Незаслуженно забытые классики детской литературы.

Незаслуженно забытые классики детской литературы.

Виктор Виткович, Григорий Ягдфельд
Новогодняя Сказка среди бела дня
http://www.libok.net/writer/3122/kniga/31809/yagdfeld_grigoriy/skazka_sredi_bela_dnya/read

«День чудес»: Детгиз; Ленинград; 1961
Аннотация
«Сказка среди бела дня» знакомит ребят с приключениями мальчика Мити, который с помощью своих друзей спасает Время.
Виктор Виткович, Григорий Ягдфельд
Сказка среди бела дня
Памяти Евгения Шварца

1
Есть ли на свете что-нибудь лучше утра 31 декабря! Когда всё впереди: и новогодняя ёлка, горящая разноцветными огнями, и подарки, которые тебя уже ждут, но ты не знаешь какие, и новогодние пироги впереди — румяные, пышные, выпеченные из самой белой муки, купленной в городе Ярославле по сорок шесть копеек за килограмм!
Ты просыпаешься в ещё не убранной к празднику деревенской избе, где против печи в зеркале — тусклом, с увядшими цветами за рамой — танцуют ржаво-красные языки пламени и из квашни, фыркая, всё в пузырях, лезет тесто, а мать летает по избе, то скребёт ложкой по дну кастрюли, то грохочет кочергой в русской печи, то в ступке сахар толчёт, то держит над огнём ощипанного гуся, поворачивая его так, что кожа гуся дымится, потрескивая, и всё это значит, что праздник приближается с каждым мгновением…
Как раз в такое утро, в такой избе и начались удивительные события, о которых мы расскажем. Они случились в деревне Неверково с учеником третьего класса Митей Бычковым.
Утро было как утро. Митя проснулся в своей постели, открыл один глаз, лежал и думал — вставать или не вставать, когда кто-то постучал в окошко.
Митя вскочил и в одной рубашке подбежал к окну, покрытому ледяными узорами, багровыми от солнца. Ничего не было видно, только снежные цветы на стекле. Положив голову на подоконник, Митя заглянул в оттаявший мутный уголок стекла и увидел улицу, снег и ребят своего класса.
Схватив шубейку, Митя стрелой бросился к двери. Но мать успела его перехватить:
— Ты куда?
Заскулив, Митя опять подбежал к окну и посмотрел в глазок: катают снежных баб! Не попадая в штанины и рукава, Митя стремглав стал одеваться. Нахлобучив ушанку, он кинулся к двери.
Держа в одной руке кочергу, мать снова ловко схватила его:
— А мыться?
Митя знал, — маму не переспоришь. В отчаянии он стащил шубу. Минуты полторы, не спуская глаз с матери, он гремел умывальником, делая вид, что моется. И, вытерев сухое лицо, опять бросился к шубе.
— А молоко? — неумолимо спросила мать и налила из крынки в гранёный стакан тёплое молоко с пухлой коричневой пенкой.
Митя тяжело вздохнул, уселся на скамью, двумя пальцами вытащил пенку, бросил котёнку. Мальчик медленно пил и дышал в стакан. Взгляд его упал на календарь: остались два последних листочка! Отставив стакан, Митя подбежал к календарю, оторвал вчерашний день, прочёл на последнем листочке:

