Дранг нах остен

Бывшая жительница Старого Тришина (ныне – район электролампового и радиотехнического заводов) Валентина Васильевна Антонюк (в девичестве Милевская) вспоминает, что через их деревню немецкая пехота прошла 22 июня часов в 7 утра. Двигались напрямки по полям. Каждое отделение имело свое направление: немцы то и дело сверялись с картой.

Родители рассказчицы с тремя дочерьми побежали прятаться к старшему брату Сергею, чей дом стоял дальше от ул. Московской, в глубине участка. 70 соток Сергея Милевского тянулись от шоссе до тришинской улицы Голубой, примерно где сейчас спортивный зал за электроламповым заводом (при Польше улица не имела названия, с приходом в 1939 году советов стала Колхозной, а вскоре, также еще до войны, – Голубой и так именовалась года примерно до 1950-го). Было страшно, но из любопытства время от времени выглядывали. Кому-то этот интерес вышел боком: некоторых, кто высовывал голову из погреба, немцы «прихватывали» и заставляли нести за собой тяжелые ящики с ручками (видимо, боеприпасы). Так попали под руку Евгений Кушнерук и Виктор Севостьянюк. Кушнерук какое-то время нес груз, потом начался обстрел и штурмовики залегли. Кушнерук тоже залег и, оставив ящик, ужом пополз по картофельному полю и скрылся. Когда обстрел кончился, немец хватился носильщика. Долго искать беглеца не было времени, пустил очередь, чертыхнулся и потащил тяжесть сам. А Кушнерук ни жив ни мертв пролежал в поле до вечера.

Меньше повезло Севостьянюку, которого серьезно зацепило осколком. Его немец двигался по ржаному полю вдоль шоссе, и, когда Виктор, вскрикнув, рухнул в колосья, фриц о потере долго не горевал. Только к вечеру родные нашли раненого, притащили домой, месяц-другой вокруг него хлопотали и, к счастью, выходили.

Второй волной в Тришине появились мотоциклисты, лишь потом по шоссе пошли грузовики и тяжелая техника. Мощные крытые брезентом грузовики двигались очень плотно: впритирку три, если не четыре ряда автомобилей – рассказчица удивляется, как они не задевали друг друга. Колонна без начала и конца занимала всю ширину шоссе несколько суток.

Валентине Васильевне во второй день запомнился эпизод, когда семья уже вернулась домой. На шоссе среди немцев возник инцидент: кто-то не так поставил машину или пытался вклиниться в чужой ряд. Подскочивший старший офицер что-то яростно выговаривал по этому поводу унтер-офицеру и при этом лепил ему пощечину за пощечиной, а тот стоял навытяжку и твердил: «Яволь! Яволь!»

Объяснение следует искать в жесткой системе приоритетов, введенной генералом Гудерианом для движения по шоссе устремившихся на восток моторизованных колонн. Вот как описывает придумку «железного» Гейнца немецкий исследователь Пауль Карель:

«В зоне боевых действий танковой группы Гудериана, после пересечения ею Буга, имелось всего две хорошие дороги для наступления – из Бреста в Бобруйск и в Минск.

По этим двум дорогам и передвигались примерно 27 000 единиц техники танковой группы и еще около 60 000 машин следующей за ней пехоты, штабистов, снабженцев и связистов. Во избежание проблем и хаоса Гудериан выработал три уровня приоритетов. Машинам, имевшим приоритет № 1, все были обязаны уступать дорогу. Машины с приоритетом № 2 пропускали тех, которые обладали приоритетом № 1. Транспорт приоритета № 3 мог занимать дорогу только в том случае, если по ней не следовала техника с приоритетом № 1 и № 2. Нет нужды говорить, что такое деление вызывало бурю недовольства. Например, полк связи люфтваффе «Герман Геринг» получил приоритет № 3, поскольку в тот момент выполнял функции перевозок и устанавливал телеграфные столбы. Рейхсмаршал очень раз озлился и велел командиру полка довести свое мнение до сведения Гудериана. Геринг требовал приоритета № 1.

Гудериан выслушал жалобу и спросил:

- Телеграфные столбы могут стрелять?

-Конечно нет, господин генерал-полковник, – ответил командир полка.

- Вот потому, – пояснил Гудериан, – вам и дали приоритет номер три.

На сем вопрос был исчерпан. В личном же плане дело обернулось трагедией. Командир полка не осмелился доложить рейхсмаршалу о своей неудаче и застрелился».

Житель деревни Братылово (за Тельмами) Михаил Емельянович Шумко вспоминает, что у них первые немцы шли не цепью, а просто по несколько человек по дороге. Заставили крестьян запрягать лошадей, перегружали на хозяйские возы ящики с боеприпасами и прочую поклажу. А немецкие повозки с запряженными в них мощными битюгами (не сравнить с братыловскими клячами – холеные, упряжь кожаная) повернули обратно.

Люди из Тельмов, Черней, Братылова, забранные немцами для подвоза, вернулись нескоро. Отец рассказчика – только через две недели. Дома страшно переживали. Оказалось, ехал с обозом километров сто, под Березу. Там немцы организовали новых жителей со свежими лошадьми, а отработавших отпустили. Обратно двигались без каких-либо справок, но немцы по дороге не трогали – видимо, знали эту систему.

Дмитрию Емельяновичу Городнику из брестского предместья Шпановичи помогло знание языка. Его и других прятавшихся жителей немцы обнаружили во ржи, росшей за Тришинским кладбищем на месте теперешних гаражей. На женщин не обратили внимания, а мужчин загрузили ящиками, навесили на шеи пулеметные ленты и погнали вперед.

В дороге Дмитрий Городник, десяток лет проживший в Праге, вдруг услышал хорошо знакомую ему чешскую речь: отделение состояло из судетских немцев. Перешел на чешский, рассказал о себе, вспомнили пражские кафе, улочки – и уже в Тришине немец его отпустил, найдя себе другого носильщика. Городнику удалось выхлопотать свободу и шедшему рядом парнишке лет семнадцати - из строителей, прибывших в Брест возводить новый железнодорожный мост, – сказал, что сын…