Франтишек Гаек. Катынские доказательства. Прага. 1946 г.

проф. др. Франтишек Гаек
Прочитано в сокращении на собрании
Общества Чешских врачей в Праге 9 июля 1945 г.
(издано этим обществом в апреле 1946 г.¹)

От переводчика.

Переводчик постарался сделать русский перевод, который бы максимально соответствовал оригиналу как по содержанию, так и по словарному составу, что иногда идет в ущерб русскому языку. Перевод является как бы “иноязычной ксерокопией оригинала”. Текст перевода имеет почти то же самое распределение текста по страницам и то же самое количество страниц, предложений и абзацев, что и оригинал; это облегчает сравнение и ориентацию. В точности соблюсти словарный состав отдельных предложений было возможно не всегда, но такие случаи не являются определяющими. Смысловые и временные связи соблюдены во всех случаях. Переводчик мог ошибиться при переводе медицинских терминов.

Текст перевода снабжен многими замечаниями переводчика, обозначенными арабским индексом со сквозной нумерацией (например, "пульмановскими¹⁰"). Эти замечания являются неотделимой частью перевода, поэтому настоятельно рекомендуется на данные замечания, приведенные в конце текста перевода, обращать внимание. В конце каждого замечания в квадратных скобках указывается страница, на которой можно найти исходное выражение.

Иллюстрации, содержащиеся в оригинале, размещены отдельно.

Перевод подготавливался к публикации в сжатые сроки, поэтому в тексте перевода возможны случайные ошибки и опечатки. Замечания и предложения можно сделать по адресу arrow-info@newmail.ru . Равно, как и задать уточняющие вопросы.

Переводчик искренне благодарит участников проекта “Правда о Катыни” и участников форума этого проекта на сайте www.katyn.ru за бескорыстную помощь при подготовке русского перевода к публикации.

Перевод на русский язык с чешского оригинала к 12.12.2006 сделал ARROW.

[2]

Катынское дело

I.

В первой половине апреля 1943 г. в ежедневной печати появилось сообщение, что в лесу у Катыни в Смоленской области СССР были обнаружены массовые захоронения казненных польских офицеров и указывалось их общее число до 12000.

В конце апреля 1943 г. министерство внутренних дел уведомило меня, что в соответствии с приказом имперского протектора я должен выехать в Берлин и совместно с членами комиссии профессоров судебной медицины от разных народов участвовать в осмотре найденных могил.

Задача эта была мне в наивысшей мере неприятна.

Я знал, что не будет возможности высказать собственную точку зрения, что буду вынужден подписать все, что мне к подписи предложат. Немцев не могло интересовать ничего другого, кроме пропаганды. Было немыслимо, чтобы немцы, которые о себе провозглашали, что их раса является превосходящей, что их культура является высшей, что они не только уполномочены, но и обязаны главенствовать над остальными народами, хотели вообще какое-либо заключение от таких обыкновенных плебеев, как я. У них, несомненно, была совесть нечиста. Я также не хотел и не мог помогать немцам доказывать, что русские - убийцы.

Поэтому я постарался отговориться болезнью, но министерство внутренних дел мне ответило, что меня бы обязательно арестовали, возможно даже со всей семьей, поскольку мои оправдания были бы восприняты, как саботирование приказа имперского протектора.

Я обратился также и к ведущим чиновникам министерства образования, которому я подчинялся в качестве профессора университета, но совет высказался в том смысле, что другой возможности, кроме как ехать, нет. Друзья мне тоже советовали ехать, рассчитывая узнать правду о Катыни, и предлагали дать после окончания войны свои положительные свидетельства в пользу такого моего решения.

Так что 27 апреля 1943 г. я уехал в Берлин, где вечером в отеле “Адлон” на улице Унтер ден Линден сошлись все члены комиссии.

Членами комиссии были:

От Бельгии: др. Шпелеерс, штатный профессор глазной медицины Гентского университета.

От Болгарии: др. Марков, доцент судебной медицины и криминалистики Софийского университета.

От Дании: др. Трамсен, прозектор института судебной медицины в Копенгагене.

От Финляндии: др. Саксен, штатный профессор патологической медицины Хельсинкского университета.

От Италии: др. Пальмиери, штатный профессор судебной медицины и криминалистики Неапольского университета.

[3]

От Хорватии: др. Милославич, штатный профессор судебной медицины и криминалистики Загребского университета.

От Голландии: др. де Бурле, штатный профессор анатомии Гронингенского университета.

От Румынии: др. Биркле, судебный врач румынского министерства юстиции и первый ассистент отделения судебной медицины и криминалистики университета в Бухаресте.

От Швейцарии: др. Навилль, штатный профессор судебной медицины Женевского университета.

От Словакии: др. Шубик, штатный профессор патологической анатомии Братиславского университета и глава государственного здравоохранения Словакии.

От Венгрии: др. Орсос, штатный профессор судебной медицины и криминалистики университета в Будапеште.

От Франции: проф. Костедо из Парижа, который, однако, определенно провозгласил, что в соответствии с предписанием французского правительства выступает только в роли зрителя и что участвовать в каких-либо работах и подписывать протоколы не должен.

От Испании: проф. Пига из Мадрида, который, однако, после прибытия самолетом в Берлин заболел и не мог продолжать пути.

В среду 28 апреля 1943 г. утром мы вылетели из аэропорта Темпельгоф, сделали посадку в Варшаве, где был двухчасовой обеденный перерыв, в 17 часов приземлились в Смоленском аэропорту и были размещены в отеле “Молохов”.²

На следующий день мы автобусом уехали в Катынский лес, где штабной врач, профессор судебной медицины во Вроцлаве³ доктор Бутц, уполномоченный немецким военным командованием к руководству раскопками, показал нам все могилы, эксгумированные трупы, обнаруженные при них документы, и в нашем присутствии провел одно вскрытие.

До нашего появления из могил были извлечены 982 трупа, из них 58 были вскрыты, остальные только осмотрены внешне.

На следующий день, т.е. в пятницу 30 апреля 1943 г., мы провели вскрытие 9 трупов. Было позволено выбрать труп из любой ямы по своему усмотрению, поэтому для меня подняли два трупа из седьмой ямы. Эти трупы не имели на плечах офицерских знаков отличия, и я посчитал, что речь идет о простых солдатах. Однако было установлено, что у некоторых трупов офицерские знаки отличия были обнаружены в карманах одежды, так что не исключено, что и эти трупы принадлежали офицерам. В карманах одного из трупов я нашел русскую газету “Глос”⁴ от 2 апреля 1940 г. Оба вскрытых мною трупа имели огнестрельную рану на затылке, которая была нанесена с непосредственной близости. У обоих имело место сквозное ранение.

В этот же день вечером был составлен протокол, который сформулировали профессор Бутц из Вроцлава и профессор Орсос из Будапешта, самым важным пунктом которого было заключение, что трупы польских офицеров оставались погребенными приблизительно 3 года. Из этого вытекало, что они были погребены весной 1940 г., т.е. в период, когда немецко-русской войны еще не

[4]

было, и немцы Катынь еще не оккупировали. Виновниками преступления поэтому получались советские власти.

