Великое, отечественное, человеческое

Наталья Белюшина

ВОЙНА В ПИСЬМАХ И ПЛАКАТАХ

 

Письмо гвардии старшего лейтенанта Константина Журавлeва, 15 июня 1942 г. (погиб в 1943 на Курской дуге):

Здравствуй, дорогой сынок Толя!

22 июня исполняется год, как я не видел тебя. Я очень соскучился по тебе, часто тебя вспоминаю. Тебе уже пять лет, вот какой ты большой. Расти, сынок, будь умненьким, люби своего братишку, учи его. Я скоро вернусь. Вот прогоним всех фашистов, и вернусь.

Крепко целую тебя, твой папа.

плакаты011

Записка сельской учительницы Е.Р. Багречевой, написанная для матери; пос. Кардымово Смоленской области (19 марта 1942 года Евгения Багречева была повешена немцами):

Прощайте, мои дорогие  – мамочка, Элеонорка. В ожидании повешения решила написать вам и послать последнее прости. Не плачь, мама, и не ругай меня, иначе поступить я не могла. Береги себя для Эли, которой ты как можно больше времени должна быть и бабушкой и матерью. Воспитай ее хорошим, содержательным человеком, любящим свою страну и свой народ.

Целую вас крепко, передайте привет всем родным, знакомым и ученикам, – всем тем, которые сумеют пережить это черное время.

Женя.

 

Письмо командира истребительной противотанковой батареи П. А. Гоголева от 15 мая 1943 г.:

Здравствуй, моя дорогая подруга жизни! Обнимаю и целую и тебя и детей – доченьку Светлану и сынка Ладика. Посылаю вам своей привет из далёкого края. Желаю всем вам всего только самого хорошего, самого приятного.

Я по-прежнему продолжаю свою службу Родине, полным сил и ненависти к немецко-фашистской военщине. Там, где ступила война, остался глубокий след на всем. Война растоптала жизнь массы мирных жителей. Война разрушила многолетние создания труда. Тебе, Аня, трудно представить всю картину разрушения нанесённую войной. Пришлось мне проходить во многих сёлах, был и по городам. И везде, где «постарался» Гитлер – везде осталось разрушение, разрушение и разрушение. Знаю я разрушенный город Сухиничи, город Белев, побитый город Елец. Знаю много крупных сел и станиц, деревень и хуторов, от которых остались лишь пеньки да развалины. Как-то зимой мы «заезжали» в одну из станиц на привал. Кругом ни строения, ни садочка. Все сровнялось с землей. Старынин (который писал тебе письмо – мой товарищ) никак не мог представить себе, что мы уже въехали на территорию станицы. Когда я стал показывать ему остатки очертаний домов, дворов, палисадников, огородов, – тогда лишь он все-таки поверил, что уже «приехали» в назначенный пункт. Снегом была прикрыта нагота участка станицы. Снег прикрыл осиротевшую землю… Когда стали подробнее приглядываться – стали попадаться остатки кроватей, груды разваленных печей, остатки домашней утвари, остатки сельскохозяйственного инвентаря…

А вот другая картина – в прошлом году летом на одной из глухих дорог где-то в лесах, не так далеко от Брянска, я видел уходящих от «хорошей» жизни, которую сулит Гитлер. Шла повозка с узлами и мешками. Запряжена какая-та кляча. Это собирали свои пожитки несколько семей и уходили вглубь за линию фронта, в тыл. Было несколько женщин. На руках у них детишки. Возле них семенят дети постарше – лет от 3-х и старше. Что меня больше всего придавило в этой картине, так это то, что ребятишки-малыши, так же как и все взрослые, имели у себя за спинками котомки. Представь себе наших детишек в такой роли и тебе тоже станет не по себе. Не мог я спокойно смотреть на детишек, у которых за спиной котомочка, которые вместе со своими матерями, бабушками, сёстрами – как взрослые, уходили от пламени войны! Ведь когда наша Светлана «таскала» с бабушкой траву для коровы в своём маленьком мешочке – так нам это было только развлечение. А когда с такой же сумочкой ребёнок уходит от немецкого рабства, так тогда совсем не весёлая картина.

