НЕДОДЕЛАННЫЙ «МОСКВИЧ»

   - Ах, мать твою (это коротко, потому что мать твою иногда закручивают до прапра…бабушек). Захреначил себе машину. Куркулем  стал. Кого хочешь, того под колеса и кидаешь. Меня за переезд на кладбище отправить хочешь?

   И посыпалось на Андрея Дмитриевича. Да так посыпалось, что все посельчане овражной  улицы и из ее закоулочков сбежались. И варку, и запарку побросали, да еще с вилами и косами. Шум большой и матерный, как же тут не косонуть кого – нибудь косой, и вилами ребра не попробовать.

   А увидев, в чем дело, остановились, косить то некого и пробовать вилы тоже не на ком. Стали  слушать, как Киля Ивановна, лежа на спине с разбросанными ведрами, мокрая, с задранными ногами возле колонки «отпаривала» и удобряла  Андрея Дмитриевича.

  Да, как еще «отпаривала» и удобряла. Такими нехорошими словами, что завидки брали. Толпа и свое слово воткнула бы. Да у Кили Ивановны самые  нехорошие слова в поселке:  хлёсткие, наваристые и точные. Как прилепит, ничем не отдерешь. Так и бродит оно из рода в род пока не сотрется.

   А случилось непредвиденное обстоятельство.

   Неделю назад Андрей Дмитриевич, а это было где-то в пятидесятых годах, купил «Москвич». С ручным управлением.

   Валом валили посельчане посмотреть. Единственная легковая машина в поселке, а все остальные три полуторки. Кузова разваливаются на ходу, посельчане за ними бегут, и доски для растопки собирают.

   Налюбовались мужики. А налюбоваться в поселке машиной – это ногами  колеса потыкать, да пару или тройку бутылок водки на капоте раздавить, чтоб грудь размять и ход машине дать. Размяли, а потом попросили Андрея Дмитриевича показать свое мастерство.

   Андрей Дмитриевич никогда не водил машин, но он же был мастером на каракубе, паровозы и тепловозы в тупик загонял, а тут что? Мастер  какую-то букашку не подломит.

   Да  еще мужики подзаправили.

-Андрей, милок, наш поселковый, - говорят ласково, да напористо, Андрей Дмитриевич кивает и грудь расправляет - ты до Берлина дополз. Пушку на своем горбу дотащил. А тут такую хрень, - подплевывают, да подклевывают,-  да еще без ствола не подомнешь. Мни.

   Андрей Дмитриевич и решил после похвального словца и хмелька подмять. В «Москвич» загрузился, за руль уцепился, в окошко заправски плюнул, кепку на бекрень сдвинул и с криком: была – не была ноги на педальки кинул.

   А двор большой. В нем только Андрей Дмитриевич, его жена,  десятилетний сын Колька, корова Марта, да кабан Васька умещаются. А когда все вместе собираются, то боками друг в дружку упираются.

   Вышло даже хорошо. «Москвич» разогнался и уткнулся  в корову Марту, которая вышла из коровника, чтобы посмотреть, что за чудо купил хозяин. Марта  лягнула, и «Москвич» остановился.

- Молодец, - сказали мужики, - коровке зад  почесал и шофером стал. Только одна неполадочка. Выходит, что  тебе, чтобы остановиться, нужно корову с собой возить, а потом ее из салона выпускать, догонять и бить в зад.

- Перепутал я трошки , - ответил Андрей Дмитриевич. – Я нажал на другую  педальку. А она зараза оказалась связана не с замедлением колес, а с их быстротой.

    После осмотра выяснили, что педалькой оказался газ.

- Потренируйся еще разок. Да на газ посильнее жми. Да на правильную педальку  дави. Чтобы скорость, как у самолета была, а тормоза, как у трактора

   Андрей Дмитриевич  стал  было отнекиваться, да подхмелевшие мужики снова пошли в напор и пристыдили его хренью без ствола и впихнули в салон.

   Андрей Дмитриевич был под газом, а поэтому и дал, как следует газу, а когда захотел нажать на тормоза, левая и правая ноги запутались.

   Под колесами оказался кабан Васька, который от удара похудел сразу килограмм на десять. Благо, что не кинулся на машину.  Побоялся ребра поломать.

- Да ну ее к черту эту машину и тебя под него, - заголосила Вера Николаевна, жена Андрея Дмитриевича. – Тебе на бричке ездить, буряки и комбикорм возить, да домой их завозить, а не на машине. Ты мне всю скотину в одни кости превратишь. Собаку что ли кормить ими буду.  Выметайся со двора и дави  на улице. Там кур чужих, которые возле нашего двора бегают, много.

- Правильно, Вера, - закричали мужики. – На улицу, там куры для закуски, а степь какая  у нас. Разгон есть. Проскочит и мимо кладбища, и мимо бусугарни, а если в овраг ковырнется, мы его там подловим. Мы на войне фрицевские самолеты, когда они на нас падали, руками ловили. А самих фрицев за уши из кабин выдергивали.

