Владимир Мамонтов: Мерная линейка ценностей

Подвергаются ли коррозии с течением времени такие базовые ценности, как любовь, дружба, взаимовыручка?

Владимир Мамонтов, директор фонда «Разумный интернет»:

Постмодерн или постмодернизм или что-то такое совершенно не новое отчасти раскачивает все время общество, раскачивает нас с вами, и все время проверяет на прочность. Что ни возьми – все человека раскачивало. Мне кажется, что любое открытие, любая общественная формация, любая смена общественной формации, любые изменения общественной структуры, любые перемены в жизни человека подвергали, и подвергают, и будут подвергать постоянно человека такой проверке. Суть этой проверки заключается, как не мной, а многими философами, мыслителями уже сказано и открыто давним давно, заключается, в сущности, в следующем. Берут некие извечные ценности – любовь, дружба преданность, патриотизм и т.д., и начинают в микроскоп или в другой подходящий предмет исследовать. А что, собственно, с ними происходит? Вот у нас новые порядки на дворе, вот у нас новое тысячелетие на дворе. Вот пришла и пробивает себе ходы новая религия, вот в космос полетели, вот еще что-то произошло. А что с ценностями в это время происходит? Ценности меняются? С ними происходят какие-то изменения, которые можно было бы назвать коррозией этих ценностей, видоизменениями этих ценностей? Или внутри нас продолжает оставаться с точки зрения химического состава, или биохимического состава, или электрического заряда по науке ничего, в сущности не изменилось по сравнению с каким-нибудь питекантропом? Или это все-таки что-то другое, иное, что-то новое?

Хороший, кстати, вопрос, на который я точно не знаю ответа. Но я думаю, что как раз с точки зрения и физики, и биологии, и химии мы обнаружим, что этих самых изменений внутри нас с точки зрения этих электронов или нервных окончаний или кусочков, как говорил Эркюль Пуаро, серого вещества, которые у нас там, в голове – вот с этой точки зрения вряд ли что-то сильно изменилось. И, по-моему, это так и есть на самом деле. По крайней мере, я не читал серьезных исследований, которые говорили бы нам, что вот тут все изменилось, да, что вы, вы там внутри совсем другие.

Но означает ли это, что в нашем представлении эти ценности остались прежними? Я думаю, нет. Я совершенно недавно побывал в интересном месте. Есть такая во Франции – даже не назовешь ее пещерой – такая выемка интересная в горе, природная, очень удобная с той точки зрения, что когда-то там троглодиты жили и спасались там от диких зверей, возможно, даже они их выгнали оттуда сначала, этих диких зверей, а потом сами поселились там, дело темное. Это очень удобная такая выемка, они ее немножко подработали и там жили. Потом там был средневековый город, в этой скале буквально. Люди доработали его уже капитально, они установили там всевозможные машины того времени. И когда приходила опасность, когда приходили завоеватели, они быстро поднимались в этот скальный город, закрывали единственные ворота и на специальных веревках поднимали даже коров туда, которые паслись на прибрежных, хороших, тучных лугах. Когда приходила опасность, они их туда поднимали, закрывались, и, не шибко видоизменив эту пещеру с троглодитами, наполнили ее совершенно новым содержанием, средневековым содержанием. Потом, конечно, это для современных видов нападения или жизни стало невозможно, но никуда это не делось. Эта пещера продолжает жить, но в ней теперь туристы ходят, размышляют о смысле жизни, крутят, когда отвернутся экскурсоводы, подъемные механизмы. Т.е. какая-то основа, какая-то пещера, какая-то скальная порода, в которой можно угнездиться хотя бы мысленно теперь, остаться в ней, о чем-то вспомнить, о чем-то очень важном, все равно остается. Так мне кажется.

Эти видоизменения конечно не назовешь косметическими. Потому что, скажем, взять такое понятие, как дружба. Зачатки какой-то дружбы и альтруизма даже животным свойственны.