Сейчас на нашем участке есть хутор. Сейчас он уже опустел, кто был здесь еще – все выехали в тыл, назад. Все население уехало, чтобы не мешать нам драться с противником, чтобы не было излишних жертв. Хутор опустел… Война покалечила дома. Война вырубила сады и садочки. Кое-где остались отдельные деревья. Урючины, акации, тополя, вишни. Кое-где остались ободранные кусты сирени, кое-где сохранились от цветников ирисы. Весна заставляет продолжать жизнь. Оставшиеся урючины, вишни – завязали уже плоды. Акация расцветает, сирень дает робкие кисти. Ирис с опаской высовывает свою пышную головку… По улицам пусто… Ни песни, ни смеха, никакой жизни. Лишь патруль попадается в своей суровой строгости. А ведь до войны здесь жизнь кипела. Проносились под горой, над речкой поезда, шумел базар в недалёком городке. По улице гуляла богатая колхозная жизнь. В домах кипела не останавливающаяся работа. Все это было прежде. А сейчас тихо, пусто. От прежнего остались только те же соловьиные трели в кустах над речкой, да далёкое кукование кукушки. Былая, бойкая жизнь пригородной деревушки замерла. И замерла надолго… Со временем закипит новая жизнь, но это будет еще не скоро. Пока здесь мертво. И мертво по прихоти нашего врага…

Аня! 12 мая я сдал начфину перевод тебе на 500 рублей.

Остаюсь с поцелуем – крепким, крепким. Твой Петя. Ваш папа.

 

Письмо с фронта П. К. Ермакова от 29 апреля 1943 г.:

Добрый день многоуважаемая Анна Ивановна с детками Вовой, Лелей и Витей, а также и нашим собратом кажется Юрием который готовит боевые пополнения в г. Горьком. Шлю я Вам свой боевой красноармейский привет и желаю всем Вам от всей души доброго здоровья и в делах Ваших успехов. Еще Анна Ивановна поздравляю всех Вас с праздником 1-го Мая который желаю встретить и провести в добром здоровье и благополучие. Анна Ивановна вчера я получил вечером от Вас письмо по приезде с боевого задания которому был очень и очень рад. Анна Ивановна утром я пишу письмо Нонне и Вам. Теперь скоро узнаю и как живет может друг Нона. Я в письме просил Александра Сергеевича чтобы он не отказывал в чтение и письме Нонне. Анна Ивановна от всей души желаю успехов Юрию в Горьком его почетной должности по выращиванию новых пополнений на нашей Доблестной Красной Армии. Анна Ивановна, конечно если Вы не будете против в том, что я буду иметь с Вами переписку. Анна Ивановна для нас фронтовиков каждое полученное письмо как от друзей и родных является большой радостью и праздником. Анна Ивановна все что я буду иметь в письмах о Нонне я Вам буду сообщать. Анна Ивановна коротко о себе. Я работаю оружейным мастером при грозном оружие против фашизма минометы 120мм. Мое оружие всегда находится в боевом порядке и без отказным. Расчеты уничтожают фашистких гадов метко уничтожая их ДЗОТы и жилые блиндажи. Анна Ивановна все. Пишите больше о себе и Москве. До скорейшего разгрома врага и нашей встрече боевых товарищей. Жму крепко руки. Ваш друг Ермаков Петр Константинович.

плакаты010

Письмо В. В. Нестерову от В. Н. Маслиенко, 20.05.1943 г. (обратный адрес – Башкирская АССР, г. Бирск):

Уважаемый т. Нестеров! Приношу бесконечную благодарность за ваше внимание.

Письмо, полное печали, о смерти моей любимой сестры Таси Ганжи я получила; еще раз благодарю за сообщение. А я всё ждала её писем и никак не ожидала такого финала. Видимо – злая судьба постигла и Тасю. Мне бы очень хотелось знать, какое у неё было ранение и сколько времени она болела? Тов. Нестеров, если Вас не затруднит, пожалуйста, сообщите мне. Я осталась одна в чужой стороне, эвакуирована из Севастополя, муж мой находился на корабле, потом был списан на сушу, был ранен 17/II-43 г. Где сейчас – не знаю. Извините, что осмелилась Вас беспокоить.

С приветом – Валентина Маслиенко.

плакаты014

Из дневника Георгия (Мура) Эфрона, 23 июня 1943 г.:

Справку на получение хлебных карточек получил без сучка и задоринки.