Советские власти 16 апреля 1943 г. отвергли утверждения немцев, как безбожную ложь, и, поскольку в немецких сообщениях говорилось о деревне Гнездово, где имелись археологические раскопки, известные под названием “Гнездовские могилы”, считали, что немцы этот факт преднамеренно умалчивают и используют в пропаганде против Советского Союза.

Позже, снова овладев Катынью, русские тоже послали 23 сентября 1943 г. комиссию для исследования могил, в которой состояли:

В. Ю. Прозоровский, старший эксперт судебной медицины и директор государственного научно-исследовательского института судебной медицины Народного комиссариата здравоохранения СССР.

Др. В. М. Смольянинов, профессор судебной медицины 2-го отделения государственного медицинского института.

Др. Д. Н. Выропаев, профессор патологической анатомии.

Др. П. В. Семеновский, главный научный сотрудник танатологического отделения государственного научно-исследовательского института судебной медицины Народного комиссариата здравоохранения СССР.

Доц. Швайкова, главный научный сотрудник отделения судебной химии государственного научно-исследовательского института судебной медицины Народного комиссариата здравоохранения СССР.

Никольский, старший эксперт судебной медицины войск Западного фронта, майор медицинской службы.

Бусоедов, капитан медицинской службы, эксперт судебной медицины.

Субботин, майор медицинской службы, директор патолого-анатомической лаборатории.

Оглоблин, майор медицинской службы.

Садиков, старший лейтенант медицинской службы.

Пушкарева, старший лейтенант медицинской службы.

Председателем этой комиссии был член академии наук Н. Н. Бурденко со своими сотрудниками.

Эта комиссия установила, что до оккупации Смоленска и западных районов страны немецкими войсками, польские военнопленные - офицеры и рядовые - работали на постройке и расчистке дорог, и что, по свидетельским показаниям начальника лагеря польских военнопленных майора Ветошникова и инженера Иванова, эти военнопленные по причине недостатка вагонов и в результате других трудностей, не смогли быть вовремя эвакуированы, так что пленные поляки с частью охранников и чиновников лагеря попали к немцам в плен.

Комиссия выслушала большое количество свидетелей, провела за период от 16 до 23 января 1944 г. эксгумацию 925 тел, сравнила результаты исследования трупов из Катынского леса с результатами исследования могил в других местах Смоленской области, т.е. в Гедеоновке, Магаленщине, Реадовке и Красном Бору, и

[5]

констатировала, что погребение тел в Катынском лесу состоялось приблизительно два года назад, а именно от сентября до декабря 1941 г.

Заключения обеих комиссий сильно отличаются и поэтому я считаю себя обязанным рассказать о своем катынском опыте теперь, когда об этом можно уже говорить свободно. Возможно, кто-то возразит, что такое мое желание является необоснованным, ибо из чувства благодарности к русским, освободившим наш народ, я не могу высказываться иначе.

Я, однако, преследую цель, чтобы тот историк, который захотел бы заняться катынским вопросом, имел задокументированные аргументы, которые я приведу. Если бы я молчал, то казалось бы, что я с немцами согласен и настаиваю на своей подписи, т.е. на том, что польские офицеры были казнены весной 1940 г.

Обстоятельства, прямым свидетелем которых я не был, я черпаю из акта “Amtliches Material zum Massenmord von Katyn” включенного в 1943 г. в так называемую “Белую книгу”⁵. Акт издала немецкая информационная канцелярия по предложению немецкого Министерства иностранных дел в 1943 г.

В соответствии с немецким официальным отчетом, решающим свидетельством в отношении факта обнаружения могил является свидетельство 72-летнего русского крестьянина Парфена Киселева из расположенной поблизости деревеньки Козьи Горы, который показал:

“В течение 10 лет Катынский лес, в котором находится замок⁶, использовался в качестве санатория для высших чиновников НКВД. Целый лес был огорожен колючей проволокой до высоты 2 метров и охранялся вооруженной охраной. Посторонним лицам был вход в лес совершенно запрещен. Я не знал никого из чиновников, знал я только дворника Романа Сергеевича.

Весной 1940 г. на протяжении приблизительно 4-5 недель каждый день 3-4 грузовые машины возили в лес людей и там их, якобы, расстреливали сотрудники НКВД. Машины были закрытыми, так что никто не мог заглянуть вовнутрь. Один раз, когда я был на вокзале в Гнездово, я видел, как из железнодорожных вагонов в машины, мне знакомые, переходят мужчины, и как едут по направлению к лесу. Что с мужчинами случилось, не могу сказать, потому что никто не осмеливался к ним приблизиться, но стрельбу и мужские крики я слышал даже в своей квартире, почему думаю, что те мужчины были расстреляны. В окрестностях не было тайной, что НКВД здесь расстреливало поляков. Люди говорили, что речь шла приблизительно о 10000 поляков.

Когда Катынь была оккупирована немцами, я пошел в лес, но трупов я не нашел, а только несколько набросанных холмиков.

Летом 1942 г. в немецкой части в Гнездове работали поляки. В один из дней ко мне пришли 10 поляков и попросили меня, чтобы я им показал, где лежат их земляки. Я их привел в лес и указал на холмики. Поляки попросили меня, чтобы я им одолжил лопату и кирку, что я и сделал. Примерно через час они вернулись, понося НКВД. Заявили, что под одним из холмиков нашли трупы. На холмиках они поставили березовые кресты.”

Таковы показания Киселева.

Немецкая тайная полевая полиция об обнаруженных трупах узнала, якобы, только в феврале 1943 г. и пробные раскопки одного из холмиков показали, что

[6]

речь действительно идет об общей могиле. Систематические раскопки начались только в апреле, когда погода позволила отвал грунта.

О Катынском лесе можно сказать следующее:

Если идти по шоссе от Смоленска к Витебску, то на расстоянии 14 км от Смоленска расположены деревня и железнодорожная станция Гнездово, где, по Киселеву, сходили с поезда польские офицеры и где находились упомянутые археологические раскопки. Не доходя 2 км до населенного пункта Катынь, слева между дорогой и Днепром находится сосновый лесок с деревьями 10-20 см толщиной, через который проходит немного зигзагообразная дорога длиной приблизительно 300 м, заканчивающаяся на конце леска, у замка над Днепром. У замка стоит гараж и один жилой дом.

На удалении приблизительно 100 м от шоссе, с правой стороны от указанной дороги было открыто 7 общих могил, расположенных близко одна от другой, и 4 могилы с левой стороны. В 7 могилах с правой стороны находились трупы польских офицеров, в 3 могилах с левой стороны - трупы гражданских лиц, и в последней - тоже польские офицеры. Эта последняя могила была обнаружена только после 1-го июня 1943 г. и нами не осматривалась. Могилы с правой стороны были пронумерованы номерами 1-7, с левой стороны 8-11.

Могила, обозначенная номером 1, являлась самой большой и имела очертания буквы L. Большая сторона этого L была 26, меньшая 16 м в длину, шириной на одном конце 5,5 м и 8 м на другом. Это захоронение имело площадь 253 кв.м. Остальные могилы были меньше, с площадями 11, 21, 21, 13,5, 48 и 22,5 кв.м, т.е. в общей сложности 478 кв.м. Глубина могил была в среднем 2,3 м, слой песка насыпанного над трупами в среднем 1,5 м. Песочная насыпь выступала приблизительно на 1 м над уровнем земли, так что слой трупов составлял примерно 1,3 м.

