Авигдор Либерман о себе.

У евреев много недостатков. Истинных и мнимых. Тех, что приписывают им антисемиты, и тех, что они сами вменяют себе с не меньшей щедростью (особенно в Израиле): самобичевание -- наша национальная черта. Можно дискутировать, какой из них и вправду им присущ, а какой -- досужая выдумка, невинное преувеличение, явный бред или намеренная напраслина.
Но есть один -- совершенно бесспорный. Во-первых, он зафиксирован в самом авторитетном для пока еще большинства населения Европы и Америки документе -- Библии, или, по-нашему, Торе. Во-вторых, он определен самым компетентным из мыслимых источников -- Богом.
Согласно Книге, именно Бог назвал евреев <<народом жестоковыйным>>. И не раз, а раз пять -- если исходить только из письменной Торы (а у нас есть еще и устная). Каждый раз -- в отрицательной коннотации, как упрек. Что такое <<жестоковыйность>>? В переводе с высокопарного библейского -- это упрямство.
Да, евреи -- упрямый народ. Упрямство присуще ему от рождения -- Бог свидетель. Еврейское упрямство -- неопровержимый факт. Наш родовой знак -- упорствовать в своем, грести против течения, идти не в ногу, плыть поперек, быть не как все, действовать вопреки общепринятому и очевидному.
Но евреи не были бы евреями, если бы не пытались обратить этот недостаток в достоинство. Вся еврейская история, множество еврейских биографий, а с недавних пор и еврейская география -- свидетельства еврейского упрямства.
Легче всего проиллюстрировать это примерами из науки, но, несмотря на обилие еврейских имен в списке нобелевских лауреатов, несмотря на Эйнштейна, Фрейда, Менделя, Бора и прочих великанов, наука -- область для сравнения некорректная. В ней главные открытия -- независимо от национальной принадлежности авторов -- совершаются благодаря упрямству и нарушению канонов.
Возьмем не столь очевидное и более близкое мне -- события политической истории, или еще ближе -- сионизма, Израиля, тем более что это и по времени нам ближе. Здесь все, чего ни коснись, -- производ-ное еврейского упрямства.
Почему внезапно возникшая мечта венского журналиста, шокированного делом Дрейфуса, Теодора Герцля, его (не новая, кстати) идея о том, что единственное спасение евреев от антисемитизма -- их собственная страна, вдруг овладела массами и сдвинула их с насиженных мест? На взгляд из сегодняшних прагматичных времен, большинство его действий отдают наивностью и дилетантизмом. Ничего не должно было получиться.
Его главные труды -- брошюра в 60 страниц на безупречном немецком <<Еврейское государство>>, прожект о том, что бы мы сделали, если бы у нас было то, чего нет, и роман <<Альтнойланд>> (<<Старая новая родина>>), чистая утопия в стиле Кампанеллы. Как случилось, что первая взорвала весь тогдашний еврейский мир и ею пользовались как лоцией в построении реального еврейского государства, а эпиграф ко второму -- <<Если вы захотите, все это не будет сказкой>> -- стал не только лозунгом всемирного сионистского движения, но и сегодняшним  ориентиром для израильтян?
Любопытно, что основоположник сионизма сам поначалу не был сионистом. Палестина рассматривалась им в качестве одной из альтернатив. Сионистом Герцль стал под влиянием своих русских соратников. И они же не давали ему свернуть с пути истинного, когда у него не хватало терпения стоять на своем (он готов был пойти на предложение англичан -- создать автономный еврейский анклав в Уганде), у них упрямства хватило.
Пока Герцль упорствовал в стремлении заручиться поддержкой сионистского проекта от монархов европейских держав, а они отмахивались от него, как от городского сумасшедшего, русские евреи начали движение снизу -- поехали.
В страну мечты. В никуда. Палестина была дыра дырой. Ни воды, ни земли, ни лесов, ни дорог -- безжизненные пустыни и малярийные болота. Земледелие здесь считалось нерентабельным. Коровы доились, как козы. Шейхи-землевладельцы жили вдалеке -- Дамаске и Бейруте. Кочевники-бедуины промышляли разбоем. Немногочисленные местные феллахи знали, что почвы эти бесплодны.
Еврейские пионеры-поселенцы не знали вообще ничего и работать на земле не умели. Только очень хотели. Половина из них сбегала в города и за границу, половина от оставшейся половины помирала от малярии. Как из этого всего родилось сельское хозяйство, считающееся одним из лучших в мире, -- отдельная история. Про упрямство и одержимость.
Про то же -- возрождение языка. Белорусский еврей, Лейзер-Ицхок Перельман, который, эмигрировав в 1881 году в Палестину, стал Элиэзером Бен-Йегудой, -- туберкулезник, недоучившийся врач, филолог-самоучка -- зажегся идеей вернуть к жизни мертвый язык -- иврит. Две тысячи лет на нем только молились. Все это было чистой воды упрямство, и дом Бен-Йегуды долгое время оставался единственным в стране, где говорили только на иврите. Но ему повезло с таким же одержимым народом: не прошло и двух десятилетий -- на иврите заговорила вся  еврейская Палестина.
Так же было провозглашено еврейское государство в 1948-м. Бен-Гурион настоял -- вопреки всем объективным условиям. Лучший британский полководец, великий стратег, герой Второй мировой -- победитель Роммеля, командующий сухопутными войсками союзников в Европе, фельдмаршал Монтгомери предрекал, что войска арабских стран сомнут новорожденную еврейскую армию, почти ополчение, за две недели. Война за Независимость длилась дольше. И победил в ней Израиль.
Похожая ситуация была в 1967-м. Весь арабский мир уже праздновал скорое уничтожение Израиля, а западный готовился его оплакивать, впрочем, не помогая.

