Национальная идея России в истории мысли

Характерной чертой интеллектуальной жизни российского общества всегда выступал постоянный поиск смысла его существования, определения места России в мировой «системе координат» и ее высшего предназначения. Концепция «Москва — Третий Рим» и теория официальной народности, идея мировой революции и лозунг «нового политического мышления» — все это конкретные проявления данного поиска.

Понятие «национальная идея» в России появилось уже в XIX в., и называлась она тогда русской идеей. У истоков этого понятия стоял А.С. Хомяков со своей идеей «соборного спасения во Христе». Становление «русской идеи» связано с именами Вл. Соловьева, Ф.М. Достоевского, Н.А. Бердяева, В.В. Розанова, И.А. Ильина, П.А. Флоренского и других русских мыслителей. Актуализируя разные стороны этой проблемы, они обратили внимание, что для русского человека «сакральное спасение» ассоциируется не с индивидом, но с неким мистическим коллективом, объединенным не территориально, а духовно.

Оригинальная постановка вопроса о русской идее в творчестве И.А. Ильина исходит из концепции четырехмерности русской идеи: русская религиозность, русское искусство, русская наука и русское право.

Ряд современных исследователей объявляет «русскую идею» мифологемой, призванной подчеркнуть своеобразие российского человека, т. е. те свойства, которые отличают его от человека Запада и определяют особенности исторического развития России. По мнению противников национальной идеи, рассматриваемой в данном воплощении, последняя как любая мифологема, не поддается однозначной интерпретации и включает разные смыслы: «соборность» — у А.С. Хомякова, «всеединство» — у Вл. Соловьева, «вселенское служение» — у Вяч. Иванова, идею «созерцающего сердца» — у И.А. Ильина, «идею коммюнотарности и братства людей и народов» — у Н. Бердяева и т. п.

В. Кожинов соглашается с наличием английской, французской и германской национальных идей, но считает, что «у России нет, и не может быть национальной идеи». Свою позицию он аргументирует тем, что идея Третьего Рима, идея «метаморфозиса» при Петре I и коммунистическая идея не являются по своей сути национальными. Причем в отрицании национальной идеи как движущей силы русского народа писатель не видит национального принижения. Ведь еще Чаадаев писал, что для нас узки любые национальные идеи, так как Провидение поручило нам интересы человечества. То есть Россия выше такой идеи.

Некоторыми высказывается мысль, о существовании двух типов идеи — национальной и всемирной мессианской. Если их все-таки различать, то многие разночтения оказываются искусственными построениями. О надуманности категории «национальная идея» говорит Е.М. Чепурных, предлагая опираться на устоявшиеся национальные ценности и идейные течения. В этой схеме национальная идея выводится как за рамки ценностей, так и идей, попадая в сферу общественного подсознания.

«Такого понятия в природе не существует, это очередное изобретение политтехнологов», «дискуссии о национальной идее — бесплодные дискуссии», — вот наиболее распространенная аргументация противников национальной идеи.

В свою очередь, сторонники национальной идеи, формулируя ее принципы, чаще всего постулируют их от обратного, т. е. отмечают, почему и какой эта идея не должна быть. Сюда, например, можно отнести отказ национальной идее в этничности, конфессиональности, столичности, чрезмерной пафосности, политизированности и т. п.

Портрет национальной идеи выстраивается, как правило, исходя из приписываемых ей функций. Современные науки об обществе демонстрируют целый набор подходов к определению сущности национальной идеи: политический и геополитический, религиозный и философский, художественно-публицистический.

Функции национальной идеи:

Интегрирующая

Снижения напряженности в обществе

Укоренения общих ценностей

Мобилизующая

Стимулирования активности

Преобразующая

Ориентации на перспективу

Ряд авторов исходят из уместности классического термина «русская идея» лишь в случае воссоздания исторической ретроспективы или описания взглядов теоретиков. Контекст употребления понятия «русская национальная идея» связан со стремлением декларировать русский народ как связующий и центральный элемент национального единства. В то же время в термине «российская идея», из которого исключается этническая составляющая, отражено желание подчеркнуть приверженность новому типу государственности, ориентированному на западные стандарты. А термин «идея для России» указывает на некое заимствование, внешнее происхождение идеи, чем уменьшает ее самоценность и придает призыву к разработке характер госзаказа со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Представляет интерес обратиться к тому, каким содержанием наполняет понятие национальной идеи российское население. Центр «Индем» еще в 1997 г. провел лингвостатистический анализ понятия «национальная идея», выявивший 15 типов интерпретации данной категории. В основном, национальная идея ассоциировалась с такими понятиями, как демократия, возрождение России, государственная доктрина, идеология, культура, неопределенность, мессианство, объединяющее начало, православие и соборность, приоритет личности, приоритет национального, монархия, социализм, коммунизм, целостность, ценности и экономический фактор.

Отсюда видно, что в целом национальная идея понимается людьми как механизм осуществления эффективной коммуникации между гражданами России и властными структурами с целью дальнейшего формирования демократического общества.

Очевидно и то, что национальной идеей должно стать некое понятие, адекватно и похожим образом воспринимаемое большинством населения страны, независимо от языка, вероисповедания, образа жизни, социального статуса, образования и культурного уровня.

Потребность в национальной идее вырастает, прежде всего, из необходимости мобилизовать общие усилия вокруг некой цели. И здесь начинаются принципиальные разногласия между сторонниками идеи «для внутреннего употребления» и обязательности мессианизма как составной черты национальной идеи. Народ как «этнос, наделенный миссией» — из этой формулировки А.Г. Дугина вытекает идея, что «универсальную масштабность миссии» народа выражает в себе цивилизация.

Специфику русской миссии, по А.Г. Дугину, определяет воспроизводство на русской почве «иудейского эсхатологического сценария» («Москва — Третий Рим»), оплодотворенного христианско-православным пониманием истории и коммунистической идеей. Именно эта миссия является константой, которая и делает народ народом. Исходя из этого, у Китая нет никакой всемирной миссии, кроме сохранения и укрепления своей цивилизации.

Впрочем, А.В. Шубин считает, что миссий в истории России было несколько, т. е. мессианство переменчиво не только содержательно, но и количественно. Константой же является культура, носителем которой является язык. Соответственно, следует говорить не об одной национальной идее, а о ряде «национально-адаптированных идей, доминирующих в идейном спектре данной страны».

Аргументацией для апологетов мессианской составляющей национальной идеи нередко служит отсылка к авторитету Вл. Соловьева с его знаменитой формулой: «…Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности».

При таком подходе национальная идея представляет собой вклад, который в соответствии с божественным планом данный народ должен внести в мировое развитие.

Но в такой трактовке национальная идея превращается в заданную свыше программу, и связь с активным деятельностным программированием человека исчезает. Зачем в этом случае говорить о национальной идее, если она наверху, а не здесь, в реальных вызовах жизни и ответственности за выбор и действие? Странная метаморфоза: такой подход к национальной идее убивает ее как таковую.

Некоторыми исследователями выход из этой дилеммы видится в разграничении понятий «национальная» и «общенациональная» идея. Так, Н.З. Ярощук полагает, что именно последнее имеют в виду властители, требующие сформулировать национальную идею. То есть речь идет не о национальной идее как «сверхдуховной квинтэссенции нации», а об объединяющей идее в многонациональном государстве, т. е. идее политической нации, гражданского общества. Такая идея может быть выражена предельно кратко, как политический лозунг или призыв.

Кстати, довольно распространенным является представление о национальной идее как компактной связке основополагающих мифологем, упакованных под ключевым и представительским символом, в метафоре или лозунге. Впрочем, для многих национальная идея не сводима к какой-то одной идее или слогану. Она представляет собой целостный дискурс, т. е. «развернутый во времени процесс существования смыслов, выраженных словами, знаками и знаковыми действиями», демонстрируя единство трех сфер: метафизики, геополитики и экономики.

Замечательное умствование, но пусть кто-нибудь попробует от таких интеллектуальных «высот» перейти к каким-нибудь практическим надобностям развития — хоть общества, хоть государства.

Тем не менее, несмотря на концептуальный и категориальный разброс, из всего многообразия мнений и оценок можно извлечь следующие концептуальные положения.