Возможно (если достану книгу), что буду сдавать историю через 5 дней. Никаких особенных новостей международного характера нет. Южные области Италии объявлены «зоной военных операций»; на нашем фронте  – «никаких существенных изменений не произошло»; немцы бомбят Волхов и верхнюю Волгу (какой-то населенный пункт). Вот только смущает новый тон, проскальзывающий в сообщении Совинформбюро о 2-летии войны: в конце этого сообщения опять настойчиво повторяется о необходимости скорейшего открытия 2-го фронта в Европе в текущем году, говорится, что отсутствие 2-го фронта в прошлом году «спасло Германию от поражения», говорится, что «теперь все зависит от того, как сумеют союзники использовать создавшуюся обстановку». Все это сильно пахнет не Entente Cordiale, а наоборот, критикой действий союзников, неверием в их оперативность, подстегиванием их действий. Или мне это только так показалось? Или это  – «дымовая завеса»? Бес его знает. Во всяком случае, это неприятно. Ну и конечно, наши обыватели продолжают твердить о «предателях-англичанах». Хорошо хоть то, что впервые за время войны (du moins, а ce qu'il m'en semble) в этом сообщении совершенно точно говорится о том, что «без Второго фронта победа над гитлеровской Германией невозможна». Без Второго фронта  – т.е. без союзников. Это  – очень важное признание: значит, сами мы не можем изгнать немцев с нашей территории, без помощи союзников. Все это знали, но это официально признается. Денег осталось 13 рублей; вчера был вполне сыт. Сегодня надеюсь получить конфеты и, быть может, сметану и творог в детмаге (вчера давали, но было колоссальное количество народа, и я надеюсь получить сегодня – если осталось и если дадут). И в гастроном зайду  – авось там что-нибудь дают. Есть хочется.

(В 1944 году Мур был смертельно ранен в бою, ему было девятнадцать лет.)

Письмо лейтенанта Владимира Климовича, 11 января 1942 г. (погиб в 1943):

Дорогие мои! Мои ежевечерние обращения к богу, наконец, услышаны и сегодня  ночью я был с вами. Так не хотелось открывать глаза и сознавать, что всё это  только сон! Правда, всю ночь снилось много и ерунды – главным образом в  гастрономическом оформлении и только под утро увидел и всех вас. Почему-то я так  редко вижу сны, или я слишком крепко сплю и не помню их? Сегодня у нас трескучий  мороз, в комнате не ахти как тепло и поэтому особенно неуютно. Тяну эрзацмахорку.  К счастью хоть она еще есть. Трудно, однако, бросить курить! На перевязку иду 13  числа и, думается, схожу еще не больше одного, двух раз. 9-го так и не пришлось  сообщить свой адрес в полк т.к. адрес еще не уточнен. Пока улита едет, наш полк,  пожалуй, далеко уйдет. Бросаю писать – зовут в баню. Вот действительно блиц-баня. Впрочем, основное это было сменить белье, а мытье основательное по  выздоровлении.

Наглотался дыму, кое-как вымылся.

Крепко целую всех. В.

 

Письмо красноармейца-связиста О. Нечитовского, май 1944 г.:

Прощай, дорогая мамочка!

Это мое предсмертное письмо, и, если ты его получишь, знай, что сына у тебя больше нет. Я погиб как твой сын и как сын Родины. Я не пощадил своей жизни за благо и счастье людей, за вашу спокойную старость, за счастливую жизнь детей.

Плакать не нужно! Гордись и помни меня. Рассказывай тем, которые еще только растут, что был у тебя сын и что он, не жалея себя, отдал свою жизнь за их счастье, за их радости.

Я очень волнуюсь, когда пишу тебе это письмо, но твердо верю, что то, что не успел сделать я, кончат мои товарищи. Фашистов сметут с лица земли, им и на том свете не будет спокойствия. Я украинец, но белорусская земля примет меня тоже как сына.

Целую в последний раз крепко, крепко!

Твой сын Олег.

Кто возьмет это письмо, очень прошу отправить по адресу: г. Киев, ул. Прозоровская, дом № 144, кв. 6, Нечитовской Евгении Митрофановне.

