Семь тезисов о природе добра и зла

На модерации Отложенный

1. Добро как основание устойчивости общественного бытия.

История человечества есть история сосуществования добра и зла, а вся жизнь человека проходит в субъективном ощущении их объективности или иллюзорности.

Добро есть то, что служит сохранению и развитию жизни, зло есть то, что уничтожает жизнь или препятствует ей.

Добро есть понятие, соотносимое в основном с человеком и усматриваемое только в его поступках.

Осознание сути и принципиальных различий добра и зла, и того, что зло не может вести к добру, является единственным основанием устойчивости общественного бытия.

Искаженные представления о добре и зле провоцирует общественные потрясения, а большие и малые события негативного характера начинаются с помрачения мыслей о добре и зле.

2. «У каждого своя правда?» 

Бытует мнение, что добро это ценностное представление, а значит изначально имеет сравнительное представление о положительном и предполагает присутствие отрицательного. Аргументом такого мнения часто служит то, что заповеди, ведущие к добру, даны в форме отрицания зла («не убий» и т. п.).

Признание добра и зла не более чем субъективными ощущениями, результатом сравнительных ценностных оценок и свободного выбора каждого, не различающего «что такое хорошо, и что такое плохо», как бы оправдывает представления о том, что «у каждого своя правда».

В секулярном обществе понятие добра низводится до уровня морального добра, некритически отождествляемого с благом, и таковым начинают считать материальную пользу, различно понимаемое счастье, удовольствие и т. п.

При этом добром может стать результат, только такого поступка, который совершен в соответствии с высшими ценностями и общественным благом.

3. Зло — болезнь целостности.

Зло есть все противоречащее высокой морали и наносящее в конечном итоге вред окружающим.

Зло моральное соседствует и во многом определяет зло физическое, социальное и политическое.

В основе индивидуально творимого зла — внутренний дисбаланс физических, душевных и духовных сил. 

Одно дело вершить добро и другое - позволять злу твориться. С моральной точки зрения вред зла значительнее, нежели благо добра.

Для сообществ разрушительное начало зла несправедливости значимее, чем созидательная сила добра милосердия и недопущение несправедливости с моральной точки зрения существеннее, чем творение милосердия.

Современное зло, обогащенное неписанными правилами нового миропорядка, оснащенное финансово и технически, располагающее невиданными ранее информационно-коммуникационными возможностями разлагающей суггестии, становится сильнее и изощреннее на всех уровнях его проявления, от мутирующей микрофлоры до главных акторов глобализма.

В отличие от добра, зло все откровеннее проявляет свою абсолютность, и чем выше возносится человек, освобождаемый идеологией вседозволенности от всех спасительных мыслей о сути зла, тем опаснее становятся попытки его оправдания.

4. Попытки оправдания зла.

В повседневной жизни последних столетий правило, согласно которому добро и зло должны были бы не только исключать друг друга, но и быть логически несовместимыми, постоянно опровергается.

Люди без усилия соединяют добро и зло в помыслах и действиях, а философы обосновывают логическую возможность и даже неизбежность такого соединения.

Никогда ранее люди (и целые государства) столь энергично не заигрывали со злом в благих целях.

Что положительного в том, что всегда считается злом: в войнах, в техногенных катастрофах, в хищническом исчерпании природных ресурсов, в кризисах, в болезнях, в преступности, алкоголизме и наркомании, в сексуальной безответственности, в нежелании иметь детей? Однако оправдание этого зла можно найти в философских трактатах и особенно в современном искусстве.

Оправдание зла стало профессией – доходным и почетным занятием. Кто не слышал рассуждения о том, что людей на Земле слишком много, а войны бывают за установление общечеловеческих ценностей. Что атомные бомбардировки мощно продвинули медицинскую радиологию, что исчерпание природных ресурсов стимулировало пробуждение экологического сознания, что только благодаря кризисам происходит периодическое животворное обновление экономики, что алкоголизм и наркомания есть форма естественного отбора человечества.

При этом редко упоминают о том, что прямые результаты зла становятся судьбою одних, а своеобразно понимаемые «выгоды» отдаленных последствий зла - судьбой совсем других.

5. Добро и благо.

Христиане знают, что благо есть проявление божественного присутствия и, вероятно, самое весомое доказательство его реальности. Благо есть одно из имен христианского Бога; «спаси, Блаже, души наши» - традиционное молитвенное обращение к Богу. О божественной сути блага знали задолго до зарождения христианства, еще Платон где-то говорил: «Бог причина не всего, а только блага». 