Трупы были в двух местах систематически уложены головой к стене ямы, однако в большинстве своем лежали в беспорядке так, как были в могилы сброшены, обыкновенно лицом вниз. Вследствие давления песка [трупы] были значительно сплюснуты.

Как много приблизительно было трупов? Если один сжатый труп займет примерно ½ кв.м площади, тогда на дне всех могил поместится всего 950 трупов. В слое толщиной 130 см. не могло быть больше, чем 7-8 слоев, что соответствует количеству 7000 трупов. Если прибавить трупы из 8-ой ямы, тогда количество казненных польских офицеров достигает приблизительно 8000. Добавим еще казненных гражданских лиц из трех отдельных ям, где были мужчины и женщины, тогда количество всех трупов в Катынском лесу могло составлять приблизительно 12000.

“Белая книга” говорит, что до 3-го июня 1943 г., когда осмотры трупов прекратились, из могил изъяли 4143 трупа и после осмотра опять похоронили. Выявлены были: 2 генерала, 12 полковников, 50 подполковников, 165 майоров, 440 капитанов, 552 старших лейтенанта, 930 лейтенантов, 146 врачей, 10 ветеринаров и 1 полевой курат. Остальные были польские военнослужащие,

[7]

звания которых определить не представлялось возможности, среди них и простые рядовые без звания, а также 221 гражданское лицо.

Трупы из верхних слоев в местах, не закрытых одеждой, уже подверглись поверхностному разложению, так что иногда отсутствовали губы, мягкие покровы на черепе и на руках, а глаза были ввалившиеся. Трупы из нижних слоев, особенно из могилы номер 5, куда проникала грунтовая вода, были в состоянии адипоцира⁷, но адипоцир распространялся только на подкожные ткани. Мышцы сохранили свой цвет, внутренние органы также не были адипоцированы.

Все части одежды были пропитаны жировыми веществами. На высоких сапогах множества трупов отложился слой адипоцированной массы толщиной 1 мм. Т.е. трупы были в разной стадии разложения, причиной чего послужило их взаимное расположение. В верхних слоях были скорее несколько высохшие, в средних и нижних - средне адипоцированные. Трупы в верхних слоях лежали достаточно свободно, но в нижних были взаимно слепленные трупными жидкостями, которые стекали из верхних слоев в нижние.

Все осмотренные⁸ нами трупы имели огнестрельные раны в затылке, только у одного имелась огнестрельная рана во лбу. Пули были в большинстве найдены в лобовой кости, у некоторых речь шла о сквозном ранении. Выстрелы производились с небольшого расстояния короткоствольным огнестрельным оружием калибра 7,65. Руки значительного числа трупов были связаны за спиной шпагатом. Некоторым трупам, особенно в могиле номер 5, которые также имели огнестрельное ранение в затылок, через голову были переброшены шинели⁹, причем пространство между головой и шинелью было заполнено опилками. Шинель, окутывающая голову, была на шее перевязана веревкой. Какая цель этим преследовалась, сказать трудно. Возможно это делалось для воспрепятствования обороне, возможно - поскольку дыхание сильно затруднялось - это говорит об истязании.

II.

После этого вступления и описания самого места захоронений и его окрестностей, приступлю ныне к личной оценке всего увиденного в нижеследующих 13-ти пунктах.

1. Каковы были свидетельские показания

Свидетель Кривозерцев, 27-летний сверлильщик, показал, что в апреле 1940 г. ежедневно наблюдал 3-4 железнодорожных состава с 3-4 вагонами, приезжающие в Смоленск. Окна вагонов были зарешечены, вагоны доставлялись к вокзалу в Гнездово. Его сестра ему якобы рассказывала, что из стоящих вагонов в закрытые грузовые машины переходили польские военные, гражданские и несколько священников. Сам он этого не видел. Сам наблюдал, как 17-го или 18-го апреля 1940 г. приблизительно 10 грузовых машин, до верху груженых чемоданами, сумками, вещмешками¹⁰ с бельем и плащами, ехали из Катынского леса к Смоленску. Грузовые машины сопровождали чекисты. - Не лишено значения то, что его сестра не была допрошена, хотя видела военных, как они переходят в машины.

Свидетель Захаров, 40 лет, работавший сцепщиком в Смоленске, показал, что в марте 1940 г. приезжали из Тамбовской области грузовые составы с присоединенными 5-6 большими пульмановскими¹¹ арестантскими вагонами. Из них 2-3 вагона приставлялись к рампе в Смоленске, тогда как остальные направлялись на станцию Гнездово. От проводников состава он узнал, что заключенные эти из Козельска, где есть якобы большой монастырь и еще много тысяч пленных. В качестве сортировщика¹² он имел возможность наблюдать, как люди из вагонов были пересажены в грузовые машины, крытые брезентом, и как потом эти машины уехали по шоссе по направлению к Гнездово. На пленных в большинстве была польская униформа и большинство являлись офицерами. Священников среди гражданских видел лишь изредка. Женщин не было. Как он точно помнит, эта выгрузка продолжалась 28 дней. Его задача состояла в осмотре пустых вагонов, причем он видел, что в вагонах имеется 10 камер, в которых нормально могли поместиться 6 человек¹³, однако - как узнал от проводников - в одну камеру набивалось 18-20 человек. Во все вагоны не заглядывал, но в тех, в которые заглянул, всегда находил 2-3 священников. Они были в длинных одеждах. Ему пояснили, что это польские ксендзы. - Этот свидетель утверждает, что перегрузка в большинстве происходила в Смоленске, в то время как другие свидетели - что это происходило в Гнездово.

Свидетель Сильвестров, 43-летний разнорабочий, показал, что в апреле и мае 1940 г. на вокзал в Гнездово, вблизи которого он жил, доставляли арестантские вагоны, людей из которых перегружали в приготовленные грузовые машины и увозили. Часто по возвращении домой вечером, ходил к месту перегрузок и наблюдал мужчин, которых под надзором НКВД пересаживали из вагонов в приготовленные крытые грузовые машины - известные всем “черные воронки”¹⁴. Там всегда стояли 3 таких машины и одна грузовая. Ручную кладь у

[9]

выходящих из вагонов мужчин отбирали и бросали в грузовую машину, тогда как людей сажали в крытые. Когда машины заполнялись, они уезжали по направлению к Катыни. Через 20-25 минут колонна приезжала обратно и вся процедура повторялась снова. Когда они проезжали около него, он мог часто наблюдать, что в едущей впереди легковой машине сидят мужчины, может быть из НКВД, с типично еврейскими лицами. Перегрузка происходила чаще всего вечером или ночью. О том, что перевозки происходит и ночью, он имел возможность узнать потому, что его жилище в то время находилось непосредственно у шоссе. По его прикидкам, колонна проезжала по десять раз ежедневно в апреле и мае на протяжении приблизительно 4-х недель. Из-за того, что всем было запрещено задерживаться у места перегрузки, он лишь мог с расстояния приблизительно 50 метров, с которого наблюдал, видеть, что речь идет главным образом о военных, возможно офицерах, но между ними встречались и гражданские. Среди гражданских имелись и пожилые лица, изредка с костылями. Женщин между ними не было. Т.к. в униформе он не разбирался, то не мог определить их национальность. Поговаривали разное. У одних это были поляки, у других финны. По рассказам, пленных доставляли к так называемому "дому отдыха коллектива", удаленному приблизительно на 4 км, и там их расстреливали. И он так думал, потому что во время этих перевозок было запрещено в окрестностях дома отдыха собирать грибы. Жители деревни, которые о происходящем знали, остерегались о своих предположениях распространяться.