31 ДЕКАБРЯ
Долгота дня — 7 часов 6 минут.
Солнце всх. — 9.00, зх. — 16.06.
Тысячу лет назад умер известный
средневековый часовой мастер
Антонио СЕГЕДИ
Вот тут-то Митя и вспомнил про часы! Про свои новенькие часы с нарисованными стрелками, которые показывали без пяти двенадцать! Их мама вчера купила ему в городе на базаре, и они пролежали всю ночь под подушкой. Митя подбежал к кровати, вытащил их, потом впрыгнул в валенки. Мать обмотала его длинным шарфом, завязала сзади узлом. И Митя выбежал из избы.
Снег хрустел и искрился под ногами. Над избами качались столбы дыма, всюду жарили и пекли. Тускло блестел серебристый плюш инея на бревенчатых стенах изб. А снег вокруг ещё не успели протоптать, он был пушист и толст.
Мальчишки катали баб. В кармане у Мити гремело: это прыгали его заветные сокровища в железной коробке от монпансье. Митя пробежал мимо колодца, который весь обледенел, покрылся сосульками и ледяными уступами.
— Гляньте, что мне мамка купила!
Прыгая на одной ноге, Митя начал хвастливо вертеть часики.
Вредный мальчишка Сашка Тимошкин взял часики и приложил к уху:
— Без пяти двенадцать? Немножко спешат!
Мальчики покатились со смеху.
— Отдавай, — сказал Митя и вырвал часы.
— Чего ржёте? — сказал Тимошкин голосом дяди Андрея, председателя сельсовета. — Эти часы ничего. Эти часы два раза в сутки показывают правильное время.
И все опять: «Ха-ха-ха…» Митя тяжело дышал от негодования.
— Много ты понимаешь, — сказал он и надел часы на руку. — Знаешь, какие это часы?
— Знаем, знаем! — закричали мальчишки. — Раз твои, — значит самые главные! Главнее нет!
И все начали смеяться так, что на деревне залаяли собаки. Митя был один против всех. Губы его дрожали, в глазах стояли слезы. Неожиданно для себя он сказал:
— Если эти часы остановить, — остановятся все часы на свете!
Ребята притихли, даже Тимошкин такого не ожидал.
— Остановятся? Как остановятся?!
— А вот так!..
Митя уже не мог удержаться, его понесло.
— …Все будильники остановятся, и все ходики, и школьные часы!
С состраданием посмотрев на Митю, Тимошкин покрутил пальцем около лба.
— И на башнях встанут часы?
— И на башнях, — заносчиво сказал Митя.
От вранья у него загорелись уши, и он взялся катать свою снежную бабу.
«Часики, а часики, — шептал он, — сделайтесь волшебные! Сделайтесь, пожалуйста, волшебные, ну, что вам стоит! Часики, а часики…» Он говорил с таким пылом, что не заметил, как его часики соскользнули с руки, упали в снег и он собственными руками закатал их в снежный ком.
А мальчишки продолжали приставать к Мите:
— И хронометр дяди Васи остановится? Да?.. И часы на вокзалах?.. И часы Главной палаты мер и весов, которые по звёздам?..
Если бы мальчики знали, что будет, они не смеялись бы. Но они не знали и смеялись.
— Ох и дурак! — сказал Тимошкин. — Ну и дурак!
Митя подскочил от обиды:
— А я вот возьму и остановлю время! И… И… — он не знал, что сказать дальше. — И новый год не наступит никогда! Вот вам!
Тимошкин вежливо осведомился:
— Значит, так и будет всегда старый год?
— Так и будет, — мстительно сказал Митя. — Старый год останется навсегда!
— Ладно, — добродушно сказал Тимошкин. — Пока ты ещё время не остановил, тащи морковку!
— И картошку, — добавил кто-то из ребят, сняв варежки и дуя на пальцы.

Митя помчался домой.
Заскочив в сени, он сунулся в ларь, набил карманы морковкой. Но тут в облаке пара из избы вышла мать, вытащила Митю за штанину из ларя и увела в избу.
— Катай тесто, — сказала она.
Митя жалобно пискнул; это не подействовало. Тогда, сняв шубу, он с тяжёлым вздохом начал скалкой катать тесто на доске, посыпанной мукой.
— Все ребята катают баб, — ворчал он, — а я катай тесто…
И вдруг увидел: на руке нет часов. Нет новеньких, маленьких часов на ремешке, с нарисованными стрелками, которые показывали без пяти двенадцать! Испустив жалобный крик, Митя начал рыться в квашне с тестом.
— Ты что делаешь? — закричала мать.
В отчаянии Митя бросился к ступке.
— Ты, наверное, их растолкла-а, — заревел он во весь голос.
— Что?
— Часы-ы…
— Сказился! — сказала мать и шлёпнула его.
Митя выскочил в сени, сунулся в ларь, стал рыться, искать: вверх полетели картофелины и морковки. Вышла мать и выпроводила его за дверь.
На улице, в последней надежде, Митя ещё раз пошарил в карманах, вытащил коробку из-под монпансье, открыл. Там было много сокровищ — копейка, уголёк и обрывок какого-то старинного заявления с печатью на сургуче, — но часов не было. Да они там и не могли быть. Размахнувшись, Митя со злостью швырнул коробку в снег: раз так, пусть всё пропадает!

