Как бедные женщины дискриминировались при патриархате
О том, как мучались и дискриминировались женщины при патриархате читаем у Ги де Мопасанна новелла «Иветта»:
«Иветта увидела карусель и заставила Бельвиня сесть на деревянную лошадку, рядом с ней, меж тем как остальные оседлали коней позади них. После первого круга она не пожелала слезть и принудила свиту пять раз подряд прокатиться верхом на игрушечных лошадках, к великому удовольствию публики, отпускавшей шуточки. Де Бельвинь был бледен, сходя с карусели, его тошнило.
После этого она принялась слоняться по балаганам. Принудила своих спутников, всех по очереди, взвеситься посреди толпы зевак. Требовала, чтобы они покупали и таскали с собой нелепые игрушки. Князь и шевалье находили уже, что шутка зашла далеко. Только Сервиньи и оба барабанщика не теряли присутствия духа.
Наконец, они вышли за пределы гулянья. Она окинула своих провожатых каким-то странным, коварным и злобным взглядом и, повинуясь дикой причуде, выстроила их в ряд на правом высоком берегу реки.
— Пусть тот, кто любит меня больше всех, бросится в воду, — сказала она.
Никто не прыгнул. Позади собирался народ. Женщины в белых фартуках смотрели во все глаза. Двое солдат в красных шароварах с глупым видом скалили зубы.
Она повторила:
— Итак, никто из вас не способен прыгнуть в реку мне в угоду?
Сервиньи пробормотал'.
— Так и быть, черт возьми.
И, как стоял, кинулся в воду.
Брызги от его падения долетели до Иветты. Возгласы удивления и смешки послышались в толпе.
Девушка подняла с земли щепку, швырнула ее в реку и крикнула;
— Апорт!
Молодой человек поплыл, как собака, зубами схватил и понес качавшуюся на волнах дощечку, потом выбрался на берег и, преклонив колено, подал ее.
Иветта взяла щепку.
— Молодчина, — заметила она.
И ласково погладила его по голове.
Толстая дама с возмущением воскликнула:
— Это просто неслыханно!
Другая добавила:
— Что это за развлечение!»
Теперь краткие пояснения. Иветта – молодая девушка, дочь дамы полусвета, кокотки. Ни титулов, ни статуса у них нет. Живут на деньги, выманенные у богатых парижан. О матери Иветты: «Она искательница приключений, содержанка, прелестная распутница, вышла бог весть откуда, бог весть как проникла в мир авантюристов и там сумела создать себе положение». Сервиньи не кто то там, а дворянин и ОЧЕНЬ богатый человек.
Какой уровень мужчин посещает салон матери Иветты читаем у Ги де Мопассана: «Мажордом распахнул двери и звучным голосом крикнул в толпу гостей:
— Герцог де Сервиньи!
— Барон Саваль!»
«Входили другие гости — все маркизы, графы и принцы.»
«Все мужчины были украшены необыкновенными орденами, фантастическими лентами, и хоть лица были разные, но осанка у всех одинаково строгая.
Отличить их можно было главным образом по бородам.
Тут был и угловатый американец с бородой-подковой, и надменный англичанин с бородой, веером распущенной на груди, испанец с черным руном, растущим до самых глаз, римлянин с гигантскими усами, которыми Виктор-Эммануил одарил всю Италию, австриец с бакенбардами и бритым подбородком, русский генерал, у которого над верхней губой грозно торчали два копья, и, наконец, французы с изящными усиками — словом, образцы фантазии, проявленной парикмахерами всего мира»
«Сервиньи продолжал:
— Мамзель Иветта! Если вы все время будете такой скромницей, я подумаю, что вы влюблены. А в кого вы могли влюбиться? Ну-ка, поищем. Я оставляю в стороне легионы рядовых вздыхателей и беру только главных: в князя Кравалова?
При этом имени Иветта встрепенулась:
— Чего вы только не придумаете, Мюскад! Ведь князь — это прямо фигура из паноптикума, да еще получившая медаль на выставке бород.
— Отлично! Долой князя. Значит, ваш избранник — виконт Пьер де Бельвинь.
На этот раз она рассмеялась.
