Пять законов цветных революций. Туркам бы тоже знать не помешало.

На модерации Отложенный

Знаковые события происходят в Грузии: арестованы два влиятельнейших министра эпохи Саакашвили — внутренних дел и здравоохранения, Вано Мерабишвили и Зураб Чиаберашвили. Обоих подозревают в коррупции — таким образом, «революция роз» сделала полный круг: с тех же самых обвинений в адрес режима Шеварднадзе она и начиналась. Сравнив успешные примеры «цветных революций» — в Сербии, Грузии, на Украине и в Киргизии, — «РР» вывел основные законы, по которым они живут и умирают.

Дмитрий Карцев
 
 

Закон № 1. Близкий враг — далекий друг

Антикоррупционная риторика, нарушения на выборах, иностранная поддержка — три источника и три с­оставных части успеха «цветной р­еволюции»

Предтечей «цветных революций» начала «нулевых» считают восточноевропейские «бархатные революции» конца 80-х. И там и там революционные пассионарии четко выстраивали образ врага. В одном случае это были чиновники коммунистические, в другом — коррумпированные. В качестве символа зла они были чрезвычайно удобны: коммунисты действительно подавляли, а коррупционеры воровали, и этим было легко объяснить все беды страны. Это уже потом, п­осле свержения «кровавой диктатуры», выяснялось, что с коммунистами, например в Польше, сотрудничали многие вполне уважаемые в революционных кругах люди, а в коррупционные схемы тем или иным образом в­овлечены чуть ли не все граждане страны, как это было с поступлением в грузинские вузы.

Другой важный фактор успеха на первоначальном этапе — и­спуг и суета действующего руководства страны. Самая распространенная ошибка — фальсификации на выборах. Это свидетельство того, что власть, с одной стороны, опасается, что почва уходит из-под ног, а с другой — по старинке чувствует собственную безнаказанность. Неумение власти вовремя пойти на уступки вкупе с радикализмом оппозиционных лидеров выводит на центральные площади столичных г­ородов сотни тысяч людей.

Наконец, свержение режима невозможно без иностранного участия. Причем речь не только о прямом финансировании оппозиции, хотя Госдеп США официально признал, что потратил свыше 41 млн долларов на свержение режима Слободана Милошевича в Сербии, но и о своеобразном революционном Интернационал

Широко известно, что активисты украинской молодежной группы «Пора» проходили стажировку у сербских единомышленников из организации «Отпор». А Саакашвили публично рассказывал, как делился своим революционным опытом с киргизскими оппозиционерами.


Закон № 2. Смерть соратников

Революционная элита в скором времени раскалывается. Раскол может быть кровавым

О том, что революция пожирает своих детей, хорошо известно еще по гильотинному опыту Дантона и Робеспьера. Этот непреложный закон подтвердили и первые десятилетия после Октябрьской революции, когда было расстреляно большинство ее вождей. К тому же самому пришли, причем не откладывая в долгий ящик, и лидеры «цветных» движений. Правда, механика здесь несколько иная. Дело в том, что объединяет их, как правило, только недовольство н­астоящим, а не общие взгляды на будущее. Соответственно, придя к власти, вчерашние соратники в самом скором времени начинают ее интенсивную дележку.

Хрестоматийный пример тому, конечно, Украина. Державшимся за руки на Майдане Виктору Ющенко и Юлии Тимошенко хватило буквально года, чтобы насмерть рассориться и обвинить друг друга в предательстве «оранжевых» идеалов. Однако при всей своей исторической назидательности это, возможно, не самый радикальный вариант.

Загадочные смерти двух революционных премьеров — сербского, Зорана Джинджича, и грузинского, Зураба Жвании, — з­аставляют предположить, что макиавеллиевские правила п­олитической игры могут распространяться и на вчерашних соратников по борьбе.


Закон № 3. Экономика — жертва политики

«Цветные революции» являются политическими, а не социальными. К экономическому прорыву они, как правило, не приводят

Теперь уже бывший вице-пре­мьер Владислав Сурков утверждал, что «цветные» движения не являются революционными по своей сути, так как меняют верхушку общества, но не его структуру. Пожалуй, обобщение слишком сильное, но и вовсе отказать ему в обоснованности не получается.

