По проповеди на Преображение

  •  «И притом мы имеем вернейшее пророческое слово; и вы хорошо делаете, что обращаетесь к нему, как к светильнику, сияющему в темном месте, доколе не начнет рассветать день и не взойдет утренняя звезда в сердцах ваших» (2 Птр. 1, 19)
    Христиане говорят, что распятие Иисуса было делом добровольным. Скептики говорят, что распятие Иисуса было делом самоубийственным. «Добровольный» и «самоубийственный» - схожие слова, но между ними дьявольская разница.

    Иисус знал, на что шёл. Горизонт Его был шире нашего, был бесконечностью. Человек способен себе представить, что Иисус видел за смертью Своё воскресение. Это фантастично, но не более того. Такие фантазии каждому доступны. Фантазии эти, возможно, облегчают самоубийство, представляя его ненастоящей смертью, временной смертью. Но самопожертвования они облегчить не могут, потому что самопожертвование – не ради своей жизни, а ради чужой. Дай другому пожить подольше, ведь за гробом ничего не будет. Иисус шёл на смерть в сознании того, что за гробом – ад, причём ад-для-других. Легко умирать, когда знаешь (думаешь, что знаешь), что после смерти попадёшь на лоно Авраамово. Иисус умирал, зная, что попадёт совсем в другое «место». В место, где Он быть не должен, в место, где Он быть, по всем теориям и выкладкам, просто не может. В чужое ничто, в средоточие чужих страхов, в сточную канаву отчуждённости, эгоизма, насилия. Крест в сравнении с этим – отдых.

    Иисус – не герой войны, закрывающий других от пуль собственной грудью, по дурости или от благородства. Он не защищает нашу жизнь, Он её преображает. Преображает жизнь даже тех, кто не верует в Воскресение. Горизонт всё равно другой, когда на горизонте крест, пусть даже чужой.

    На церковнославянском страдание Иисуса – не «добровольное», а просто «вольное». Можно перевести и как «акт сильной воли». Кто не любил, думает, что любовь – состояние расслабленности, мягкости. То ли дело бой! Так вот бой – это буза, а любовь – гвоздь.
    «Сей есть Сын Мой возлюбленный», услышанное в Преображении – не означает «Не трогайте Моего Сыночка, Он слабенький, сладенький, миленький». Это грозное «посторонись, герр Ницше, человек настоящей сильной воли идёт». «Да будет воля Твоя» мы говорим Богу не потому, что Его воля такая дистрофическая, что без нашей молитвы не совершится, а потому что Его воля столь сильна, что горе тому, кто окажется у неё на дороге, не будучи готовым ко встрече. Воля Божия – свет, который способен и смести, и вознести.

    Вечная жизнь, которую несёт Иисус, не в том, чтобы бесконечно существовать, а в том, чтобы сейчас быть готовым светить без ограничений и принимать свет других. Всякий человек – звёздный человек. Отсюда образ утренней звезды, который использует апостол Пётр в тексте, что звучит на Преображение. Образ древний, как вавилонская астрономия, образ надежды на то, что у каждого человека звезда, но лишь одна звезда возвещает день, и с человека, рождённого под этой звездой, начнётся день, который не кончится. Эта звезда подымается не на небе – в сердце. Поэтому волхвы её видели, а Ирод – нет.

    Спаситель – утренняя звезда, которая не гасит прочие звёзды, а зажигает. Его вольное страдание – свободное, сильное страдание – это и наш путь. Мы берём Его свет и несём – когда болеем, не жалуясь, когда несём тяжесть, не перекладывая на других, и очень часто эта тяжесть – наш ночной горшок, который другой выносит, а мы благодарны, и не ворчим, и не пытаемся строить из себя железного дровосека. Наша вера не та, что не случится с нами болезни и смерти, а та, что и в болезни, и в смерти с нами Бог. Бога нет с нами только в ненависти, в ожесточении, в помрачении чувств. Для веры и в страдании есть свет, и в смерти есть воскресение, и во тьме светит свет, светит. Нам не дано видеть Христа, как видели Его апостолы на Фаворе, но нам дано видеть в больном, изуродованном, одряхлевшем человеке – утреннего ангела, звезду Христову, святого, повернувшегося к Богу и благодаря этому бесконечно приблизившегося к нашему подлинному «я».
     
  • о.Я.Кротов