Секрет счастья Шамиля-абзы

Шамиль Кабиров в годы войны

Шамиль-абзы в настоящее время (88 лет)

Казалось бы, у старых людей есть серьезные поводы к унынию. Они уже потеряли многих близких и родных, мучают болезни, слабость и беспомощность, а дети не всегда рядом. Да и нищ зачастую наш российский старик. Какое тут счастье?.. Но оно вещь загадочная. Богатство, здоровье, слава, власть и даже любовь еще не означают счастья. Оно имеет иную природу и излучает иные волны…

В сентябрьский, по-летнему теплый день в городской автобус вошел ярко седой счастливый человек. Он обратил на себя внимание сразу - почтенным возрастом. Самодельная палка заметно помогала ему стоять на ногах. О том, что новый пассажир - человек счастливый, сказали глаза. Они светились. И каждый, на кого он смотрел, тут же получал частицу этого света, делаясь светлее лицом. Старик оказался общительным, и вскоре стоящие рядом с удовольствием беседовали с ним. Другие улыбкой прислушивались к словам, полным житейской мудрости и юмора. Бабай в тюбетейке был татарином, но его русская речь напоминала о ее лучших носителях начала прошлого века. Журналист во мне гадал: воевал ли он? Образ высокого интеллигентного человека с длинными пальцами пианиста, так не вязался с ужасом и тяготами войны!

Война это трудная работа

Шамилю Кабирову, уроженцу Средних Тиганов Алексеевского района 88 лет. Будущего кавалера орденов «Красной Звезды», «Славы III степени» «Отечественной войны II степени», медали «За отвагу», на службу призвали 17 лет отроду в феврале 1943 года. Сначала оказался в Московском пулеметном училище, потом в мотоциклетном, затем в учебном танковом полку. Получил специальность «Радист-заряжающий» и был переведен в батальон подготовки командиров орудия. А в октябре 1944 года началось его война - на Третьем Украинском фронте в составе 9 танковой бригады при 1 Гвардейском ордена Ленина механизированном корпусе в качестве командира орудия на тяжелом танке М-4А2, поступившем по лендлизу из Америки.

После того, как танк сгорел в бою, Кабиров продолжал воевать в 18 полку этого же корпуса. С боями и большими потерями полк прошел от Будапешта до Вены. День Победы встретил на территории Венгрии… «Нам о Победе не сообщили. Пехота раньше узнала: все небо трассирующими пулями прошили. Стреляли в воздух. Мы поняли: война кончилась».

«На войне все просто, но самое простое в высшей степени трудно» –слова военного теоретика Карла Клаузевица неоднократно припомнились во время рассказа фронтовика, который о геройских деяниях говорил неохотно. Ну, подбил танк – «Тигр», так война же… Шамиль-абы не видит ничего геройского в том, чтобы убивать людей. Он смотрел на их мертвые лица в перископ – до сих пор «все они стоят перед глазами»…

Охотней ветеран говорил о фронтовых буднях - как выживали солдаты: «Кормили чаще капустным бульоном – хорошо, картошинка попадется. Двести граммов хлеба. Ничего, жили. Но круглые сутки хотелось есть». За год не выпили ни капли воды – из колодцев пить не дозволялось, могли быть отравленными. Вместо - слабое вино из крышек снарядов… - кружек не было.

«Как солнце излучает тепло, так танковая броня – холод. Продрожал всю зиму. Ватных штанов не выдавали, теплое белье – да, но оно не спасало». Всякий раз, когда Шамиль-абы говорил подобные вещи, предупреждал: «Я не жалуюсь. Просто рассказываю историю». Но горькие подробности Истории искупаются признанием: «Самое цветущее время моей жизни – война. Мы ощущали себя личностями. Не боялись смерти, никого не боялись, имея в руках грозное оружие и полковое братство. Война – слишком трудная работа, успех в ней требует товарищества. Это потом начинают разбираться, у кого звезды на погонах крупней. На фронте все были равны».

Материнская молитва

Провожая первенца в Армию, матушка Нафиса сказала: «Ты обязательно вернешься. Даже не раненым». Берегла материнская молитва танкиста в ситуациях, казалось бы, крайних: «Рядом со мной гибли, а на мне ни царапины. Только однажды волосы состригло волной от взрыва. Командиру танка голову снесло, а он был рядом – я чуть пониже сидел…Одной удачей это не объяснить».