— Вы только представьте себе, как я висну на шее у Резине (она всех награждала прозвищами и звала Бельвиня то Резине, то Мальвуази, то Аржантейль) и шепчу ему под нос: «Мой миленький Пьер» или: «Мой дивный Педро, мой возлюбленный Пьетри, мой малютка Пьерро, подставь, мой песик, свою славную мохнатую морду твоей женушке, она хочет поцеловать тебя».
Сервиньи провозгласил:
— Снимаем номер второй. Остается шевалье Вальреали, которому явно покровительствует маркиза…
Иветта захохотала еще звонче.
— Это хныкса-то? Да ведь он служит плакальщиком в церкви Магдалины и сопровождает похороны первого разряда. Когда он на меня смотрит, мне кажется, что я покойница.
— Покончено и с третьим. Значит, вы воспылали страстью к барону Савалю, здесь присутствующему.
— К господину Родосу-младшему? О нет! Он для меня слишком грандиозен. Это все равно, что любить Триумфальную арку на площади Звезды».
Т.е. мадмуазель без кола и двора Иветта ведёт себя вполне на равных с маркизами и графами. А Севельи по крику «Апорт!» вполне добротно выполняет функции собаки. Т.е. и при патриахате женщины имели сверхпривелигированное положение. Красивая девушка могла легко стать по статусу рядом с самыми высокопоставленными мужчинами. А теперь отзеркалим ситуацию. Представьте себе крестьянского юношу, бедного студента или мелкого чиновника в обществе графинь, маркиз и герцогинь. Они бы стали для него изображать собак? Дали бы хоть медный пятак? Вообще подпустили бы к своим высокопоставленным тушкам?

Вот так! Но мужчинам то это невдомёк! Они всё страдают, переживают: как же угнетаются проститутки, которые развлекаются, трахаются, трескают шоколад и коньяками запивают, зарабатывая в час столько сколько бабогосударственные рабы в рабо-армии зарабатывают ЗА МЕСЯЦ!

Т.е. и раньше при патриархате женщины имели всё, ну а сейчас при государственном феминизме и матриархате статус женщин просто НЕСОПОСТАВИМ с мужским.
Комментарии
Еще знаете здесь так принято.. комментарий должен как-то соотноситься со статьей..))
Имей своё мнение.
http://modernlib.ru/books/ostrovskiy_nikolay_alekseevich/kak_zakalyalas_stal/read/
– Ты куда шел?
Павел кратко объяснил. Из-за вагона появилась другая фигура.
– Сейчас я вызову их проводника.
В салон-вагоне, куда вошел Корчагин вслед за проводником, сидело несколько человек, изысканно одетых в дорожные костюмы. За столом, покрытым шелковой с розами скатертью, спиной к двери сидела женщина. Когда вошел Корчагин, она разговаривала с высоким офицером, стоявшим против нее. Едва монтер вошел, разговор прекратился.
Быстро осмотрев провода, идущие от последней лампы в коридор, и найдя их в порядке, Корчагин вышел из салон-вагона, продолжая искать повреждение. За ним неотступно следовал жирный, с шеей боксера, проводник в форме, изобилующей крупными медными пуговицами с изображением одноглавого орла.
– Перейдем в соседний вагон, здесь все исправно, аккумулятор работает. Повреждение, видно, там.
Проводник повернул ключ в двери, и они вошли, в темный коридор. Освещая проводку электрическим фонариком, Павел скоро нашел место короткого замыкания. Через несколько минут загорелась первая лампочка в коридоре,"
– Тогда надо позвать пани, у нее ключ. – И проводник, не желая оставлять Корчагина одного, повел его за собой.
В купе первой вошла женщина, за ней Корчагин. Проводник остановился в дверях, закупорив их своим телом. Павлу бросились в глаза два изящных кожаных чемодана в сетках, небрежно брошенное на диван шелковое манто, флакон духов и крошечная малахитовая пудреница на столике у окна. Женщина села в углу дивана и, поправляя свои волосы цвета льна, наблюдала за работой монтера.
– Прошу у пани разрешения отлучиться на минутку: пан майор хочет холодного пива, – угодливо сказал проводник, с трудом сгибая при поклоне свою бычью шею.
Женщина протянула певуче-жеманно:
– Можете идти.
Разговор шел на польском языке.