В показаниях этого свидетеля много противоречий. Другие свидетели показывали, что лесок был огорожен двухметровой проволокой, охранялся вооруженной охраной и никому нельзя было его посещать. Этот же свидетель утверждает, что в окрестностях замка в инкриминированные дни было запрещено собирать грибы. Впрочем, тяжело поверить, что в апреле и в мае в этих местах растут грибы. Также маловероятно, что с 50-метрового расстояния вечером или ночью он мог узнать типично еврейские лица.

Свидетель Андреев, 26-летний слесарь, наблюдал, что в марте и апреле 1940 г. на вокзал в Гнездово приходили ежедневно 3-4 состава с 2-3 арестантскими вагонами. Из этих вагонов военные и гражданские перегружались в грузовые машины и отвозились по направлению к Катыни. Знал шофера Разуваева, который водил одну из машин-“воронков”, и который при наступлении немцев был эвакуирован. Видел в каждой грузовой машине 2-3 гражданских, которых узнавал по головным уборам-"клобукам".

Свидетель Гляссер, немец, старший лейтенант бывшей польской армии, показал, что с 20-го марта до 9-го мая из лагерей для военнопленных на грузовых машинах выехало приблизительно 30 этапов¹⁵ по 80-120 человек в каждом на перегрузочный вокзал в Козельске, где они были помещены в арестантские вагоны. Его лично отделили от польских офицеров и позже вместе с другими немцами при вмешательстве немецкого посла освободили. - Этот свидетель, таким образом, не знает, куда эти этапы направлялись и о гражданских лицах не упоминает. Следовательно, гражданские лица, видимо, были к офицерам присоединены уже в пути.

[10]

Нам был представлен свидетель Киселев, который рассказывал почти то же самое, что выше говорилось об обнаружении массовых могил. Когда мы ему задали вопрос, кто были те мужчины, которые сопровождали пленных польских офицеров, спустя некоторое время ответил: “Евреи”. Несмотря на то, что такой ответ прозвучал также, как показания Сильвестрова, он меня озадачил, потому что свидетель над ответом раздумывал. Пленных офицеров охраняют в лагерях для военнопленных опять же военные, что следует также из отчета русской комиссии, и их не передают полиции. Потом, евреи, как и везде в других местах, несут воинскую службу во всех родах войск, и неправдоподобно, чтобы из них в России сформировывались карательные отряды, или чтобы их отозвали с фронта и определяли на легкую службу, как например охрана пленных.

Впрочем, показания этих свидетелей являются показаниями непрямыми, т.к. никто из них при казнях не присутствовал.

Странно, что немецкая администрация, хотя и приложила к делу столько усилий, не отыскала тех 10 польских рабочих, которые летом 1942 г. нашли первые могилы, и не спросила их, от кого они о могилах узнали и почему в таком случае не сообщили о находке немецким органам. Ведь у польских рабочих не было причин это дело утаивать.

Странно так же и то, что не были найдены и допрошены отдыхающие из замка и лечащий персонал, который располагался возле замка в отдельном доме. В персонале должно было быть много людей и невозможно, чтобы они не общались с жителями Катыни и соседней Козьей Горы. Персонал должен был знать, кто копал массовые могилы, и кто их закапывал. Вырыть такие большие ямы и расстрелять 8-12 тысяч людей, причем тайно, один человек не мог. Персонал, общаясь с населением, обязательно обмолвился бы о том, что в Катынском лесу произошло, т.к. прошло больше года, прежде чем немцы заняли Катынь, и персонал до этого момента оставался на месте.

Хотя немцы и выпустили обращение к жителям Смоленска и напечатали его в Смоленске в газете “Новый Путь”, чтобы отозвался тот, у кого есть информация о массовом убийстве польских офицеров, однако обращение, по-видимому, не имело успеха.

Свидетели, которых допросила русская комиссия, показывают следующее.

Свидетели Алексеева, Михайлова и Конаховская единогласно показали, что в Катынском лесу, называемом также Козьими Горами, располагался штаб 537 строительного батальона; всего там жили 30 немцев. Командовал им подполковник Арнес, его адъютантом был старший лейтенант Рекст, следующим офицером был лейтенант Готт. Женщины состояли при штабе в качестве обслуживающего персонала.

Алексеева показала, что в конце сентября 1941 г. к замку в Козьих Горах каждый день приезжали несколько грузовых машин, которые на полчаса или на час останавливались где-то на дороге, соединяющей шоссе и замок, т.к. звук их моторов затихал. На месте сразу же начиналась стрельба, выстрелы следовали

[11]

один за другим через короткие, но приблизительно одинаковые интервалы. Потом стрельба прекращалась и машины подъезжали к замку. Из машин выходили немецкие рядовые и сержанты, всегда громко разговаривали и сразу же шли в баню. Потом начиналась пьянка. На мундирах двух ефрейторов она всегда видела следы свежей крови. Когда ходила к замку или от замка, наблюдала недалеко от дороги в нескольких местах свеженабросанную землю, которая занимала каждый раз все больше места. Когда однажды задержалась, то увидела, как ведут пленных поляков. Спряталась в зарослях и приблизительно через 20-30 минут услышала выстрелы. Подобные показания дали и свидетельницы Михайлова и Конаховская.

Из свидетелей, которых допрашивали немцы, были найдены Киселев и Захаров.

Киселев показал, что осенью 1942 г. немцы дважды вызывали его в гестапо в Гнездово, где говорили, что в 1940 г. люди из НКВД расстреляли польских офицеров и требовали от него, чтобы он это засвидетельствовал. Когда ему предложили протокол со словами: “Или это подпишете, или вас уничтожим”, - испугался и подписал. Позже, когда немцы организовывали для разных делегаций экскурсии к катынским могилам, был принужден давать перед делегациями свидетельства, но путался, поэтому говорить отказался. Был арестован и в течение приблизительно месяца с половиной безжалостно бит, пока не ослабел, начал плохо слышать и перестал владеть правой рукой. Потом ему погрозили повешением, поэтому обещал, что будет свидетельствовать. Когда приезжала какая-нибудь делегация, его вызывали во двор и он полчаса должен был учить наизусть все, что будет говорить о том, как в 1940 г. люди из НКВД расстреляли польских офицеров.

Эти показания подтвердил и железнодорожник Сергеев с семьей.

Свидетель Захаров подтвердил, что сказал немцам, что в 1940 г. вагоны с поляками действительно проезжали через Смоленск по направлению к западу, но что не знает, куда они ехали. Тогда офицер, который его допрашивал, сказал, что если он не хочет давать показания по-хорошему, тогда будет к этому вынужден силой, и стал его избивать резиновой дубинкой. Потом его положили на скамейку и офицер с переводчиком его избили до потери сознания. Когда пришел в себя, то будучи устрашен и принужден битьем и угрозами повешения, протокол подписал.