Война для него в 1945 не закончилась. До места, где жили родители, комиссованный по болезни младший сержант добирался в 1946 году, преодолевая трудности, достойные приключенческого романа… А вкратце, получив литерный билет, воспользоваться им, оформленным с каким-то мелким недочетом, не смог. Перед отправкой комиссованных переодевали в утиль: «Даже ботинки без подметок: надевай и езжай. А добротное обмундирование оставляли служащим. Но на дворе декабрь, дорога предстояла длинная. Нехорошо, думаю. Замерзну». Поэтому ушел на вокзал ночью, в своем обмундировании. Дождавшись товарняка в станционной будке, за припасенный на этот случай табак добрался до Свердловска. На вокзале узнал, что и с «правильными» литерами солдаты по 2-3 месяца ждут отправки. Увидел под ногами вшей. «Я уже знал, что это такое, на фронте обовшивел – спать не мог, вошь хуже фашиста доставала. Война такая работа – круглые сутки в танке или на снегу: ни квартиры, ни бани»…

Обошел вокзал и попал на платформу со стороны путей – изнутри вокзала не пускал патруль. Пришел поезд, а попасть в вагон никак – двери изнутри подперты досками. Но выбежал служивый за кипятком, да и сговорились. «У него команда разбежалась, дезертировали, одним словом. Конечно, дезертиров ловили и наказывали, но человек есть человек…Он говорит, давай я скажу ты мой солдат, вернулся». Так доехал до Канаша. Все бы ничего, но голод очень мучил: «Там была кухня. Можно было сказать, что я демобилизованный и попросить хлеба. Может быть, дали бы… А может, и нет. Поэтому я не просил». Добрался и до Чебоксар, всеми неправдами пробравшись на верхнюю полку. «Там, за чемоданчиками, я и укрылся. Идет контролер с керосиновой лампой – свет по потолку скользнул в соседнее купе, и я понял, что доберусь до Чебоксар без приключений». А потом, поскольку денег на автобус не было, 60 километров шел пешком до поселка Дубовый. И всю дорогу голодом. «Я молодой был, и к голоду-холоду привычный – в танке-то отопления нет, а зиму пережил. Подумал: и на сей раз, наверно, не умру»…

Встреча с родными

«Дело шло к вечеру, когда дошел до Отар, сейчас такой деревни нет. До дома еще четыре километра. Зашел в сельсовет, говорю: я очень устал, помогите транспортом. Там только засмеялись… Ну, дошел до дому к ночи. В окно вижу: отец. Самого не видно, только руки. Постучал в дверь. Отец вышел в сени, крючок скинул, не глядя, ушел в дом: «Мать, там кто-то пришел»…Мама повисла на мне, полчаса не отпускала, а отец все ходил, ходил кругами вокруг нас…Сели за стол, ничего не спрашивали. Накормили. Так кончилась для меня война».

День отдохнул, и - в военкомат. А отец - к начальнику, за хлебной карточкой на сына, который вернулся со службы инвалидом. Не дали. Сказали, пусть на работу идет, получит рабочую карточку. «Я не жалуюсь. Это – история. А отец был оптимист - ладно, сынок, переживем. Он ставил дом, рад был, что помощник явился. Мама боялась, меня заберут, я ее успокоил бумажкой с печатью: там, правда, было написано: направлен в Сурки. Но мама неграмотная, как, впрочем, и отец. А у меня целых четыре класса образования, да военная наука за спиной».

По воробьям из пушки

С военной наукой у Шамиля Кабирова были лады: еще в пулеметном училище спокойно читал книжку, пока будущие бойцы толкались у пулемета, оспаривая очередь к орудию: изучали. Месяц шумели, а когда оставили пулемет в покое, Шамиль подошел, разобрал, собрал – словно давно это умел. Обучился, так сказать, на слух…И в танке механизм закладки патронов у него никогда не ломался, а дело это тонкое: закладка 5000 патронов. Или пушка: «Я настраивал ее, как настраивают пианино. Без настройки ни один музыкант не сыграет. А пушку не настроишь - в цель не попадешь. Говорят, палить из пушки по воробьям дело бесполезное… А я скажу – дело в настройке. Я мог. В ветровые окна домов с расстояния в километр-два свободно попадал».

Многое было по плечу молодому воину. Но речь не о том, что все всегда легко давалось… В Вене в районе Арсенал был сад. Там засели немцы. Их надо было выбить. «Пехота не пошла. Танки пошли – я, можно сказать, спилил этот сад из пулемета. И мы стали продвигаться. Там был домик, а в нем немец. Он противотанковой гранатой нам в командирскую башенку попал… Вот тогда-то командиру голову и оторвало, мне волосы постригло, а заряжающий сгорел… Танк мы оставили. В одну ночь пришел тягач, но механик в танк не полез – за два-три дня мой командир разложился: кровь, запах. А я залез; буксир потянул, моторы завелись… И я выехал из сада», - говорит Кабиров, а я слышу: «из ада»...