Считают, что благо более значимо, чем добро, в связи, с чем известны попытки семантического выведения учения о благе за границы аксиологии в область агатологии (от греческого «агато» — благо).

С этих позиций благо и ценности могут совпадать, но чаще они противоречат друг другу как индивидуально переживаемое и абсолютное. Здесь возникает множество вопросов для современного осознания идеи и реальности блага, и прежде всего вопросов о том, как соотносятся наши земные блага с высшим благом и какова иерархия благ.

6. «Натуральная ошибка», автономия и гетерономия.

Аксиологический агностицизм в отношении корректного определения добра часто оправдывается несоразмерностью определяемого и определяющего понятий (этот логический дефект в широко известных «Принципах этики» Дж.Э. Мура назван «натуралистической ошибкой») и смешением дескриптивных и прескриптивных начал в оценочных характеристиках реальных явлений и событий. Предельно расширяя ареал воздействия «натуралистической ошибки» практически на все материалистические и метафизические дефиниции добра, Мур и его последователи приходят к утверждению о том, что такие дефиниции, в принципе, неверны, и что интуитивное знание о добре становится ложным при его формализации. По сути дела сугубо дефинициальный вопрос становится разделительной чертой между приверженцами автономной и гетерономной этики.

Понятия автономии и гетерономии, восходящие к кантовским «Основоположению к метафизике нравов» и «Критике практического разума», отсылают к источнику деятельностного добра. Они означают разные побудительные качества воли к действию: одни мотивируются изнутри собственным разумом (разумная «автономия воли»), другие подчинены находящемуся вовне всеобщему закону. Автономия, по Канту, есть логический источник морали; в этике автономности философы находили фундаментальные противоречия; и, например, положение Фихте (последователя и оппонента Канта) о том, что «влечение к абсолютной самостоятельности» должно привести индивидуальное Я к полной свободе и независимости, к самосознанию и самоопределению в свое время встретило убедительную критику. И лишь адептам христианского мировоззрения и мировосприятия в какой-то степени удалось увязать идеализированную автономность воли с абсолютом моральных ценностей и с добром как таковым.

7. Привлекательность зла и утверждение добра.

Нет ничего удивительного в том, что люди западной цивилизации слишком часто обречены на выбор зла. Грех всегда был внешне привлекательнее добродетели, не стремящейся к активному позиционированию.

Вспомним, какое блестящее и афористическое изложение получила у М. Штирнера и, особенно, у Ф. Ницше развитая еще софистами идея относительности, надуманности и своеобразной искусственности (идеологического конструирования)   добра. У Ницше добро предстало не более чем добропорядочным морализаторством слабых, а зло - аристократичным, красивым и, как сказали бы сейчас, креативным.

Манихейская идея равнозначности добра и зла, находящихся в состоянии нескончаемой «холодной войны», в сравнении с этим представляется даже более гуманистичной.

Зримо набирает силу эстетизация зла в литературе, изобразительном искусстве, в кино, на ТВ и в Интернете, где все виды зла могут преподноситься в ослепительно – завораживающей прельщающей форме.

Это — плоть от плоти присущего нашему времени признания естественности имморализма (точнее — неразличения добра и зла) в поведении и образе мыслей, в освобождении от «ханжества», «лицемерия» и т. п. атрибутов «несвободы».

Все это стало нормой. «Любовь может сделать понятия добра и зла весьма относительными. Свет и тьма на самом деле есть порождения не бога и дьявола, а хорошего образования или дремучего невежества». Что-то подобное утверждали и лидеры ушедшего в прошлое Просвещения; но почему-то их ученики — все как один отличники — стали идеологами гильотины.

Вопрос о добре и зле становится главным вопросом нашего бытия. Сила различных мотивировочных начал добра и зла как реальности с каждым годом определяет будущее человечества, будущее каждой страны и каждого из людей значительно сильнее, чем десятилетия назад. Выбор добра — единственного условия выживания человечества — становится все проблематичнее из-за теоретически доказываемого и практически реализуемого принципа внеморальности бизнеса и политики, образования и искусства. В то же время о необходимости и, главное, о возможности воплощения в практической жизни миссии добра в наши дни говорит не только Церковь. Все настоятельнее становятся требования нормативного утверждения самой идеи добра в конституции и законах, в образовательных программах и политике СМИ. Добро не может быть «с кулаками», и поэтому необходимы меры его государственной защиты как высшей ценности.