Россия - идеальное государство

На модерации Отложенный

Есть любопытная загадка истории российской государственности, разрешение которой наверняка создало бы предпосылки для мощного скачка в нашем развитии.

Мы не можем отмахнуться от бесспорного факта своей национальной биографии, который свидетельствует, что даже в периоды взлета наших державных достижений перед лицом государств, влияющих на мировую политику, Россия всегда уступала народам этих стран по обустроенности, достатку, производственной культуре.

Мы пытаемся компенсировать это ссылкой на наши духовные приоритеты и нравственные высоты, однако трезвый взгляд на жизнь окружающих нас народов явно отметит факт, что мы вряд ли отличаемся от них в лучшую сторону в соблюдении заповедей Господних.

А потому невольно возникает мысль, что есть в обустройстве нашей государственности, некий системный порок, который обрекает нас, сколько бы мы не тратили усилий, на досадное отставание от более благополучных наций.

История болезни. Эпизод первый

Традиционно изложение российской истории начинают с легендарного призвания славянскими племенами варягов.

По этому историческому эпизоду ведется немало дискуссий, однако вряд ли кто оспорит то обстоятельство, что именно с варяжского периода устанавливается стабильность русской государственности и именно они заложили начала ее ключевых институтов.

В этом нет ничего унижающего нас, как нет вообще зазорности в привлечении чужого опыта для обустройства собственной жизни.

Мы же, увлекшись ура-патриотическим спором о "самочинности" своей государственности, упустили главное, что дал нам варяжский «эпизод» нашей истории - начало традиции чужеродности (в том числе и в этническом плане) и отчужденности государственной власти от тела народной жизни.

В дальнейшем, даже после полной ассимиляции руси и утраты варягами своего влияния на жизнь русских, эта традиция сохранила свой главный элемент – призвание князей-нарядников. Т.е. выражаясь современным языком, систему «внешнего» политического менеджмента, когда власть формируется не на родовых началах военной демократии либо по родовому наследству, а призывается извне и легитимируется демократической процедурой вечевого решения. Ее признают, с ней мирятся, однако она остается чужой и, образно говоря, русская традиция «держать кукиш в кармане» по отношению к власти берет свое начало именно с этого.

Эпизод второй: заболеть с радостью

Этот ключевой эпизод связан уже с монголо-татарским игом. Хитрость созданной завоевателями системы заключалась в том, что они управлялись с покоренным народом и обирали его, его же руками. Вернее усилиями сложившихся ранее на Руси институтов княжеской власти. Однако теперь легитимизация этой власти все менее связывалась с традиционными демократическими процедурами, а подтверждалась ханскими ярлыками на княжение. Именно при монголо-татарах умерла древняя традиция вечевого назначения княжеской власти и важное значение стала играть, говоря современным языком, администрация княжеского двора.

В свою очередь князья превратились в фактически административных наместников хана на своих территориях. Что, впрочем, весьма их устраивало, так как создавало условия для безраздельной власти над подведомственными людишками. А вместе с этим ранняя стадия системной болезни нашей государственности приобрела ясно выраженный характер: общество было отстранено от участия в формировании институтов власти. Источником власти стала сама власть.

Эпизод третий: московия

Эпизод третий в истории болезни нашего государства связан уже с процессом объединения русских земель вокруг Москвы.

Стоит отметить, что сама специфическая организация контроля монголо-татар над покоренной Русью способствовала усилению конкуренции между князьями, следствием которой стало неизбежная борьба за монополизацию власти. Это потом придворные историографы присовокупили к этому процессу идею «объединения во имя накопления сил для свержения ига», однако для того же Ивана Калиты, который положил начало новому государству, куда важнее был интерес чисто прагматический, а не благородный дальновидный позыв.

Вследствие политической зависимости русских земель от     ордынцев объединительный процесс протекал в   экстремальных   условиях. Процесс   присоединения   других «княжеств-земель» к Москве чаще всего опирался на насилие и предполагал насильственный же   характер   власти   в   государстве-объединителе.  

В этот период возрастает объем и авторитет княжеской власти, княжеский аппарат подминает под себя институты народного самоуправления, и вече — древнейший орган народовластия - постепенно исчезает из практики на всей территории исторического ядра будущего российского государства.

Все население страны — от высшего боярства до последнего смерда — становятся подданными царя, его холопами.

Свержение татарского ига свелось к замене татарского хана православным государем. При этом русские самодержцы вели себя по отношению к подданным практически так же, как и монголо-татары по отношению к подвластным территориями.

Единственное, что еще мешало окончательному формированию тотально подданнических и чисто административно подчиненных отношений в государстве - реликты родовой аристократии и их организация – боярская дума.