Нет оснований изначально о­бвинять революционных вождей в цинизме и отрицать искренность их желания улучшить жизнь в своих странах. Проблема, однако, в том, что им зачастую не хватает позитивной программы. Отсюда пресловутые дрязги по локальным вопросам, перерастающие в глобальный раскол.

Все это тоже не случайность. Для полноценного экономического чуда по образу и подобию Германии, Японии или Южной Кореи нужны диверсификация промышленности, модернизация сельского хозяйства и технологический прорыв. Но послевоенный опыт как раз этих трех государств убедительно показывает, что для всего этого как воздух необходим внешний заказчик, заинтересованный во включении данной страны в свою технологическую цепочку. Как правило, в роли заказчика выступала Америка.

Но то были времена холодной войны, новая эпоха диктует свои законы. В соответствии с ними США были не прочь поддержать (в том числе финансово) вестернизацию политической системы восточноевропейских стран, но отнюдь не торопились столь же активно инвестировать в экономику. В результате получилось, что Сербия и Украина д­остались на откуп Европе, которая и так с середины нулевых все острее чувствовала проблемы, связанные с интеграцией бывших социалистических экономик. Когда же грянул кризис, стало и вовсе не до них.

Логично было бы, по крайней мере Украине и Грузии, обратить взор на Россию как наиболее близкий и доступный рынок с­быта и источник инвестиций. Но это сразу вступало бы в противоречие с политической логикой революции. Получается замкнутый круг, вырваться из которого пока не удается.


Закон № 4. Революционеры — в тюрьму!

Лидеры «цветных революций» обречены повторить судьбу своих предшественников. Иногда в самом печальном варианте

Трудно сказать, в чем точно проблема: в том ли, что «цветные революции» слишком радикальны, или, наоборот, недостаточно последовательны, но факт остается фактом — купировать политическое напряжение их лидерам не удается. Постреволюционная эйфория и уровень ожиданий чрезвычайно велики, а разочарование в результатах особенно болезненно.

Ужесточения режима после первых больших неудач хватает лишь на то, чтобы вызвать еще больший всплеск недовольства, но оказывается недостаточно, чтобы додавить протест. Тем более что и иностранные спонсоры «цветных ­революций» больше не руководствуются логикой «нашего суки­ного сына»: они спонсировали демократию и права человека, а не электрошокеры и массовые посадки. Именно поэтому в 2009 году Саакашвили худо-бедно справился с уличными беспорядками в Тбилиси, но уже не смог отправить за решетку их лидеров и теневого спонсора — будущего премьера Бидзину Иванишвили.

Соответственно, когда накопленное в обществе недовольство приводит к смене власти, новые лидеры начинают даже не с ревизии реформ (если таковые были), а с персональных разборок. И делают это под радостное улюлюканье толпы, которая до этого привела революционеров к власти.

Здесь действует довольно известный политтехнологический закон: если вы все время говорили о коррупции как об источнике всех бед, а жизнь общества радикально не улучшилась, вас рано или поздно обвинят в этой самой коррупции. В чем на собственном опыте убедились бывшие грузинские министры Вано Мерабишвили и Зураб Чиаберашвили.


Закон № 5. Законы неумолимы

Все эти законы действуют вне зависимости от того, хорошие из революционеров получились правители или нет

При всем своем сходстве революционные истории Сербии, Грузии, Украины и Киргизии довольно сильно различаются. Два наиболее чистых варианта — грузинский и украинский. Если режим Саакашвили стремился к проведению реальных структурных реформ, то политика «оранжевой» коалиции свелась, по сути, к дележу собственности. А результат один: сидит Юлия Тимошенко, будут сидеть министры Саакашвили, а впоследствии, возможно, и сам пока еще президент Грузии. И это несмотря на то, что именно с именем экс-министра внутренних дел Мерабишвили связана о­дна из наиболее успешных грузинских реформ — правоохранительных органов.

Значит, источник будущих проблем стоит искать не в политике революционной власти, а в самой ее сути. Легкость ненасильственной победы компенсируется тяжестью ­последствий. Поколение революционеров, пришедшее в президентские дворцы со столичных площадей, было прекрасно технологически подковано, но мало укоренено в реальной жизни своих обществ. Оно играло на самых громких, а значит, поверхностных страхах и чаяниях, но плохо представляло, что скрывается за ними в малоприглядных глубинах народной жизни.