На самом деле, последние исследования показывают нам, что животные – вовсе не такие уж звери, как нам это иногда кажется. Альтруизм для многих видов животных – такое же средство существования, как и эгоизм. Эти знаменитые истории о том, как слоны спасают своего товарища, попавшего в ловушку – они не потому, что слоны такие разумные и добрые, а потому, что им природа подсказывает – их должно сохраниться какое-то определенное количество, вместе им легче выживать, и они стараются спасти товарища. Это не легенда, на самом деле не только легенда. И люди, конечно же, безусловно, этот путь своеобразный проделали от тех троглодитов, которых мы упоминаем… Мне кажется, говорить о том, что у них там была дружба – это довольно сомнительно, но в какой-то момент кто-то кому-то бескорыстно помог, и они выжили, им стало легче. Это закрепилось как рефлекс, как какая-то важная часть их жизни, и они изменились. В рыцарские времена, если уж мы взяли средневековье и привязались к Сан-Кристофу, к этой пещере, в рыцарские времена понятия были совсем другие, дружили иначе. Речь шла о том, чтобы помогать как в военное время «если ранит друга – перевяжет подруга», «сам погибай – товарища выручай» - вот этот кодекс на таком уровне работал.

Сейчас, когда войны нет, да и рыцарство, в общем, не в почете – что значит, и дружбы нет? Да нет, все то же самое происходит, точно так же ценится, только формы это приобретает совершенно другие. Но по смыслу, по биохимии предательство осталось предательством. Сейчас иногда, кажется, что да, нет, это даже не предательство, а так – вильнул хвостом, ушел в сторону, в тину залег, а товарища сожрали тут походу, ну и дело-то житейское. Потом сжирают-то как? Если раньше товарища реально сжирали медведи, если ты его бросил, или товарищ реально кровью истекал на поле боя, если ты его не вынес, но сейчас-то… Ну, что товарищ, ну, пошел сам из окна выкинулся, ведь это его проблемы, правда? А может, с товарищем ничего не произойдет, товарищ тоже такой же толстокожий, как тот слон, и они как два слона пошли себе дальше, они друг друга из ямы не вытаскивали. Можно сказать – о, как пали нравы, о, как это вот все… Не знаю, пали ли они. Мне кажется, что и тогда было достаточно слонов, которые друг друга не спасали, рыцарей, которые бежали с поля боя – все это было.

То, что нравственные ценности, с одной стороны, остаются прочными и имеют прочную основу какую-то нутряную, глубинную, а с другой стороны они, безусловно, под влиянием всей истории человеческого развития меняются, мне кажется, иллюстрирует одна история, которую я недавно вычитал. У одного из своих друзей на Facebook очень интересные воспоминания женщины, которая была медсестрой в войну. И она рассказывает, как она двух раненых тащила. Она же не могла двоих уволочь, и она делала так – она сначала одного подтаскивала метров на десять, возвращалась за следующим,  подтаскивала его к первому, возвращалась, подтаскивала… И так она вытаскивала их живых из огня. Бой был ночной, и когда она подтащила их к какому-то источнику света, она обнаружила, что один из них немец. И в этот момент нее сознание подверглось ситуации большого и серьезного выбора – тащить ли ей немца дальше? Она вспоминает, пишет правду. Она пишет, что она подумала и потащила дальше, хотя это было связанно с каким-то ее внутренним выбором – а вдруг, пока она тащит врага, истечет кровью наш боец? И она сделала вот такой выбор.

Несомненно, это говорит о том, что внутри людей с течением времени и с изменением обстоятельств, с развитием нашим, безусловно, происходят крайне важные и очень серьезные изменения. По тому, как я думаю, можно предположить, что на более ранних стадиях развития в подобных ситуации врагу не на что было надеяться. У нас есть литература, у нас есть заповеди какие-то, которые нам наши бабушки и дедушки, папы и мамы рассказывали. Надо к этому прислушиваться, и, как ни странно, может быть важно сохранить в себе вот эту мерную линеечку. Может быть, от старых времен, от троглодитов не надо, но от неких трудных сложных времен, безусловно, мерную линейку лучше с собой носить отцовскую, а то и дедовскую. Времена другие, а старая линейка пригодится