Советская пропаганда подчеркивала, что самым первым актом новой власти стал Декрет о мире, и тут, как говорится, ни убавить, ни прибавить.
Переворот произошел в ночь с 7 на 8 ноября, а уже через несколько часов II Всероссийский съезд Советов, к открытию которого большевики приурочили захват власти, обратился к правительствам всех воюющих стран с призывом объявить перемирие и начать переговоры.
В тот же день Ленин потребовал от и.о. верховного главнокомандующего Николая Духонина прекратить боевые действия и начать демобилизацию. Духонин отказался. Совнарком назначил главковерхом прапорщика Николая Крыленко. Прибывшие с ним 20 ноября в могилевскую ставку матросы и латышские стрелки ворвались в кабинет Духонина и подняли его на штыки.
Выражение "отправить в штаб Духонина" широко употребляли во время Гражданской войны и красные, и белые.
9 ноября Ленин направил на фронты беспрецедентную в истории войн телеграмму: "Пусть полки, стоящие на позициях, выбирают тотчас уполномоченных для формального вступления в переговоры о перемирии с неприятелем".
Встречи проходили впустую
10 ноября правительства стран Антанты выразили протест против нарушения договора от 5 сентября 1914 года, запрещавшего союзникам заключение сепаратного мира или перемирия.
Германия 27 ноября ответила согласием. 2 декабря советская делегация во главе с Абрамом Иоффе прибыла в Брест-Литовск, где находилась ставка германского командования на Восточном фронте.
На следующий день состоялся первый раунд переговоров. 15 декабря было заключено временное перемирие, вступившее в силу через два дня.
На открывшихся следом мирных переговорах Германию представлял возглавлял уже упоминавшийся Кюльман, Австро-Венгрию - Черни, ставший к этому времени министром иностранных дел, Болгарию - министр юстиции Попов, Турцию - председатель меджлиса Талаат-бей.
В советскую делегацию входили большевики Иоффе, Каменев, Сокольников и Карахан, левые эсеры Биценко и Масловский, восемь генералов и офицеров, пять "представителей трудящихся масс" и девять технических сотрудников. Самый высокопоставленный военный, генерал-майор Скалон, 12 декабря застрелился.
"Я никогда не забуду первого обеда с русскими, - писал член немецкой делегации генерал Макс Гофман. - Напротив меня сидел рабочий, которому, по-видимому, множество приборов и посуды доставляло большое неудобство. Он хватался то за одно, то за другое, но вилку использовал исключительно для чистки своих зубов. Наискосок от меня сидел крестьянин с длинными седыми локонами и похожей на лес бородой. Он вызвал у персонала улыбку, когда на вопрос, красное или белое вино предпочитает к обеду, ответил: "Покрепче".
Камнем преткновения стал территориальный вопрос. Германские и австро-венгерские представители предложили советской стороне "принять к сведению заявления, в которых выражена воля народов, населяющих Польшу, Литву, Курляндию, Эстляндию и Лифляндию, об их стремлении к полной государственной самостоятельности", и сообщили, что Нажать Украинская Центральная Раданаправляет в Брест собственную делегацию.
Язык Троцкого и сапог Гофмана
28 декабря советская делегация прервала переговоры и выехала в Петроград. ЦК большевиков принял решение: "Держимся до германского ультиматума, потом сдаем". Наркому иностранных дел Нажать Троцкому было предложенолично возглавить переговоры. Вместе с ним в Брест отправился его ближайший сподвижник Карл Радек. Переговоры возобновились 9 января.
Советская делегация (второй справа в верхнем ряду - Лев Троцкий)
Сталинский "Краткий курс" и советские учебники истории камня на камне не оставили от "нелепой" и "предательской" позиции Троцкого: "Ни мира, ни войны, а армию распустить".
Современные исследователи указывают, что Троцкий, конечно, ошибся в расчетах, но мысль сама по себе не была такой уж глупой. Ленин и ЦК большевиков не считали его ни изменником, ни дураком и не пытались поправить.
Троцкий надеялся, что Берлин воспользуется возможностью перебросить все силы на Западный фронт и откажется от территориальных претензий. Кроме того, он со дня на день ждал революции в Германии и всячески тянул время. Перед отъездом в Брест Ленин напутствовал его: "Чтобы затягивать переговоры, нужен затягиватель".
Троцкий пытался навязать немцам философские дискуссии о преимуществах социализма и неизбежности мировой революции. Радек по прибытии в Брест немедленно отправился на железнодорожную станцию агитировать охранявших ее солдат. Троцкий, получив протест, ответил, что его подчиненный хотел всего лишь "прощупать", готовы ли немецкие войска идти в наступление.
"Выражение его [Троцкого] лица ясно указывало на то, что он лучше бы завершил малосимпатичные для него переговоры парой гранат, швырнув их через зеленый стол […] Я спрашивал себя, прибыл ли он вообще с намерением заключить мир или ему была нужна трибуна, с которой он мог бы пропагандировать большевистские взгляды", - вспоминал Кюльман.
Троцкий впоследствии называл общение с партнерами "визитами в камеру пыток".
Представители Четверного союза (крайний слева - Макс Гофман)
"С переменой главы делегации резко изменились и отношения с немцами. Мы стали встречаться с ними только на совместных заседаниях, так как перестали ходить в офицерское собрание, а довольствовались у себя в блоке, в котором жили. Троцкий выступал всегда с большой горячностью, Гофман не оставался в долгу. Отдавая себе отчет о степени разложения русской армии и невозможности какого-либо отпора в случае наступления немцев, я несколько раз говорил об этом на совещаниях членов делегации, но каждый раз выслушивался Троцким с явной снисходительностью к моим непрошеным опасениям. Его поведение с немцами явно клонилось к разрыву", - вспоминал один из советских представителей - бывший царский генерал Александр Самойло.
Гофман сначала выходил из себя и повышал голос, потом, показывая, что болтовня ему надоела, молча клал на стол ногу в надраенном сапоге.
"Мы сразу поняли, что единственная реальность, которую действительно следует воспринимать всерьез при этих бесполезных разговорах, - это сапог Гофмана", - писал Троцкий.
Комментарии
2 ноября 1917 г. была принята "Декларация прав народов России", а поэтому эти территории не были под юрисдикцией Советской России и большевики отдавать их не могли. Сколько же можно на этом спекулировать!