Остальные свидетели, которых допрашивали немцы, или умерли, или их немцы угнали.

Таким образом, первые и вторые показания этих двух свидетелей взаимно не соответствуют и поэтому является бесспорным, что в одном из случаев они говорили неправду.

Среди показаний свидетелей, полученных русской комиссией, очень важными являются показания свидетеля Сашневой, учительницы начальной школы, которая показала, что в сентябре 1941 г. к ней пришел польский офицер и

[12]

рассказывал, что когда немцы заняли лагерь польских военнопленных, то завели в нем жестокий режим. Поляков не считали людьми, всевозможно их притесняли, тиранили и казнили, поэтому он решил убежать. Когда на следующий день офицер уходил, оставил свидетельнице свой польский адрес на имя: Лоек Йозеф и София, г. Замощь, улица Огродова, 25. - В списках расстрелянных польских офицеров под номером 3796 стоит имя Йозефа Лоека, лейтенанта, как расстрелянного в Катынском лесу весной 1940 г. То есть, в соответствии с немецким отчетом, Лоек был расстрелян более, чем на год раньше своей встречи с Сашневой.

Свидетельские показания, полученные немцами, полны противоречий, показания полученные русской комиссией более определенные, хотя и в этом случае никто из свидетелей не видел казни собственными глазами. На чьей стороне правда, будет доказано в следующих пунктах.

2. Каковы могли быть мотивы преступления?

Официально комиссия мотивы преступления не исследовала, что, впрочем, не было ее целью, мотивы упоминались только иногда. Когда мы приехали в Смоленск и были приветствованы начальником здравоохранения местного округа немецкого фронта, то на приветственную речь ответил самый старший из нас, проф. Орсос из Будапешта. Он заявил, что в Первую Мировую войну находился 4 года в русском плену, из которых 10 месяцев под властью большевиков. Он научился тогда русскому языку и имел много возможностей к познанию натуры и души русского человека. На основе своего опыта он должен сказать, что такое страшное преступление не мог совершить русский человек, но только "международный еврей"... Однако подробнее свою точку зрения не объяснил.

Некий берлинский журналист спросил меня в Катыни, каково мнение нашего населения об этих массовых убийствах. Я сказал искренне и в соответствии с правдой, что наше население этому не хочет верить. На вопрос, какова моя точка зрения, я ответил, что, вероятно, в лагере военнопленных произошел мятеж, за который военнопленных впоследствии данным способом наказали. Журналист решительно отверг такую точку зрения и сказал, что большевики это сделали из принципа. Я хотел возразить, что как раз весной 1940 г., т.е. в период предположительного расстрела польских офицеров, русские окончили войну с финнами, и что в качестве победителей обязательно взяли в плен много финских офицеров, но что, тем не менее, у нас нет никаких сообщений о том, чтобы большевики с ними плохо обращались, т.е. причина была не в принципах.

Ведь немецкая пропаганда, безусловно, не упустила бы случая использовать подходящую возможность. И если финским офицерам никто не причинил вреда, зачем бы это было нужно в отношении офицеров польских? Я, однако, осознавал, где нахожусь, и поэтому промолчал. Ведь если бы речь шла о принципах, в соответствии с которым военнопленные воспринимались бы не так, как во время предыдущих войн, то зачем бы надо было полгода медлить с казнью? Русские овладели Польшей в сентябре 1939 г., а казни происходили, по утверждениям немцев, в марте и в апреле 1940 г.

[13]

Конечно, преступление само по себе должно иметь причину. Из истории нам известно следующее. По окончании миграции народов, немцы начали широким фронтом поход на восток. Появился “Дранг нах Остен”. Любое едва организовавшееся царство на востоке являлось препятствием для немцев, и поэтому они развязывали с такими царствами войны, вследствие которых славяне в долине Лабы были вырезаны, а в дунайской долине - онемечены. В широком поясе от Балтики до Адриатики немцы основали большое количество колоний. Теперь же они продолжали этот “Дранг нах Остен”, и не надо даже цитировать “Майн Кампф” или приводить изречения Гитлера и других немецких руководителей, чтобы определить, что и в этой войне немцы старались заполучить на востоке пространство для колонизации. Поскольку пространства для колонизации без населения не существовало, было необходимо это население устранить. Именно в этом надо искать мотив преступления. Исходя из позиции русских, мы бы какой-то мотив искали тщетно.

3. Какое значение имеет факт обнаружения в могилах гражданских лиц ?

Среди 4143 трупов казненных офицеров нашелся также 221 труп казненных гражданских. Об этих трупах официальный немецкий отчет умалчивает и даже не решает, были ли это русские или поляки. Трупы гражданских были обнаружены не только в одной могиле и даже не на одном месте той же могилы, но были рассеяны среди казненных офицеров в разных могилах и слоях. Из этого следует, что гражданские не были казнены все одновременно, но к каждой группе офицеров была присоединена меньшая группа гражданских. В соответствии с найденными при них документами, офицеры доставлялись из Козельского лагеря, который лежал в 200-х км на юго-восток от Катыни, и поэтому можно было опросом местного населения легко установить, имелся ли в Козельске какой-нибудь концентрационный лагерь для [гражданских] поляков. Также возможно было допросом железнодорожников определить, откуда и кем доставлялись гражданские лица. Это обстоятельство бросается в глаза. Т.к. свидетель Гляссер о гражданских лицах не упоминает, кажется поэтому, что речь идет об арестованном местном населении - о русских - которых на следующий день после ареста отправляли с польскими офицерами на казнь.

4. Каково значение Катынского леса ?

На основании показаний свидетелей Кузьмы Годонова, Ивана Кривозерцева и Михаила Жигулова немецкие органы установили, что якобы в Катынском лесу люди казнились с 1918-го до 1929 г. С того времени до 1940 г. не видели никаких транспортных средств, следующих в лес. Вплоть до 1931 г. зайти в лес мог каждый, и дети, которые там собирали грибы, якобы рассказывали о свежих могилах. (Удивительно, что на это не шли посмотреть взрослые люди, если уж в лесу были свежие надгробия и доступ в лес был свободен). В 1931 г. лес огородили и вход в лес был запрещен, о чем извещалось табличками. В 1934 г. здесь был

[14]

построен большой дом, т.е. выше указанный замок, предназначенный служащим НКВД в качестве оздоровительного учреждения.

Т.к. такое большое множество трупов было покрыто слоем песка приблизительно всего 1,5 м, зловоние тысяч разлагающихся тел должно было обязательно распространиться в лесу. А потому является более, чем странным, что служащие, даже если не принимать во внимание эстетические соображения, допустили бы превращение лесочка, где они прогуливались и хотели набраться здоровья, в массовый эшафот и могильник, допустили бы загрязнение воздуха трупными испарениями в то время, когда в любой другой части России имеется так много более подходящих мест?

5. Каким оружием были казнены польские офицеры ?

