Академик Жорес Алфёров: «Наша страна без науки жить не может»

На модерации Отложенный

Ученые Петербурга выдвинули Нобелевского лауреата, академика РАН Жореса Алфёрова кандидатом в президенты Российской академии наук. О своём отношении к главной научной организации страны Жорес Алфёров.

– Сегодня очень много говорят про Академию наук. В связи с этим я вспоминаю одну историю.

В 1943-м выдающийся физик Абрам Фёдорович Иоффе создал лабораторию №2 (будущий Курчатовский институт Академии наук), её задачей было создание атомной бомбы. Где-то в 1946–1947 годах группа чиновников, которая была занята в атомном проекте, написала большую бумагу наверх. Суть: если деньги платит правительство, ведутся работы по такой-то военной тематике – с какой стати всё это называется Академией наук? Нужно, чтобы лаборатория №2 была или при НКВД, поскольку очень много денег поступает оттуда, или при Совнаркоме – ведь средства выделяет правительство.

Сверху пришёл ответ: никакого НКВД, никакого Совнаркома! Лаборатория была, есть и будет – Академии наук СССР. Потому что весь научный потенциал, все идеи, все предложения исходят от Академии. Не важно, откуда идут деньги. Научная работа должна вестись под флагом Академии.

Стоит отметить, что в советский период нам очень везло с президентами Академии наук. В 1917-м им стал Александр Петрович Карпинский – блестящий ботаник и биолог, замечательный человек. Спросите любого, и вам будут петь гимны о Владимире Леонтьевиче Комарове – выдающемся ботанике, географе, почвоведе. А уж после войны – Сергей Иванович Вавилов, Александр Николаевич Несмеянов, Мстислав Всеволодович Келдыш, Анатолий Петрович Александров. Совершенно разные люди, прославившиеся в разных областях. Но было в них и общее: все они – по-настоящему великие учёные.

Сергей Иванович Вавилов, конечно, должен был стать Нобелевским лауреатом, будь он жив, когда давали премию за черенковское излучение, открытое его аспирантами.

Он руководил этой работой и принимал в ней самое активное участие.

Александр Николаевич Несмеянов оставил серию блистательных работ по элементоорганическим соединениям.

Мстислав Всеволодович Келдыш и в создании атомной бомбы участвовал, и создал сначала отдел, а потом институт прикладной математики, и был одним из теоретиков космонавтики. В 35 лет стал академиком! Когда о нём вспоминают те, кто ближе знает его работы, говорят: «До Келдыша был флаттер (когда крылья самолёта отваливаются из-за резонанса), но не было теории. После Келдыша флаттера не стало, проблема решена именно талантом математика Келдыша».

Я имел удовольствие с ним общаться, и он сразу же, первым, оценил значение гетероструктур. Это был блестящий учёный, замечательный человек, великий президент Академии наук великой страны. И в моей личной академической карьере он сыграл решающую роль.

Хочу сказать: как АН СССР, так и РАН неотделима от наших вузов. Академические институты всегда взаимодействовали с учебными заведениями. Это неразрывно, и надо не изобретать какие-то реформы, а просто побольше думать о том, что наша страна без науки жить не может. Основная сегодняшняя проблема – невостребованность полученных результатов на практике.

У нас сейчас непростая ситуация с наукой. Я считаю чрезвычайно важным вернуть высокое уважение к академии и заинтересованность государства в результатах научных исследований.

Академия должна стать высшей научной организацией в стране. Для этого есть все основания. У нас хороший потенциал, надо его развивать.