ханамити.

Расцвет деятельности гейш пришелся на вторую половину XIX века. Примерно с 1840-х годов начались активные гонения на проституцию, изобретались различные схемы “перевоспитания” юдзё, и на их фоне гейши выглядели более благопристойно. К тому же, они были совершенно необходимы для достойной организации банкетов. Время особой популярности профессии гейши – конец XIX и начало XX века. Будучи более культурны, чем юдзё, гейши “во всеоружии” встретили реформы страны, став носительницами древней и традиционной культуры. Однако то, что гейш сначала спасло и вознесло, их же и погубило. Став символом старины, гейши становились все менее и менее интересны молодежи. Среди нее набирали популярность дзёкю, барменши.

Они были также раскованы, как гейши, не отказывались от сексуальных приключений и были воплощением духа модернизации. Клиенты гейш все более и более переходили в категорию “пожилые люди”, соблюдающие традиции. В 1957 году были окончательно ликвидированы “веселые кварталы”, а проституция была полностью запрещена. Естественно, это не уничтожило проституток, а просто заставило их снова уйти в подполье бань, баров, чайных домиков и т.д. Опыт общения с иностранцами заставил перестроить жизнь и быт японских проституток на “современный″ европейский и американский лад. Гейши же, как уже было сказано выше, остались последними хранительницами традиционной японской женской культуры.

Только они во всей стране умеют правильно носить кимоно и белить лицо, только они сохраняют в неприкосновенности древние танцы и веселые песни. Это и поддерживает гейш на плаву, поскольку традиции и их хранители в Японии всегда уважают и почитают. Обычные же проститутки продолжают существовать. В связи с запретом открытых публичных домов большую популярность получили легальные заведения “фудзоку” (“дополнение”). В них девушки оказывают клиентам эротические услуги, не связанные с половым сношением – стриптиз, эротический массаж и так далее. Также популярна запрещенная подростковая проституция. Ранее, напомним, страсть мужчин к девочкам удовлетворялась за счет общения с майко. Сейчас же майко можно стать только в 18 лет. Чисто японская разновидность подростковой проституции – старшие школьницы, ходящие за деньги на свидания с мужчинами среднего и преклонного возраста. Эти свидания не всегда подразумевают половой акт – иногда это только поход в кино или ресторан, беседы на лавочке при луне, совместное любование сакурой… Такая проституция называется “эндзё косай″. Другой популярный вид бизнеса для молодых девушек – продажа в специальные магазины ношеного и нестиранного нижнего белья. Последнее на ура раскупается фетишистами, любящими вдыхать “женские” запахи. Девушек, занимающихся этим бизнесом, называют “бурусэра”. Подростковой проституцией обычно занимаются “когяру” – девушки-тусовщицы, зарабатывающие таким образом на модную одежду, косметику, сотовые телефоны и так далее. Наиболее “подсевшие” на этот бизнес девушки иногда становятся “огяру” – тусовщицами-бродягами, которые уходят из дома и переходят на полное самообеспечение. Главная беда огяру – венерические и кожные заболевания от беспорядочного секса и несоблюдения личной гигиены. Как видим, специфика японской секс-индустрии заключается в том, что секс в ней – главное, но не определяющее. Большая часть этой индустрии – разговоры, намеки, простое человеческое общение и всевозможные развлечения. В отличие от многих других аналогичных культур, собственно сексуальные техники всегда в Японии считались второстепенными.