Эпизод четвертый: революция Ивана Грозного

Линия насильственного подавления традиционных начал организации власти в русских землях была четко обозначена Иваном IV. Особую роль в этом сыграла установленная им опричнина. Эта система позволяла царю решить важнейшую задачу – смену родовых, традиционных элит на новые, обязанные своим положением только ему лично.

В Московском государстве опорой центральной власти стали служилые чины: бояре, дети боярские, окольничьи, думные дворяне, стольники и т.д. Но без высших сословий, подобных тем, которые сформировались в Европе, с одной стороны, не было почвы для формирования представительской ветви власти, а с другой - в формирующейся системе государственного управления все более явственно проявлялись начала основополагающей для современной государственности идеи «вертикали власти».

В силу многих обстоятельств задача формирования «служилого» государственного механизма не была выполнена до конца. Неудачи в Ливонской войне, хозяйственная разруха заставила Ивана Грозного пойти на попятный в своих замыслах.

Эпизод пятый: что создал гений Петра Великого?

Достойным продолжателем начатого Иваном Грозным дела стал Петр I. Начало его правления пришлось на время, когда для России жизненно необходимым стало преодоление гигантского отставания от передовых стран и наступательная защита своих интересов как на юге, так и на севере Европы.

Для этого требовалась оперативно действующая государственная машина, выстроенная в соответствии с требованиями военного времени. И созидая ее, Петр Великий фактически довел начатое Иваном Грозным до логического завершения.

Покончив с боярством и автономностью церкви, искоренив представительские и земские самоуправленческие начала и создав сословие бюрократов, Петр I не загнал нас в европейство (что ему часто приписывают), а вернул в классическую "азиатчину".

Стремясь сравняться с Европой, он не использовал ее опыт организации государственной власти, а взял только внешний антураж. Зато оставил и укрепил все худшее, что уже сложилось в России и что еще на более чем полтора столетия стало главным тормозом в развитии - крепостничество, абсолютизм, чиновничью номенклатуру, определяющую роль государства в экономике.

Табель о рангах, Генеральный регламент, определявший порядок функционирования центральных учреждений (коллегий) и духовный регламент стали апофеозом воздвигаемой системы и завершали крутую заварку смеси восточной деспотии и новейших (с точки зрения XVIII века) формальных государственных управленческих институтов. Фактически именно Петр Великий создал классическую бюрократическую вертикаль власти.

Такая система была эффективной лишь в краткосрочной перспективе, но она содержала в себе коренные пороки, превращающие ее в тупиковое направление в решении задач стратегического развития нации и обеспечения ее конкурентоспособ­ности:

- к модернизации эту систему подталкивает только внешние вызовы;

- эта система самоконтролирующаяся, в ней отсутствует общественный контроль, не позволяющий разрастись внутрисистемным язвам и порокам;

- эта система обречена на циклическое повторение деградации и распада управления;

- коррупция является ее органическим системным элементом.

Ключевым же пороком созданной Петром I системы, является то, что она заменяет общественную инициативу директивной активностью. А директивное развитие в долгосрочной перспективе всегда менее конкурентоспособно в сравнении с развитием на основе свободной инициативы.

Эпизод шестой: большевизм как диктатура бюрократии

Полученный Петром Великим блестящий результат – рождение Империи - создавал иллюзию безусловной эффективности созданной государственно-политической системы и потому потребности в каких либо существенных ее переустройствах у наших государей не было еще долгое время.

А потому Россия все более увязала в бюрократическом болоте, пока к середине XIXвека Крымская война не показала, что импульс, приданный пинком державных петровских ботфорт, угас окончательно.

Это стало настолько очевидным, что Александр IIнамерился сделать решительный поворот к магистральной дороге европейской либерализации. Но дух всеобщего холопства уже настолько въелся в нашу жизнь, что начинания царя оказались поперек горла всему обществу.

Реальный поворот в Европу не был нужен российским элитам, так как радикально изменял традиционные механизмы получения им управленческой ренты.

Европейский стиль системной организации государствования   не был нужен и народу, так как он не умел пользоваться самоуправлением и не понимал всей его выгоды.

Радикальные реформы Александра не нужны были и революционерам, организовавшим его убийство. На самом деле они были одержимы не народовластием, а идеей смены элит, патронирующих общество.

Еще один шанс преодолеть проклятие бюрократической деспотии страна получила в феврале 1917 года с приходом к власти временного правительства. Но и этот шанс не мог быть реализован, в сущности, по тем же причинам, как и предыдущий. Власть, основанная на представительских началах, уже стала противна общественным представлениям о государственном порядке, ею общество не умело пользоваться и потому легко скатывалось к анархии.

Зато большевистский переворот октября 1917 года вполне соответствовал сложившейся у нас ментальности. Советская система стала по сути лишь модернизацией системной организации, заложенной Петром I. И все же большевистский вариант организации государства имел одно принципиальное отличие от нее.