2
Молча Митя отдал мальчикам картофелины и морковки, и мрачно стал катать голову своей маленькой бабе. Ему было так жалко часы, что он не видел, как с неба падали редкие звёздочки снега. А когда Митя высунул язык и на его кончик упала снежинка, мальчик её проглотил не заметив.
Из-за риг показались розвальни с большой ёлкой, но Мите и это было всё равно. Макушка ёлки волочилась по снегу, оставляя кружевной след. Рядом шагал дядя Вася, держа вожжи в руке. Ребята побежали к ёлке; они уже вставили своим бабам картофелины вместо глаз и по морковке вместо носа. Всем было хорошо, только Мите было плохо. Прилепив голову своей маленькой бабе, он поплёлся за мальчиками.
Дядя Вася взвалил ёлку на спину, ребята подхватили её кто за что и шумно потащили в школу. Но Митя с ними не пошёл. Он не мог забыть часиков.
— А вдруг там… — пробормотал он и повернул обратно к своей маленькой бабе.
От огорчения у него щипало сердце и, что было всего досадней — он сам выбирал эти часики в ларьке! Стоило выбирать, чтобы тут же потерять!
Митя начал разрывать ногой снег и шарить руками.
Позади него лошадь, запряжённая в сани, мотала серебряной головой. В лучах низкого зимнего солнца снег искрился, как рассыпанные драгоценные камни.
— Что ты ищешь, мальчик? — спросил вдруг какой-то нежный голосок.
Митя поднял голову. Никого! Посмотрел на телеграфный столб — это не он. На обледеневший колодец — это не он. На лошадь, покрытую инеем, — это не она.
Раздался тихий смех. Перед Митей стояла ожившая снежная баба: девочка в песцовой шубке, белых ботиках, отороченных мехом, в белой меховой шапочке и в белых пушистых перчатках. Её заснеженные глаза были широко открыты.
Митя отступил на шаг; у него перехватило дыхание.
— Я спрашиваю, что ты ищешь, мальчик?
— Часы… — пролепетал Митя.
— Они здесь, — девочка положила руку на сердце. — Слышишь?
И Митя, наклонив голову к шубке, услышал: «тик-так, тик-так…»
— А ты кто? — прошептал Митя.
— Не знаю, — сказала девочка.
— Как не знаешь? — рассердился Митя. — Я же тебя слепил. Скажи спасибо!
— Спасибо, — сказала девочка.
Они помолчали. Митя от смущения раскатывал ногой снег. Он исподлобья поглядел на девочку и удивился: её глаза делались синее и синее! Митя кашлянул и ни с того ни с сего сообщил:
— А завтра Новый год. Мамка печёт пироги.
— А я люблю мороженое в стаканчиках, — сказала девочка.
Они опять постояли, не зная, о чём говорить.
— Тебя как зовут?
— Не знаю.
— А фамилия?
— Нету, — сказала девочка.
— Нету? — удивился Митя.
Он уже открыл рот, чтобы спросить ещё что-то, но его окликнул с порога школы Саша Тимошкин:
— Митька-а!..
Митя сказал девочке:
— Айда в школу… Золотые кольца клеить…
И, схватив за руку, потащил за собой. Потом остановился, поглядел на девочку:
— Знаешь, лучше я скажу, что я тебя в лесу нашёл. И пусть тебя зовут Лёля. А то ребята засмеют. Они мне всегда говорят: «Сказки рассказываешь!»
И Митя с Лёлей побежали в школу.

3
В школьном зале за длинным столом и на полу сидели мальчики и девочки. Они клеили разноцветные коробочки, красили орехи, вырезали бумажные цепи. Руки у всех были липкие, золотые, а у одной девочки был даже золотой нос.
Посреди комнаты в потолок упиралась ёлка. Дядя Вася, сельский электротехник, прибивал к потолку провода; его валенки сзади были обшиты кусочками кожи.
Скрипнула дверь, и вошёл Митя с незнакомой девочкой в белой шубке.
Дядя Вася спустил очки со лба на нос и поглядел сверху.
— Вот, в гости приехала, — буркнул Митя, снимая с неё шубку. — Звать Лёлей…
— Здравствуйте, — негромко сказала она.
— Здравствуй, — ответили ребята.
А Сашка Тимошкин взял стеклянный шарик, положил на кончик своего пальца и держал не меньше минуты. Но Лёля это не заметила.
Она смотрела на шкафы, где за стёклами пестрели коллекции бабочек, гербарии, чучела птиц, заспиртованные лягушки и камни под номерами. На табуретках и подоконниках грудами лежали шубы, ушанки и платки, а на полу валялись коньки с ботинками, калоши.
— Подвинься, — сказала подруге девочка с золотым носом и, освободив место, протянула Лёле кисточку. — Садись, крась орехи!
Митя сунулся справа, слева, но возле Лёли места не было. А напротив, как назло, сидел Тимошкин. Теперь он держал шарик на кончике носа. Этого Митя перенести не мог.
Он подошёл к Лёле сзади и сказал на ухо:
— А что у меня есть!
— Что? — спросила шёпотом Лёля.
— Уголёк! Из трубки Кощея Бессмертного!
Лёля со страхом покосилась на него. Митя гордо взглянул на Сашку Тимошкина и нанёс ему следующий удар. Он наклонился к самому уху Лёли:
— И ещё есть волшебная копейка!
1 2 3 4 5 6 7 8