Очень важным и интересным является то обстоятельство, что польские офицеры были казнены патронами немецкого изготовления. Вблизи могил и изредка среди трупов обнаружились стреляные гильзы, а в могиле № 3 и нестреляные патроны. Гильзы были на донышке маркированы “Geco DD 7,65”. Пули найденные в трупах, были отстреляны из пистолета калибра также 7,65 и поэтому, учитывая найденные целые патроны, не было сомнений, что польские офицеры были застрелены пулями от этих патронов. Такие патроны изготавливались в 1921-1931 г.г. на оружейной фабрике "Gustav Genschow & Co." в Дурлахе, рядом с Карлсруэ. Фирма сообщила, что действительно изготовила эти патроны, однако вследствие Версальского договора не было возможности обзаводиться арсеналом, и фирма якобы экспортировала такие патроны, в числе прочих государств, также в Польшу, в Балтийские государства и в СССР. Патроны немецкого изготовления могли таким образом попасть в Россию не только как трофей после занятия Польши в 1939 г., но и по прямым поставкам.

Такое объяснение возможно, однако, бросается в глаза, что русские пользовались бы патронами почти 20-летней давности. Для немцев было бы решительно более благополучно¹⁶, если бы польских офицеров расстреляли из оружия русского производства. Ведь у России есть отличный револьвер, “Наган”, изготавливаемый на Путиловском заводе¹⁷, или, по крайней мере, немцы могли бы поинтересоваться - какие пистолеты стояли на вооружении у НКВД, о котором немцы утверждают, что это он совершил преступление. Однако, даже это не устанавливалось.

6. Доказательство пятилетними сосенками.

В качестве доказательства немцы указывают также на молодые пятилетние сосенки, которые были рассажены на насыпанных холмиках. Мы¹⁸ сами их не видели , ибо могилы уже были открыты, нам всего лишь показали одну из сосенок. Срез этой сосенки исследовали с помощью микроскопа¹⁹. Установили, что она минимально пятилетняя и что на срезе ближе к середине видна мало заметная темная полоса²⁰. Вызванный мастер-лесничий фон Гефф заявил, что такая темная полоса возникает, когда рост сосенки что-то остановит, например, в результате пересадки, и предположил, что

[15]

сосенка была пересажена 3 года назад. Однако, сам же признал, что сосенки плохо развиты, растут в тени других деревьев, и данная полоса могла, таким образом, появиться в результате других влияний, а не только в результате пересадки.

7. Значение отверстий в одежде.

На одежде некоторых трупов были обнаружены отверстия, во-первых округлые, во-вторых, как бы резаные или даже имеющие как бы четыре луча. Но на теле, за исключением единственного случая, ранение в соответствующем месте почти нельзя было найти. Немцы утверждали, что отверстия эти были сделаны четырехгранными русскими штыками, которыми жертвы погоняли к месту казни. Хотя русские штыки и четырехгранные, но имеют долотообразный кончик, а из-за того, что ни одна из ран не проникает глубоко в тело, но едва под кожу, тяжело утверждать, что отверстия были сделаны этим инструментом. И почему тогда некоторые отверстия были округлые, другие как бы резаные, а иные четырехконечные, если они были сделаны одинаковым инструментом? Таким образом, это доказательство является очень ненадежным и отпадает.

8. Документы, найденные на трупах.

На 53-х трупах из 4000 нашлись различные вещи, на которых стояла дата или хотя бы год, а именно:

- 4 карандашных рисунка на бумаге с датами 26-го декабря 1939 г. и 15 января 1940 г. и два с 1940 г.

- 2 календаря, в которых была зачеркнута дата - в одном 12-го апреля 1940 г., в другом - 23-го апреля 1940 г.

- 3 портсигара с надписью “Козельск 1940 г.”

- 2 кошелька с надписью “Козельск 7-го ноября 1939 г.” - на одном и “Козельск 1940 г.” - на другом

- в общем счете 45 разных писем, телеграмм или квитанций с самой последней датой от 3-го апреля 1940 г. и, наконец, 10 журналов с самой последней датой от 20-го мая 1940 г.²¹

Наиболее значительным документом немцы считают дневник майора Сольского, который он вел до 9-го апреля, и в котором написано:

8/4: 3:30 отъезд со станции Козельск на запад, 9:45 станция Ельня. От 12 часов стоим на вспомогательной колее.

9/4: Несколько минут до пятого нас подняли и распределили к перегрузке. Мы должны перейти на машины. Куда дальше?

9/4: В 5 часов утра. Перед рассветом день начинается нехорошо. Нас перегружают в арестантские машины. В отделениях есть охрана. Приходим в лес - какая-то здравница. Нас тщательно обыскали... Часы, замечено время на них 6:30 (8:30). Спрашивают о обручальных кольцах, отбирают рубли, паспорта, карманные ножи.

Этот дневник я сам не видел. Как раз его последняя, только что описанная страница, была опубликована в “Белой книге”. Он довольно подозрителен своим

[16]

содержанием и находится в противоречии с показаниями свидетелей и другими обстоятельствами. 9/4-го говорит о том, что пришли в лес в 8:30 утра, хотя по показаниям свидетеля Сильвестрова их отвозили в лес вечером и ночью. Подозрительным является то, что его могли вести, так сказать, до последнего мгновения перед казнью. Не стоит год, только день и месяц. Одна дата стоит дважды, несмотря даже на то, что в дневниках обычно пишут вечером о событиях прошедшего дня. Также отсутствует доказательство, что он написан собственной рукой автора.

Обстоятельство, что документы с более поздней датой не нашлись, не может быть самым решающим, во-первых потому, что не все трупы были эксгумированы, во-вторых потому, что в большом количестве писем дата не читаема и в-третьих потому, что польские пленные были весной 1940 г. перевезены из Козельска на строительство шоссе у Смоленска, по причине чего почта и не ходила регулярно.

С другой стороны, русская комиссия при дальнейшей эксгумации трупов нашла на разных трупах в общей сложности 9 других документов, в которых стояли даты с 12-го сентября 1940 г. по 20 июня 1941 г., т.е. даты со времени, когда офицеры согласно немцам были уже казнены.

9. Признаки разложения трупов²².

Прежде чем по признакам разложения высказать суждение о том, как долго могли трупы польских офицеров находится в общих могилах, надо коротко коснуться процесса разложения и условий, в которых он происходит.

В сущности, различают два процесса разложения.

Первый процесс - это так называемое гниение (редукция), при котором происходит образование водородистых веществ (метан, сернистый водород, аммиак и аммониевый сульфит). Эти вещества являются дурно пахнущими газами, поэтому труп отекает, раздувается и источает зловоние. Необходимый для образования этих веществ водород поступает из телесных жидкостей, а т.к. этих жидкостей имеется в теле много, процесс начинается сразу после смерти. Водород поступает также из окружающей влаги, что доказывают трупы, вынутые из воды, отекшие и быстрее гниющие. В первые дни после смерти процесс достигает максимума, после чего, по израсходовании водорода, замедляется и по истечении нескольких месяцев прекращается, так что труп опадает.