Во-первых, утверждения о не синонимичности понятий «национальная» и «государственная» идея. В частности, попытка указать на нетождественность национальной идеи идеологии подчеркнута в работе Сектора междисциплинарных исследований общественного сознания Института философии РАН «Россия в поисках идеи».

Правда, за этим следует маловразумительное определение национальной идеи как «отдельного произведения идеологии», служащего «окрашивающим фильтром для общего комплекса идеологического строительства».

Авторам предельно чужды такие «научные» искания, которые за очередным поворотом мысли опровергают сами себя.

В литературе чаще всего водораздел между этими двумя понятиями предлагают проводить по линии этничности, т. е. национальная идея рассматривается как идея данного народа в ее этническом значении. Правда, понять, зачем разыскивается нетождественность национальной идеи и государственной идеологии, трудно. Единственным объяснением является факт запрета государственной идеологии в Конституции России. В ситуации, когда высшая власть требует от науки (в частности, РАН) найти национальную идею, а государственная идеология запрещена, конечно, нужно поднатужиться и изобрести доказательства, далекие от объективных. Национальная идея должна быть объявлена нетождественной государственной идеологии, что в принципе является очевидным нонсенсом!

Набор абсурдной аргументации при этом выстраивается весьма обширный. Государственная идея представляет собой совокупность политических, юридических, социальных и экономических принципов, на которых основывается государство. Другими словами, оказывается, что не может быть российской национальной идеи — существует только российская государственная идея. И самое главное: не всякая государственная идея способствует реализации национальной идеи народа.

Например, современная государственная идея Российской Федерации находится в очевидном противоречии с национальной идеей русского народа. Национальную идею любого народа можно определить по формуле: «традиционная религия плюс народность». Из этого следует, что у страны, население которой состоит из потомков иммигрантов, являющихся осколками различных этносов и религий — как, например, в США, — национальной идеи как таковой не существует, а имеется лишь государственная идея.

Во-вторых, несводимость национальной идеи к идее чисто этнической. То есть идея может быть национальной, но у нее не может быть национальности. Масштабы национальной идеи должны быть как минимум цивилизационными. Неслучайно в качестве главной идеи чаще всего предлагается «глубокое осознание и принятие обществом того, что Россия есть уникальное, самобытное государство-цивилизация с собственным путем исторического развития».

В-третьих, невозможность «навязывания» национальной идеи народу «извне» — идея рождается «изнутри», исходя из выработанных веками ценностных ориентиров. Это, в свою очередь, предполагает коллективную творческую деятельность. Прав был П.Я. Чаадаев, отрицавший идею народа как чисто теоретическую конструкцию, создаваемую в процессе интеллектуального поиска. Ведь идея народа — это, прежде всего духовный настрой, направляющий его деятельность.

В-четвертых, баланс религиозного и светского наполнения идеи. Связующим звеном здесь выступает этнос как система психических и нравственных норм поведения, эстетических представлений и народных преданий.

Современную политическую культуру определяют сформированные длительным исповеданием религий массовые психологические установки. Ведь этика в религиозных конфессиях выработала качественно не сводимые друг к другу массовые ориентации на «добро» и «зло». В силу этого уничтожение религиозно-ментальных оснований государственности приводит к тому, что политическая система может сохраняться по инерции не более одного физического поколения.

В-пятых, национальная идея имеет внутреннее и внешнее измерение. Первое представляет собой особое представление о своей стране, а второе — идею, направленную на окружающий мир. Только всемирная значимость идеи поднимает нацию до мирового масштаба. В литературе русская национальная идея трактуется как «объективно существующее» в массовом общественном сознании представление об историческом предназначении русской нации. Упор на духовность, вневременность и апелляция к божественным символам выражают претензию русского народа на сакральность его исторической роли в мировом историческом процессе.

В-шестых, национальная идея, представляемая как система целей, зависит от множества факторов. Так как многие из этих факторов носят временный характер, то и идея изменяется во времени и в пространстве. Поэтому невозможно выдвинуть одну национальную идею на все времена для всех народов. Любая национальная идея должна быть актуальной. Однако остается ценностная константа, отражающая устойчивые характеристики государственности того или иного народа.