Харизма и ее корни

Воспоминаниям нет конца… Гаснет за окном день, а рассказ словно потускнел: дошли до мирной жизни. «После войны началась жизнь такая, что хуже войны… Я вас арбузом накормлю, хотите? – неожиданно обращается Шамиль-абзы ко мне. Чувствую, он с трудом переходит от «цветущей поры» своей жизни к послевоенной действительности. Но продолжает рассказ…

Достроив дом, пошли вместе с отцом работать грузчиками на сплав - в лаптях. Это с поврежденным-то позвоночником? «А что делать, - говорит он, - другой работы не было... Потом крымских татар привели, он научили из бычьей шкуры - шерстью наружу, чтобы не скользили - постолы мастерить. Ходишь в них – каждый камушек чувствуешь. Накручиваешь портянку, как с лаптями. Но они удобнее, не мокнут. В них ходил».

Кстати вспомнил, как в тридцатых годах отца на работу не принимали. «У кого много детей, не брали на работу. Семейным же надо место в бараке дать. У моих родителей трое детей. Чтобы прокормить, отец трубы чистил, землю копал, в пекарне работал, дрова заготавливал. Частным образом. Как-то подсобном хозяйстве мама с папой перекапывали землю - в некоторых картофельных гнездах оставались картофелины. Сварили их, сели за стол, отец говорит: не принимают меня на работу…» Тут Шамиль-абзый заплакал - от сочувствия…

Он до сих пор переживает трудности, выпавшие на долю родителей сильнее, чем собственные: каждый раз, когда разговор касался отца и матери, на глаза его выступали слезы…

Когда, наконец, приняли отца на сплав грузчиком, от радости родители были на седьмом небе. Жили в бараке, семью от семьи отделяла «стена» - занавеска. Теснота, грязь, клопы…

Шамиль-абзы рассказывает о родителях: «В семье у нас татарский язык ценился. Радио не было. Газеты в дом нельзя было заносить. И мама, и папа говорили: это все ложь, обман – не надо... Папа человек промысловый: летом, до колхозов-то, работал на земле, на зиму уезжал на шахты. Когда в Средних Тиганах стали принуждать идти в колхоз, не побоялся все бросить: дом, постройки. Переехали в Марийскую ССР. Причем, из деревни уйти было нельзя, паспортов не выдавали. Но можно было нахулиганить - тогда отправляли в места лишения свободы, а по освобождении выдавали справку, на основании которой давали паспорт. Отец был неграмотный, но ума и решимости не занимать… Как врага народа, препятствующего коллективизации, осудили на десять лет, а его уже и след простыл… Почему же не хотел идти Нуретдин Кабиров в колхоз? Сын цитирует отца: «Приехали коммунисты: не знают, как телятам корм задать, а решились руководить людьми, хозяйством… Богатое наследство получил я от родителей: гены. Все в них», - заключает бабай.

Живу хорошо – гоняю ветер…

Есть люди, правильные как букварь. Все у них правильно, все документы в порядке, все заявления вовремя где надо лежат, всюду необходимая регистрация, во всем учет и трезвый расчет. Это обеспечивает благополучие и спокойствие. Так и надо. Однако никто не отменял и других людей, для которых такие операции в жизни стоят не первом месте. «Конечно, надо было мне все бумаги хранить. Как мне хлеба двести граммов после войны не дали, оформить в письменном виде и дату отказа поставить. Ну и райкомы партии были, профсоюзы: надо было ходить и просить. Но я не ходил» - вспоминает Кабиров.

Много воды утекло с тех пор, как в лаптях сплавлял лес Шамиль. Потом учился рабочим специальностям: электромеханик, шофер, кузнец… Не раз ему говорили: «Что ты тут делаешь, ты способный, иди учиться в институт». Но с четырьмя классами образования, без аттестата в вузы не брали… Кстати, о воде: подступила Волга вплотную к дому, который строили с отцом. И вернулся Шамиль-абзый в родные татарские края в начале 70-х.

«Встретила Казань меня не то чтобы ласково: еще в 90-х годах жил в общежитии. Ближе к пенсии стали гнать. Куда идти? А хоть на улицу. Старый ты, говорят, а общежития – для молодежи. Чуть было в бомжах не оказался, а тогда бы и пенсию не получал… Бомжей и преступников государство само делает, это я понял за свою жизнь. Никто ведь нам бомжей не присылает из-за границы».