Второй процесс - это тление (оксидация), т.е. образование кислородистых веществ (углеродной, серной, азотной и фосфорной кислот). И этот процесс возникает сразу же после смерти, однако продвигается очень медленно, сначала он незаметен и максимума достигает только несколько месяцев спустя. Образующиеся вещества текучи, не зловонны, и по прошествии нескольких месяцев труп, если первый процесс находится в малозаметной фазе, не издает зловоние, но течет, расплывается. Кислород, необходимый для этого процесса, берется из окружающей среды и из воздуха, содержащегося в земле. Тление начинается раньше всего там, куда кислород попадает скорее, т.е. в частях тела, не закрытых одеждой, а это, как правило, лицо и руки. Поэтому уже через полгода можно наблюдать, что глаза, нос и губы разложились, глазные и носовые полости зияют пустотой, зубы обнажены, а также бывают разложены мягкие ткани рук и свободны в суставах кости. Через год процесс переходит уже на шею и грудную клетку, мягкие ткани грудной клетки исчезают и обнажаются ребра. Подобно этому, год спустя свободны в суставах щиколотки и костные части ног.

Условия для этих процессов в Катынских могилах не были неблагоприятны.

[17]

Сырости было достаточно. Ведь дно могилы № 5 находилось на уровне грунтовых вод, т.к. в непосредственной близости от могил располагалось болото и кроме того катынская местность - не сухая пустыня. Зимой она покрыта снегом, летом имеется достаточно воды из осадков.

Тут, [в катынских захоронениях], было несколько меньше кислорода из воздуха, чем в обыкновенных могилах. При нормальных условиях, когда труп похоронен в гробу, воздух, т.е. кислород, имеется в самом гробу, под ним и в окружающей земле в изобилии, что и позволяет проходить процессу оксидации. В Катыни, хотя гробов здесь нет и трупы были набросаны в ямы в совершенном беспорядке, вдоль-поперек один через другого, содержалось в одежде и в пространстве между отдельными трупами изрядное количество воздуха, и кроме того, песок, которым они были засыпаны, имел грубое зерно и содержал наверное 1/3 воздуха. Это не была глина или другой непроницаемый слой, и поэтому новый кислород из воздуха также мог поступать к трупам.

У небольшого количества трупов отсутствовали мягкие ткани, причем только на темени, все остальные закрытые и незакрытые части тела сохранились, суставы не были разболтаны, трупы можно было поднимать, сажать, переворачивать и разувать без того, чтобы труп распался.

На примере трупа, который я сам вскрывал, каждый мог бы убедиться, что сохранились и нос, и части губ, руки и даже пальцы; глаза хотя и ввалились, но не разложились, зубы не были обнажены.

Даже если предположить, что из-за меньшего содержания кислорода процесс оксидации был в катынских трупах замедлен, нельзя все же согласиться с тем, что они должны были лежать в могилах 3 года. Состояние трупов говорит скорее о том, что они там находились несколько месяцев, или, принимая во внимание меньшее содержание кислорода из воздуха и вялый процесс оксидации, что они там лежали самое большее 1,5 года.

Когда надо провести эксгумацию с целью кремации трупов или их остатков, меня вызывают на Пражские кладбища, чтобы я трупы осмотрел, и я действительно видел изрядное количество трупов со всех пражских кладбищ по истечении различного времени после погребения, следовательно, обладаю большим опытом. Не могу, однако, сказать, чтобы мне когда-нибудь попадался даже двухлетний труп в таком состоянии, как то, что было в Катыни. Состояние трупов в Катыни указывало на то, что лежали они там самое большее 1,5 года.

Против трехлетнего периода решительно говорит адипоцирование трупов в могиле № 5.

Адипоцирование - это превращение мягких частей тела в особенную светло-серую, липкую, однородную массу, источающую сильное зловоние, которая на воздухе засыхает в белое, однако уже не зловонное, поразительно легкое вещество. Адипоцир образуется в воде без доступа воздуха и возникает

[18]

приблизительно через 2 месяца в подкожных соединительных тканях на щеках, позже также на спине и конечностях, до 2-х лет адипоцируют все подкожные ткани, а до 3-х лет и внутренние органы.

В Катынском лесу в могиле № 5, куда попадала грунтовая вода, были обнаружены трупы, адипоцированные по поверхности, однако их мускулатура сохранила свой цвет, а внутренние органы не были адипоцированы. Даже если допустить, что в знойные, сухие летние дни уровень грунтовых вод падал, трупы в течение некоторого времени в воде не находились и процесс адипоцирования не продолжался, то является бесспорным, что если бы трупы в могиле № 5 лежали три года, то превратиться в адипоцир должны были и внутренние органы, и тем более мускулатура . Уровень адипоцирования также показывает, что трупы лежали в могиле приблизительно 1,5 года.

10. Признаки на одежде.

В соответствии с общим опытом, хлопчатобумажные и льняные ткани разлагаются в течение приблизительно 5-ти лет, шерстяные приблизительно за 10 лет. На польских офицерах мундиры сохранились полностью, не были даже трухлявыми, их можно было хорошо снять с тела и расстегнуть пуговицы, металлические детали, такие как пряжки на ремнях, крючки и обувные гвозди хотя и были немного ржавые, но в некоторых местах сохранили свой блеск. Табак в портсигарах тоже сохранил желтый цвет, листки курительной бумаги, хотя и отсырели, однако не размокли, не истлели.

Анализ одежды, ее металлических деталей и сигарет тоже говорит против того, чтобы трупы могли лежать в земле 3 года.

11. Признаки на письмах и газетах.

Трудно согласиться, чтобы письма и газеты, пролежав 3 года в земле, где на них воздействовали вода и продукты разложения, были бы целы и читаемы так, как действительно были. У нас²³ есть традиция класть в гроб к телу усопшего изображения святых, которые обычно изготовлены на очень хорошей бумаге, а все-таки при эксгумации трехлетних трупов я никогда никаких картинок не находил. У офицеров, как я видел, письма и газеты лежали совершенно свободно в карманах, а не в каком-либо футляре, и поэтому невозможно поверить, что по истечении 3-х лет их целостность и читаемость была такая, в какой их действительно обнаружили. В процессе оксидирования на них воздействуют образованные кислоты - и они истлевают.

12. Пуркрустация мозговой ткани.

Проф. Орсос из Будапешта обращал внимание на то, что в черепе одного трупа он обнаружил на поверхности мозговой массы твердое, как бы известковое, отложение, которое в соответствии с его опытом наблюдается только после 3 лет нахождения трупа в могиле. Орсос опубликовал в № 11 “Орвоси Гетилап”²⁴ за 1941 г. статью о том, что у трупов, пролежавших в земле дольше 3-4-х лет, он обнаружил на поверхности задней черепной полости и обеих os petrosum²⁵ размягчение, подточенность, истление, вплоть до полного распада кости. Декальцированная теменная кость была мягка, как хлебная корка. Это происходило в тех местах, где находилось сгущенная мозговая масса, никогда, однако, не непосредственно под ней, но в тесной близости, где кость

[19]

была в контакте с воздухом. Тогда на поверхности мозга образовывалось выше указанное отложение.

Это явление не является ничем особенным. В результате воздействия кислот, образованных в процессе разложения, происходит декальцинирование костей и, если труп лежит навзничь, образованные кислоты не могут стекать и собираются в задней части черепной полости по сторонам crista occipitalis intema²⁶, что может в случае более сильной концентрации кислот не только декальцинировать кость, но и всё остальное может эродировать вплоть до перфорации. Экстрагированные из костей вещества (кальциевые, магнезиальные и фосфатные) откладываются потом на близлежащих частях мозговой массы и после исчезновения в ней жидкостей, внешние части массы засыхают и затвердевают. Это, однако, случается не всегда по истечении трех лет, но иногда и гораздо раньше, т.к. все зависит от количества и концентрации кислот, которые вызывают декальцинирование и размягчение костей, причем концентрация кислот бывает различна. Проф. Орсос осмотрел ряд черепов, но только у одного обнаружил подобные изменения в ничтожной мере, а у остальных этого не было. Если бы явление было систематично, тогда оно бы имело место у большинства черепов, т.к. трупы были погребены одновременно.