Полоса света из коридора падала на плечо женщины. Изысканное, из тончайшего лионского шелка, сшитое у первоклассных парижских мастеров, платье пани оставляло обнаженными ее плечи и руки. В маленьком ушке, вспыхивая и сверкая, качался каплевидный бриллиант. Корчагин видел только плечо и руку женщины, словно выточенные из слоновой кости. "
– Мне нужно проверить эту лампочку, – сказал Корчагин, останавливаясь перед ней.
– Ах да, я ведь вам мешаю, – на чистом русском языке ответила пани и легко поднялась с дивана, встав почти рядом с Корчагиным. Теперь ее было видно всю. Знакомые стрельчатые линии бровей и надменно сжатые губы. Сомнений быть не могло: перед ним стояла Нелли Лещинская. Дочь адвоката не могла не заметить его удивленного взгляда. Но если Корчагин узнал ее, то Лещинская не заметила, что выросший за эти четыре года монтер и есть ее беспокойный сосед.
Пренебрежительно сдвинув брови в ответ на его удивление, она прошла к двери купе и остановилась там, нетерпеливо постукивая носком лакированной туфельки. Павел принялся за вторую лампочку. Отвинтив ее, посмотрел на свет и неожиданно для себя, а тем более для Лещинской, спросил на польском языке:
– Виктор тоже здесь?
Спрашивая, Корчагин не обернулся. Он не видел лица Нелли, но продолжительное молчание говорило о ее замешательстве."
– Очень даже знаю. Мы ведь были с вами соседи. – Павел повернулся к ней.
– Вы Павел, сын… – Нелли запнулась.
– Кухарки, – подсказал ей Корчагин.
– Как вы выросли! Помню вас дикарем-мальчиком.
Нелли бесцеремонно разглядывала его с ног до головы.
– А почему вас интересует Виктор? Насколько я помню, вы были с ним не в ладах, – сказала Нелли своим певучим сопрано, надеясь рассеять скуку неожиданной встречей.
Отвертка быстро ввертывала в стену шуруп.
– За Виктором остался неоплаченный долг. Вы, когда встретите его, передайте, что я не теряю надежды расквитаться.
– Скажите, сколько он вам должен, я заплачу за него.
Она понимала, о каком «расчете» говорил Корчагин. Ей была известна вся история с петлюровцами, но желание подразнить этого «хлопа» толкало ее на издевку.
Корчагин отмолчался."
– Дом теперь наш, а не ваш, и разрушать его нам нет расчета.
Нелли саркастически усмехнулась:
– Ого, вас тоже, видно, обучали! Но, между прочим, здесь вагон польской миссии, и в этом купе я госпожа, а вы как были рабом, так и остались. Вы и сейчас работаете, чтобы у меня был свет, чтобы мне было удобно читать вот на этом диване. Раньше ваша мать стирала нам белье, а вы носили воду. Теперь мы опять встретились в том же положении."
– Я для вас, гражданочка, и ржавого гвоздя не вбил бы, но раз буржуи выдумали дипломатов, то мы марку держим, и мы им голов не рубаем, даже грубостей не говорим, не в пример вам.
Щеки Нелли запунцовели.
– Что бы вы со мной сделали, если бы вам удалось взять Варшаву? Тоже изрубили бы в котлету или же взяли бы себе в наложницы?
Она стояла в дверях, грациозно изогнувшись; чувственные ноздри, знакомые с кокаином, вздрагивали. Над диваном вспыхнул свет. Павел выпрямился:
– Кому вы нужны? Сдохнете и без наших сабель от кокаина. Я бы тебя даже как бабу не взял – такую!
Ящик в руках, два шага к двери. Нелли посторонилась, и уже в конце коридора он услыхал ее сдавленное:
– Пшеклентый большевик!"
Сначала поляки стелились перед Гитлером, потом решили его предать и Гитлер их порвал. А эти "нельки" стали отсасывавать у "героев" вермахта.
А Советский Союз встретил Гитлера огнем . Вместо польских "нелек" немцы увидели Комодемьянскую и Портнову, Гризодубову и Раскову , Левченко и Литвяк.
Как можно сравнивать проститку- полячку и летчицу из 484 ЛБАП, которая бросилась на горящий мотор, чтобы сгореть заживо , но не попасть в руки к немцам?