Чтобы получить пенсию участника войны, нужно было предъявить не только военный билет и орденские книжки, но и архивные данные. Тут и выяснилось, что здание Горно-Марийского РВК – место призыва Кабирова на военную службу давно снесено, да и вообще на месте его – вода, поглотившая окрестности. Немало пришлось поездить, чтобы доказать: он – тот самый Шамиль Кабиров, которого давно ищет Музей-мемориал Великой Отечественной войны – там и сведения о танке есть, где значится командиром орудия младший сержант Кабиров…

Конечно, ни квартиры, ни машины, как многие другие участники войны, он не получал. Заявление надо было написать, а это в понимании Шамиля Кабирова – просить. Просить, считает он, стыдно. Да и хлопотно. Вот палку – батожок, как он выражается, разрешил себе получить бесплатно. «Оказалось, надо обойти всех врачей, кроме разве что – смеется Шамиль-абзый, - гинеколога. После - комиссия. Там сказали: надо трудовую книжку, и чтобы инвалидность была оформлена, справки какие-то. Много, целый список. Когда я это все преподнесу, мне дадут разрешение идти в соцзащиту, там зарегистрируют как нуждающегося в батожке… Но палка не стоит этой ходьбы! Однако, поскольку у меня есть свободное время, попробую понять нутро этого механизма: сколько человек с моими ногами, защитник Родины, должен, по мнению чиновников от медицины и соцзащиты ходить, чтобы, наконец, эту палку получить. Вот и хожу – ветер гоняю… Мы, защитники родины, а нам ничего не досталось. Государство аппарат насилия, иначе не бывает. Коммунисты развалили Романовскую Россию, но настоящей заботы о трудящихся, не было… Только власть хорошо жила... И нынешняя власть тоже долго не задержится. Потому что ей не нужны те, кто создает материальные блага. Я не знаток всех теорий, институтов не кончал, а то бы тоже их песню пел, но я не кончал, поэтому у меня своя песня: Россия не может продвинуться, аппарат насилия - чиновники настолько испорчены… Создавая законы, депутаты не учитывают законы природы, а у нее есть хороший инструмент: кризис… Я не ношу награды. Мне стыдно за Россию.

            Будущее страны, каким оно видится Кабирову? «Мало оно меня радует, - отвечает старик. - Никто не хочет знать и понимать, почему государство живет лучше или хуже. Лучше живут там, где мало воруют и много работают. Много и хорошо. Когда я был молодой, у всех спрашивал, почему мы, победившие Германию, живем хуже, когда будем жить как люди? Единственный человек ответил коротко и правильно: «Как научимся работать, так и будем жить» - так сказал мне простой мари из деревни, наверняка, у него не больше четырех классов образования. Но если бы я имел шапку Мономаха, снял бы перед ним».

…Живет ветеран один в небольшой квартирке, где приспособил под верстак скамейку, ремонтирует швейные машинки. Правда, теперь глаза уже плохо видят… Завсегдатай концертных залов, он и сам при случае исполнит «Кора урман» - несильным голосом, но так душевно – заслушаешься. Общается с родственниками. А много ли их? «Пол-России, - шутит Шамиль-абзый, - я никому в родстве не отказываю».

Секрет счастья

Жилище его откровенно вопиет о ремонте, а преклонные годы исключают самостоятельность в этом вопросе. В общем, мне показалось, что «показателей» для того, чтобы быть довольным жизнью, приветливым и счастливым у него недостаточно. «Да что вы, - искреннее удивляется мой собеседник, - я самый счастливый человек. Остался живым на войне, в которой погибли миллионы. Это самая большая награда. Я живу – не наживусь, радуюсь каждому дню».

Кажется, секрет счастья кроется в его убеждении: «Если я буду на кого-то обижаться, от этого не будет лучше. Мой сосед тоже был танкистом. Он так ругал власти и всех подряд и… что? Мысли, эмоции людей формируют их реальность. Квартиру ему так и не дали. У дочки жил на трех квадратных метрах. Внучка украла ордена, спрятанные на антресолях. Он подавал на розыск, но раз родственники украли, искать не стали»… Самым большим несчастьем в жизни Шамиль-абзый считает ругать себя, правительство, других людей. «Все созданы богом, ненавидеть нельзя».

А мечтать можно. Он мечтает о гектаре земли. «Конечно, особняк не построю, но домишко на курьих ножках родные помогут соорудить. И оставлю я это им. Чтобы помнили, знали, что я уважаемый государством человек, потому что защищал родину». Хочется, чтобы мечта ветерана сбылась. А сбудется ли, неведомо. Как мы уже поняли, у него нет проблем с благополучным состоянием души, а вот с пробивными способностями – наоборот.