 

Последняя запись в блокноте командира танка А.Н. Дегтярева, 22 марта 1944 г.:

Прошу сообщить о моей гибели на фронте Отечественной войны моим родителям по адресу: Саратов, Большая Садовая, № 151, общежитие 3, квартира 9, Николаю Федоровичу Дегтяреву, и моей невесте по адресу: Саратов, Аптечная ул., № 4, Аделаиде Пулиной.

 

Письмо Валентина Владимировича Пьянкова жене Нине, 28.12.1944 г., незадолго до гибели:

С приветом к вам ваш муж Пьянков. Здравствуй многоуважаемая жена Нина В. Шлю вам свой чистосердечный фронтовой привет и массу наилучших пожеланий в вашей жизни и работе. Кланяюсь сыну Геннадию В., маме и сестре Зинаиде. Всех вас крепко целую. Во первых строках своего письма я вам сообщаю, что получил ваше письмо и которое вас благодарю за то что вы его писали трудились, а за то что написано вам неспасибо. Нина ожидаешь письмо и новости немного развеселить себя дак в вашем письмом не развеселился а хуже того разостроился. Ожидаешь письмом узнать новости а вы пишите деревенские сплетни. Зачем они мне нужны и зачем их писать мне и без них здесь не вкусно должна сама понимать. Нина я знаю что вам тоже жить трудно и тяжело, а как здесь на фронте жить я думаю что еще тяжелее. Нина я тебе писал не один раз что не слушай никого. Если хочешь жить то живи и никого не слушай вот а если не думаешь то дело твое. И не упрекай меня матерью. Мать мне дороже жизни и никогда я ее не дам в обиду вот моя прозьба к вам и живите только в хороших отношениях с моей матерью если хочешь токо жить а если не думаешь то ни чего не поделаешь и мать тоже не пишет, а может и найдет нас частье и я буду живым вернусь домой. Тогда будем разбираться совсем по другому. Ну вот теперь сообщаю немного о себе. Я пока живой но не очень здоровый. Нахожусь на лечении полевом госпитале из части вышел письмо по этому адресу не пишите ожидайте другой возможно пошлю скоро а возможно и долго не будет. На этом не осудите вот и все пока писать больше нечего. Вот мои дорогие таковы мои дела, я тебе Нина еще говорю, что не слушай деревенские разговоры и никто тебя не выганивает из хаты. Хочешь живи, а не хочешь как хочешь. Я уже ничего сделать нимогу. Вот и все.

 

Письмо на фронт; 3 мая 1945 года, полевая почта 71715, Осиповой Анне Николаевне:

Добрый день!

Здравствуй, милая Анечка!

Шлём тебе привет с наилучшими пожеланиями в твоей молодой, боевой жизни, а главное быть здоровой, и скорее приехать с победой домой! Милая Анечка! Вчера получили твоё письмо от 7 апреля, с фотокарточкой, за что большое – пребольшое спасибо!

Отвечаем на твои вопросы: мы с мамой действительно поправились. У папы, вероятно, действуют года, шестой десяток доходит. Работа у него сейчас более спокойная, ноги ещё побаливают, ходить быстро не может, всё же вчера ходили с ним рыбачить. Погода была ясная, но ветер, и холодно, так что рыбка даже не клюнула, да мы и сидели не более часа, замёрзли и ушли… Видно ещё рано… Милая Анечка, по твоему письму видим, что ты переутомляешься более, чем мы думали. Ясно, при такой работе и обстановке, железные нервы расшатаются. Нам очень жаль тебя. И мы также с нетерпением ждём конца войны и встречи с тобой, которая будет для нас большим праздником. Надеемся, теперь уже скоро настанет этот день.

На фотокарточке ты, по нашему мнению, вышла хорошо. Как будто мы повидались с тобой, но все желания на скорую встречу не уменьшились.

В части твоей дружбы с Сеней. Что мы можем сказать? Что неплохо, когда есть близкий человек, который в нужную минуту может оказать содействие и помощь.

Милая Анечка. Почта бывает в 11 часов.

Милая Аня! До свидания! Привет ото всех родных и знакомых! Также передай привет Сене, всем твоим боевым подругам. Крепко тебя целуем.

Остаёмся, любящие тебя, папа, мама, брат Саша.

(Анна Осипова и Сеня – Ведминский Семён Иванович – поженились после войны.)