13. Отсутствие насекомых и их переходных форм.

Не лишено значения и то, что ни в трупах, ни в одежде или в могилах вообще не нашли никаких насекомых или их переходных форм, как например яички, личинки, куколки и даже никаких их остатков. Недостаток переходных форм насекомых имеет место тогда, когда труп погребен в период отсутствия насекомых, т.е. от поздней осени до ранней весны, и когда от погребения до эксгумации прошло сравнительно мало времени.

Известно, что даже если труп погребен достаточно глубоко, зловоние разлагающегося тела, которое на различных стадиях разложения различно, в соответствии с развитием процесса, привлекает насекомых разных видов, личинки которых пробуравливают землю и попадают к трупу. Немцы утверждают, что польских офицеров убили весной 1940 г. Т.е. до эксгумации прошло три летних периода, а именно лето 1940, 1941 и 1942 гг., а за такое время насекомые проникли бы к трупам скорее, чем только в течение одного лета 1942 г., и поэтому хотя бы их остатки, пожалуй, могли бы найтись.

Таким образом, данное обстоятельство тоже говорит о том, что трупы были погребены приблизительно осенью 1941 г.

Как проистекает из выше приведенных выводов, ни одно доказательство, на которые немцы опирались, не является настолько надежным, чтобы выдержать критику, и не доказывает, что трупы лежали в Катынском лесу 3 года, а наоборот, все обстоятельства указывают на то, что они там лежали 1-1,5 года.

[20]

III.

В заключение подчеркиваю, что эту работу я издал по собственной инициативе, что никто меня к этому не призывал и ни от кого я к этому приказания не получал, т.е. ни от чешских, ни от русских учреждений.

Сокращенно я читал об этой работе на собрании Общества Чешских врачей 9-го июля 1945 г. Я хотел сделать такой доклад сразу же, как только Общество Чешских врачей начнет в освобожденной стране свои регулярные собрания, но мой арест этому помешал.

Во время допроса мне были заданы главным образом следующие три вопроса:

1. Почему я поехал в Катынь?

2. Какие публичные заявления я делал?

3. Почему я подписал катынский протокол?

На первый вопрос я ответил во вступлении.

Ко второму вопросу скажу следующее: мои публичные заявления не были сделаны по собственной воле.

Еще до того, как я выехал в Катынь, о предстоящей поездке знали на радио, которое обращалось ко мне с идеей организации доклада для широкой общественности. После моего возвращения и официальной публикации катынского протокола, ко мне обратились редакторы издававшихся в то время ежедневников “Poledni list” и “Večerni České slovo”. Объясняли, что получили указание сделать со мной интервью и что мои ответы будут опубликовании во всех ежедневниках. Я ответил им на их вопросы и рассказал правду о том, что в Катыни видел и слышал, однако на следующий день я был очень огорчен, когда я прочел нечто совершенно иное, что мне приписывались высказывания, которые мне совершенно не принадлежали и принадлежать не могли. Специально, я никогда не сказал, что преступление совершили большевики. В то время нельзя было ничего сделать. Несколько дней спустя начальник печати так называемого "протектората"²⁷ Вольфрам фон Волмар от меня потребовал, чтобы я о своем Катынском опыте сделал доклад для представителей печати в “Прессклубе”²⁸. Я так и сделал, однако опять же объективно, и по окончании доклада я выше упоминаемых редакторов упрекнул за способ изложения, что и констатировала уже в настоящее время Чешское информационное бюро. (См. газету “Ргасе” от 11-го июля 1945 г.) Я тогда подчеркнул, что врач не должен обсуждать вину или невиновность обвиняемых, но подавать объективную экспертизу, относящуюся к области медицины. Редакторы ссылались на цензуру.

В радиовещании я описал свою поездку и впечатления, которые во мне оставила, и вообще обошел стороной мнение о том, что трупы польских офицеров находились в могилах 3 года. Немецкая цензура некоторые мои изречения изъяла и потребовала, чтобы я дополнил содержание суждением, что трупы обязательно были в могилах 3 года. Я удовлетворил это требование, но слово “обязательно” опустил. Пластинка с докладом находится в архиве

[21]

радиовещания. Редактор ежемесячника “Pfitomnost” обратился ко мне с идеей статьи. Статью я написал приблизительно в том же смысле, какой содержал доклад в радиовещании.

Ни в каких других случаях я о Катынском деле в обществе не говорил, и только своим ближайшим друзьям, о патриотизме которых в истинном смысле этого слова не приходилось сомневаться, я намекнул на то, в течение какого времени лежали трупы в Катынском лесу.

На третий вопрос, почему я подписал катынский протокол, я ответил: “Каждому из нас было ясно, что если бы мы не подписали протокол, который составили проф. Бутц из Вроцлава и проф. Орсос из Будапешта, то наш самолет ни в коем случае не вернулся бы”²⁹.

Именно поэтому никто о деле не дискутировал ни в обществе, ни в личном кругу, никто не выступил с опровержениями, не выразил отличающиеся мнение, и поэтому у меня создалось впечатление, что каждому из нас известно истинное состояние дел³⁰.

Возможно, было бы правильнее заявить, что мы не верим тем свидетельским показаниям, которые датируют преступление весной 1940 г., но оценивать правдивость свидетелей должны не врачи, а юристы.

Как следствие, мы были бы вынуждены доказывать, что документы подделали, или что более поздние документы изъяли, но и это нам не надлежит. Врачи должны свидетельские показания принимать так, как есть. Кроме того, мы не могли за те два дня, которые мы провели в Катыни, удостовериться, как быстро трупы в данном месте разлагаются. Было бы необходимо исследовать несколько трупов с кладбища в Катыни, про которые было бы точно установлено, что они находились в могиле 3 года, и сравнить все это с результатами наших исследований, как и поступила русская комиссия. По разложению трупов в массовых могилах мы не обладали достаточным личным опытом. Хотя в течение Мировой войны 1914-1918 гг. производилось несколько эксгумаций массовых могил, но сделаны они были позднее, чем через 3 года [после захоронения]. Трупы в тех могилах были истлевшие, разложившиеся.

Советские власти нашу ситуацию поняли, разумеется, совершенно правильно и поэтому надо отдать должное власти Советов, которая в своем великодушии не требовала нашего наказания, ибо осознавала, что тот, кто не был бы осмотрителен, того бы заставили замолчать навсегда.

IV.

1-го января 1946 г., во время издания настоящей публикации, ежедневные газеты напечатали полученное из Москвы сообщение агентства Рейтер, что один из немецких офицеров по фамилии Дюре, который отвечал перед ленинградским судом, сознался, что катынскую резню устроили нацисты и описал, как в Катынском лесу были расстреляно и зарыто 15-20 тысяч людей, сплошь польских офицеров и евреев.