В-седьмых, национальная идея должна обладать определенными атрибутами, делающими ее жизнеспособной и эффективной, главным из которых является ее интегрирующий характер. То есть национальная идея объединяет общество, отодвигая на второй план существующие социокультурные различия. Национальная идея интегративна в силу того, что увязывает интересы личности, общества и государства в единый долгосрочный, позитивный национальный проект. Образно говоря, национальная идея указывает «обществу-кораблю» систему координат в безбрежном цивилизационном «море», а идеология государства служит «компасом» для соотнесения собственного курса в этой системе координат.

В-восьмых, национальная идея обязана быть направлена в будущее. Она по самой своей сути футуристична, так как задает некий проект будущего и программу действия. Например, для русского народа времен царской России была актуальной национальная идея, выраженная в понятии «земля и воля». Большевики на протяжении 70 лет воодушевляли российский народ идеей построения коммунизма на всей земле. Национальная идея существует не для того, чтобы фиксировать достигнутое состояние социума, а чтобы звать вперед.

В-девятых, национальная идея должна быть жизнеспособной, чтобы выстоять в течение десятилетий и столетий.

В-десятых, национальная идея, представляя совокупность оригинального философского творчества, неизбежно включает как самобытные компоненты, так и результаты заимствования, адаптации или синкретизма.

Обычно в многочисленных интерпретациях любая национальная идея представляет собой «формулу», из которой развертывается базовая идеологическая концепция, определяющая жизнь государства, общества и граждан на длительную перспективу.

Каков же механизм формирования национальной идеи? Ведь нельзя же назвать национальной идеей любые шаги правительств, направленные на благо своих народов. Этносы и государства проходят этапы своего развития с разными скоростями. Поэтому государственный строй «первопроходцев», первыми достигших определенного уровня развития, до какого-то времени вполне можно воспринимать как уникальный, а идеи, связанные с его становлением, — как «национальные». Например, говоря о ранних буржуазных революциях, мы имеем в виду идеи самой радикальной из них — Великой французской, идеи «реального построения коммунизма» связываем с Октябрьской революцией в России, а идеи «реального социализма» — со Скандинавией. Таким образом, идеи, которые позволяют совершить очередной рывок в развитии мировой цивилизации или значительно влияют на это развитие, становятся «национальными» идеями страны, начавшей или инициировавшей соответствующие процессы.

Проблема формирования национальной идеи тесно связана с духовным выбором народа, о значении которого хорошо сказал испанец Э. Филипс: «Периоды величия страны выражаются в устремлении людей, ее населяющих, к духовному идеалу и Истине, к некой великой идее. В эти моменты духовного подъема страны проявляется душа ее народа. Период упадка выражается в измене этому идеалу и его утрате в обмен на обреченное и упадническое прельщение страстью мира к земным богатствам, земле и власти, помрачению высших устремлений народа и его духовной сути».

Тем не менее, в настоящее время в литературе нет единого общепринятого мнения относительно ряда параметров национальной идеи. Остается открытым вопрос о соотношении государственной идеологии и национальной идеи, разграничении или синонимичности понятий «национальная» и «общенациональная», роли элиты в формировании национальной идеи и степени распространенности последней на диаспору. Речь идет и о противоречии между национальной идеей, как продуктом теоретического мышления и политической доктриной, и объективно существующими в глубине массового общественного сознания целями и задачами самой нации. И, наконец, каков должен быть процент граждан, разделяющих идею, для признания ее национальной?

В российской истории национальная идея обычно акцентируется и выходит на поверхность в условиях внешней угрозы или цивилизационного вызова. То есть тогда, когда она призвана сыграть интегрирующую и мобилизующую роль. Другими словами, национальная идея открывается как скрытый до поры до времени цивилизационный потенциал народа. Но на этом пути стоит ряд серьезных препятствий. Идеология державности примитивизирована до концепта сильного государства, сводимого к бюрократической мобилизации. А для этого не нужна ни национальная идея, ни даже идеология.

Разрыв между бедными и богатыми все более сужает поле национального консенсуса и диалога. В условиях, когда большинство россиян думает о примитивном выживании, национальной идее, на первый взгляд, не остается места. Но это не так: ведь национальная идея не сводится к сиюминутным интересам.