Царская власть была не вершиной бюрократической вертикали, а образно говоря ее навершием. Он наделялся властью не в недрах системы, его власть была наследием внутри царской фамилии. Это делало диктатуру бюрократической вертикали как бы незавершенной, ведь источником власти была не она, а традиция. Но после октябрьского переворота 1917 года, большевики довели бюрократическую вертикаль до Абсолюта.

Теперь страна становится безраздельной коллективной собственностью бюрократии, а государство становится механизмом для удержания этой собственности от посягательства, как со стороны общества, так и со стороны внешних конкурентов, которые одинаково опасны для системы.

Однако доведя диктатуру бюрократии до совершенства, большевики не могли избавить ее от основных системных пороков.

Эпизод седьмой: капитализм как высшая гарантия

В новой советской властной вертикали еще отчетливей стала проявляться тенденция к циклической деградации. Если от петровского времени до реформ Александра II прошло около 150 лет, то от большевистского переворота до краха СССР - всего лишь 70. Однако предпринятая в конце прошлого столетия попытка утвердить в стране демократические принципы государствования неизбежно вела к хаосу, что вновь вызвало к жизни потребность в системе, отвечающей сложившейся у нас ментальности, т.е. системе бюрократического единовластия.

Однако воссозданная в начале двухтысячных система воспроизводит все прежние пороки властной вертикали, в т.ч. и порочный механизм формирования управленческого аппарата, который делает неизбежной деградацию качества управления.

Предельно точное описание этого механизма в свое время дал Гавриил Попова в статье «С точки зрения экономиста» (о романе Александра Бека «Новое назначение»):

«… самая сложная проблема Административной системы – поиск кандидатов на вакансии, проблема выдвижения кадров.

… первый же цикл кадровых перемен в Системе учитывает не только дело, но и личную исполнительность, преданность, покладистость.

В Административной системе фактор личной преданности, как и фактор личной ненависти, действует в полной мере. Если все зависит от Верха, то нельзя не упускать ни малейшей возможности укрепить свое положение. Наверху также надо полностью контролировать подчиненную себе часть системы.

В итоге эта Система не может воспроизводить нужных себе руководителей. Она обречена на то, чтобы каждое новое назначение было хоть на вершок, но хуже предыдущего решения. В этой системе найти нужные кадры все труднее и труднее.

Надо выбирать среди кадров самой системы. А они в соответствии логикой годами приучали себя не лезть в дела Верха, делать что приказано. Чем идеальнее они были на своих местах, тем менее пригодны они для более высокого поста».

Как результат – ниже самой вершины административной вертикали можно найти лишь опытных исполнителей, не способных ни стратегически мыслить, ни проявлять инициативу, ни гибко реагировать на изменения.

В то же время трансформация системы диктатуры бюрократии в конце XXстолетия привнесла новый элемент, который создавал для бюрократов принципиально новые условия.

Соединение административных возможностей вертикали власти с правом частной собственности в корне изменило положение чиновного люда. Теперь они получили на законных основаниях право капитализировать управленческую ренту и распоряжаться ею по своему усмотрению, вплоть до вывода своих капиталов в зону гарантированной неприкосновенности – за границу, на Запад, где получали полную независимость от созданной ими же системы.

А потому современное нам государственное устройство можно считать идеальным. Но только для чиновников.

Эпилог: продолжение следует…

 

Трансформация, проведенная в начале двухтысячных, была выгодна бюрократии, но угрожала системе в целом, ибо привела к абсолютизации бюрократической безответственности. Чиновники все более становились независимыми не только от общества, но и от самой системы.

Если раньше бюрократические элиты были «на поводке» по причине того, что они в любой момент могли лишиться места кормления, то сейчас эти элиты через пару-тройку лет «на кормлении» могли в случае опалы вполне обойтись и без высочайшего благоволения, переправив свой капитал в Лондон либо другое безопасное место.

Такой поворот дела уже разрушал сами принципы построения властной вертикали, и потому в последние годы система стала отыгрывать назад. Появились ограничения для высших бюрократов на семейные счета в зарубежных банках, зарубежную семейную собственность и т.д.

Но попытки повернуть процесс вспять не могут не вызвать ответную реакцию. Пока эта реакция носит спонтанный и даже анекдотический характер. Достаточно упомянуть волну разводов в семьях наших думцев и высших чиновников, которые поспешили формально «отречься» от своих жен, на которых было записано немало бизнес активов и недвижимости.

Думается, что правящая бюрократическая братия, вкусив все прелести соединения властных возможностей с правом капитализации своей управленческой ренты, вряд ли обрадуется возращению к системе, которая предусматривает полную зависимость элит от вершины бюрократической пирамиды.