Слово знаменитому на всю Москву «дяде Гиляю» – Владимиру Гиляровскому: «…мы купили арбуз, завязанный в толстую серую бумагу, которая сейчас же стала промокать, как только Чехов взял арбуз в руки. Мы поползли по Страстной площади, визжа полозьями по рельсам конки и скрежеща по камням. Чехов ругался — мокрые руки замерзли. Я взял у него арбуз. Действительно, держать его в руках было невозможно, а положить некуда. Наконец, я не выдержал и сказал, что брошу арбуз. — Зачем бросать? Вот городовой стоит, отдай ему, он съест. — Пусть ест. Городовой! — поманил я его к себе. Он, увидав мою форменную фуражку, вытянулся во фронт. — На, держи, только остор... Я не успел договорить: “осторожнее, он течет”, как Чехов перебил меня на полуслове и трагически зашептал городовому, продолжая мою речь: — Осторожнее, это бомба... неси ее в участок... Я сообразил и приказываю: — Мы там тебя подождем. Да не урони, гляди. — Понимаю, вашевскродие.
А у самого зубы стучат. Оставив на углу Тверской и площади городового с “бомбой”, мы поехали ко мне в Столешников чай пить. На другой день я узнал подробности всего, вслед за тем происшедшего. Городовой с “бомбой” в руках боязливо добрался до ближайшего дома, вызвал дворника и, рассказав о случае, оставил его вместо себя на посту, а сам осторожно, чуть ступая, двинулся по Тверской к участку, сопровождаемый кучкой любопытных, узнавших от дворника о “бомбе”. Вскоре около участка стояла на почтительном расстоянии толпа, боясь подходить близко и создавая целые легенды на тему о бомбах, весьма животрепещущую в то время благодаря частым покушениям и арестам.
Городовой вошел в дежурку, доложил околоточному, что два агента охранного отделения, из которых один был в форме, приказали ему отнести “бомбу”. Околоточный притворил дверь и бросился в канцелярию, где так перепугал чиновников, что они разбежались, а пристав сообщил о случае в охранное отделение. Явились агенты, но в дежурку не вошли, ждали офицера, заведовавшего взрывчатыми снарядами, без него в дежурку войти не осмеливались. В это время во двор въехали пожарные, возвращавшиеся с пожара, увидали толпу, узнали, в чем дело, и старик-брандмейстер, донской казак Беспалов, соскочив с линейки, прямо, как был, весь мокрый, в медной каске, бросился в участок и, несмотря на предупреждения об опасности, направился в дежурку. Через минуту он обрывал остатки мокрой бумаги с соленого арбуза, а затем, не обращая внимания на протесты пристава и заявления его о неприкосновенности вещественных доказательств, понес арбуз к себе на квартиру. — Наш, донской, полосатый. Давно такого не едал!»
Дядя Гиляй как бы между прочим отмечает, что то было время «частых покушений и арестов». Замечательно сказано. «Частых покушений». Россию наводнили бомбисты-убийцы, устроили террор, людей разрывало на части, а Антон Павлович решил пошутить.
И никто не привлек этого любителя розыгрышей к ответственности.
И замечательна реакция старика-брандмейстера Беспалова: никакого зла на шутников он не держал, а лишь нахваливал арбуз.
Комментарии
Комментарий удален модератором