   В это время на улице возле колонки стояла Киля Ивановна с ведрами. За водичкой, видишь ли, пришла. Огород попоить решила. Огурчики и помидорчики освежить, да языком построчить. И посмотреть, кто и какие и с чем мешки несут.

- Хорошую машину купил ты, Андрей, - сказала она, не зная, какая ее  ждет е беда. – А ну резани по улице, так чтоб пыль столбом пошла. Чтоб завихрилось. Так, как мой мужик  танком на немцев ходил, а ты с пушкой.

   Залихватской теткой Киля Ивановна была. Если подловит соседского петуха, то голову свернет и в кастрюлю с борщом. Соседа приглашает и его же его петухом угощает.

   Андрей Дмитриевич и резанул. Да вот беда. Не помню точно, но, кажется, было так.

   «Москвич» бы с ручным управлением. И положение ручки  второй и задней скорости совпадали. Только при включении второй скорости ручку нужно было брать на себя, а при включении задней скорости от себя.

   Андрей Дмитриевич под хмельком и сломался. Перепутались скорости. Вместо второй включил заднюю. И «Москвич», чтобы двинуться вперед, попер на колонку с Килей Ивановной. Ведра с водой разлетелись в стороны, Киля Ивановна с криком «Рятуйте» распласталась на земле, а Андрей Иванович снова попал под «черта». Правда, уже большего, чем от жены.

- Недоделанный «Москвич», - в оправдание сказал он. – Наверное, у немцев содрали. У фрицев все недоделанное, поэтому мы их и победили.

   Вечером того же дня Андрей Дмитриевич долго сидел на порожках, тайком от жены стаканчик за стаканчиком принимал, смотрел на машину, думал, думал и додумал.

   Позвал жену, сына,  чтобы показать, какой свет в салоне. Включатель находился сверху зеркала в коробочке, похожей на половинку скорлупы яйца. В середине торчал небольшой рыжачек.

- Итак, - начал Андрей Дмитриевич. – Демонстрирую свет. Он такой сильный, что можно слепому нитку в иголку вдеть

   Он сдвинул  рыжачек в левую сторону. Свет вспыхнул.

- Красота, - сказал Андрей Дмитриевич. – Ты, сынок, когда света не будет в хате, можешь уроки учить в машине. Это у нас автономное электричество. Только не нажимай на педальки. А теперь гасим эту красоту. Раз.

   Андрей Дмитриевич сдвинул рычажек в правую сторону. Свет не погас.

- Непонятно, - пробормотал он. – Влево сдвигаешь: свет горит. Вправо сдвигаешь: тоже горит. А где же выключатель в чертях. Замаскировали наши. Еще никак от войны не отвыкнем.

   Андрей Дмитриевич гонял рычажок часа два то влево, то вправо. Свет не гаснул.

- Придется рвать  провода от аккумулятора,  - не выдержал он, - а то сядет аккумулятор и  придется  горбом толкать. Или подпаривать от другой машины.  Нужно писать конструкторам, куда они выключатель замаскировали.

   Он вылез из салона и направился к мотору. На его место угнездился десятилетний сын Николай. Он погонял рычажки и влево, и вправо, а потом случайно   поставил рычажок прямо. Свет погас.

- Ты как это сделал, сынок, - спросил опешивший Андрей Дмитриевич, уже готовый не только рвать провода с аккумулятора, но выбрасывать  и сам аккумулятор.

- Я поставил его прямо, батя.

   Батя почесал затылок, вздохнул и выдавил.

- Да. Недоделанный «Москвичек». Нужно точно  в правительство писать.

- Правильно, - сказала жена, - напиши, что для нашего поселка нужно выпускать машины, похожие на тачки. Впрягся в оглобли и попер, куда хочешь и с чем хочешь. Без педалек, света и скоростей, а собственной силушкой.

   Словом, поменял Андрей Дмитриевич три «Москвича». А когда жена ему говорила, когда же кончится эта московская катавасия, он отвечал.

- Я – шофер хороший, тепловозы могу водить. Это конструкторы наши в городе живут и машины тяп – ляп создают, то стеклянный колпачок над бензиновым насосом нужно мылом  скреплять, чтоб воздух не засасывал, то тормоза к чертям летят и с бугра на первой скорости нужно спускаться, то..

   А когда на третьем «Москвиче» он  ехал мимо оврага и в него свалился, правое колесо на ходу отвалилось, оставил его там, мусором засыпал,   крест над ним  поставил и написал: ПОМНЮ  И НЕ ЗАБЫВАЮ.

   А вот в одной стране, как рассказывал нам преподаватель спецдисциплины в Вышке, когда мы учились на первом курсе, дело другое.

- Едешь, - говорил он. -  Видишь за собой  хвост. Нужно оторваться. Машину у меня черного цвета. Что я делаю? Заезжаю в лесок, нажимаю секретную кнопочку, и машина становится сразу белой. Выехал я на белой машине, а они ищут черную. Темнота.