Когда в самый канун войны глава израильской компартии Моше Снэ пришел к советскому послу в Тель-Авиве Дмитрию Чувахину с последней попыткой уговорить приструнить арабов, тот только посмеялся: <<Ну сколько ваш Израиль продержится? Пять часов? Два дня? Или целых три?>> Тогда война продлилась шесть дней, ее и назовут Шестидневной.
Так же происходило с уничтожением ядерного реактора в Ираке в 1981-м. Американцы об этом слышать не хотели, угрожали эмбарго (а потом и ввели). Глава Моссада категорически возражал. Глава оппозиции, <<отец>> израильского ядерного проекта Шимон Перес уговаривал премьера Бегина отменить операцию (чем привел его в ужас -- Перес о ней не должен был знать). Но упрямый Бегин отдал приказ. Американцы поблагодарили израильтян только через десять лет, когда начали операцию <<Буря в пустыне>> -- она была бы невозможна, будь у Саддама ядерное  оружие.
Конечно, упрямство -- еврейская национальная черта. Со стороны она часто выглядит ужасно. Вызывает непонимание, раздражение, стимулирует антисемитские настроения, как говорят (хотя для антисемитизма, как правило, не нужны причины). Но она, во-первых, нам присуща, и от этого действительно избавиться трудно, а во-вторых, часто становится условием выживания. Это у нас не только в истории, это у нас в крови.
В жизни мне приходится чаще всего общаться на иврите, русском, английском, могу и на румынском. На всех этих языках я говорю с акцентом, чего совершенно не стесняюсь, хотя и сознаю, что представляю очень удобную мишень для пародистов, чем они не избегают пользоваться (у нас в Израиле чем выше заберешься, тем активнее тебя стараются поддеть). Но родной мой язык -- идиш, язык евреев Восточной и Западной Европы, теперь почти забытый.
Я родился и вырос в Кишиневе. Там идиш знали многие, однако во времена моего детства и юности -- тогда антисемитские настроения были сильны -- старались говорить на нем только дома. Демонстрировать свое еврейство считалось неприличным, а то и небезопасным. К чести моих родителей, они этого не признавали.
Помню такой эпизод. Мне лет десять. Едем с родителями в троллейбусе на задней площадке, салон переполнен. Они говорят между собой на идише. Народ прислушивается, оглядывается на них, начинает сторониться, новые пассажиры, войдя и осознав ситуацию, стараются побыстрее протиснуться вперед. Папа с мамой, конечно, замечают это. И начинают говорить громче. Я, ребенок, чувствую, как сгущается атмосфера. Вокруг нас образуется свободное пространство, взгляды всего троллейбуса устремлены в нашу сторону. Так мы и доехали до своей  остановки, оставаясь в центре внимания. Вышли -- и ни слова об этом, как будто ничего не произошло. Это был мне урок. Я часто вспоминаю его и когда участвую в дискуссиях и переговорах за границей. Израиль -- мой дом, моя страна -- уже не только по праву рождения, проживания и гражданства. Смею надеяться, я и сам кое-что для нее сделал, чего-то в ней достиг, и еще надеюсь сделать многое, в меру сил и возможностей. Нигде я себя не чувствовал, да и не мог бы чувствовать настолько своим.
Поэтому реагирую совершенно спокойно и равнодушно, когда меня попрекают тем, что я не такой, как все, как другие, веду себя не так, как кому-то хотелось бы, а в силу собственного разумения, характера, политической и человеческой позиции.
Когда я стал (вопреки желанию очень многих) министром иностранных дел, эти претензии усилились. Кому-то не нравится, что внешнеполитическое ведомство возглавил не уроженец страны, особенно <<русский>>, глава партии, значительная часть избирателей которой -- выходцы из бывшего СССР, что по происхождению не принадлежу к истеблишменту. На это я вообще не обращаю внимания, тем более что и признаваться в этом прямо рискуют немногие.
Гораздо существеннее -- моя политическая позиция. Хотя и ей часто находят объяснение в моем советском прошлом: дескать, мы, <<русские>>, заражены имперским духом, не желаем ни в чем уступать и принципы западной либеральной демократии нам чужды. Меня попрекают моим упрямством -- теперь уже в политике.
Я действительно не скрываю своих правых взглядов. Я действительно не считаю, что стратегия бесконечных уступок -- территориальных и политических -- путь к миру. Опыт Израиля последних десятилетий свидетельствует как раз об обратном. А события <<арабской весны>> доказали окончательно, что не Израиль и не палестино-израильский конфликт -- главная проблема и причина нестабильности на Ближнем Востоке.
Я действительно живу в поселении на территории Иудеи, которую на Западе почему-то считают исконно арабской землей, что по крайней мере некоррект-но. И это действительно мой принципиальный выбор. На днях одна израильская журналистка спросила меня в интервью, не смущало ли моих западных коллег -- глав внешнеполитических ведомств, что я, министр иностранных дел Израиля, живу в поселении, которое, как она полагает, они считают незаконным.
Я ее, кажется, удивил, когда объяснил на конкретных примерах моего общения и с госсекретарем США, и с министрами иностранных дел ведущих европейских держав: я вызываю повышенный интерес у них именно тем, что другой, свою позицию они и так знают -- им важно понять другую.
Это оборотная, внешняя сторона еврейского упрямства: она не только помогает выживать нам, она вызывает уважение у других. Мне за нее не стыдно. Как не было стыдно мальчику из кишиневского троллейбуса за своих родителей, громко разговаривавших на идише.

Авигдор Либерман. 29,05,2013