Подпасок с младенцем

В тридцать седьмом, еще до рождения Олега, над его родителями нависла угроза ареста, его отец, замечательный хирург, правильно понял обстановку, подхватил жену и уехал на Украину, под Луганск, в небольшую больницу. Ареста удалось избежать, родился ребенок, но после начала войны немцы оказались в Луганске практически мгновенно. Отец трехлетнего Олега успел уйти к партизанам.

Так же мгновенно, как оккупация, пришло понимание, что следом за регулярными войсками идут зондеркоманды, уничтожающие евреев от мала до велика. Мама оставила сына своей подруге, которая обещала за ним ухаживать, как за своим ребенком, и отправилась в подполье вслед за мужем. 

На стенах очень скоро запестрели приказы немецкой администрации, за укрывательство евреев полагалась смерть, и подруга испугалась. Взяла Олега и отнесла его подальше в поле. Посадила в траву, дала в руку кусок хлеба и ушла.

Через несколько часов на этом месте его нашел зареванного, с черной горбушкой в кулачке, подпасок — подросток пятнадцати лет. Что делать? Решил посоветоваться со взрослыми и отнес малыша в село. Село небольшое, практически хутор, все друг друга знают. Не понадобилось много времени, чтобы понять: характерная внешность выдает очень опасный подарок. Жители задумались, а потом одна женщина сказала: «Возьму. Ладно. Будь что будет».

Деревня, конечно, маленькая, но люди в ней жили самые разные. И все знали, что в одной хате прячут еврейского мальчика. Знали, но никто не донес. Ни один человек. К счастью, немецкие части в этом местечке не стояли, а во время полицейских рейдов Олега прятали в подполе. 

В сорок третьем году советские войска освободили Луганск. В сорок четвертом московская бабушка Олега нашла его, увезла в Москву и заменила родителей, которые пропали без вести. Ни мама, ни папа так и не нашлись, поэтому было очевидно: они погибли, но как и где?

Олег вырос, стал врачом, объездил весь мир, женился, развелся, снова женился и снова развелся. Состарился. Он знал свою историю, большей частью со слов бабушки, но был уверен, что никогда не найдет никаких следов. Ведь помнил он только название соседнего с селом маленького городка, где он жил с мамой и папой, и имя своей спасительницы — Наталья. 

— Куда я поеду?

— твердил он. — Зачем? Кого я найду и что узнаю? Все давно поросло травой.

И вдруг, когда ему уже почти стукнуло семьдесят, решился. Взял билет на поезд, сошел на станции и отправился в местную администрацию на прием к мэру. Тот ахнул и загорелся желанием помочь.

— Ой, — говорит. — Я тут одного краеведа знаю. Он изучает историю оккупации в наших местах. Поехали.

И оказалось, что отец Олега — фигура известная. Возглавлял отряд подпольщиков. А в краеведческом музее хранится дневник его товарища, в котором тот рассказывает, как командир был ранен, попал к карателям, как его повесили на площади в сорок втором. Его жену, мать Олега, поймали позже и тоже убили. Имя отца он нашел на обелиске, который стоит надо рвом, куда немцы сбрасывали казненных, могилу матери не нашел, только примерный участок кладбища.

Добрую женщину Наталью Олег и искать не хотел — куда уж. Лет-то ей сколько, давно умерла. И все же поехал. Никто ничего не знает. Потом показали дом, где живет семья, в которой дедушка жил в оккупации. 
Олег вошел:

— Здравствуйте! Вы не помните мальчика? Его прятали в деревне при немцах?

— Как не помню… Это ж я его нашел и в деревню притащил.

Наверное, подобная сцена в литературном произведении показалась бы натяжкой, но жизнь иногда подкидывает такие сюжеты…

Олег дар речи потерял, а когда обрел, только и мог выдавить:

— Это я…

А Наталья оказалась жива. Ей под сто, но она живет самостоятельно в соседней деревне и даже сама себя обслуживает. Крепкая такая бабушка, но ноги у нее подкосились, когда Олег пришел к ней в гости и рассказал, кто он. Было много слез. Очень много. А потом Олег заперся с мэром у него в квартире, и они три дня пили водку.

С тех пор прошло года три. Киевское телевидение сняло документальный фильм об этой истории, о ней написана книга. Наталья внесена в число праведников мира в иерусалимском музее Холокоста «Яд Вашем».

По справедливости, нужно было записывать всю деревню. Считается, что подвиг — это встать и рассказать. Иногда это так. Но бывают подвиги молчания. И они иногда выше.