Как избавиться от синдрома жертвы

Пассивность, безынициативность, страх перед будущим, тренд «как-то будет», а еще — вороватость, желание получить что-то даром, недоверие друг к другу — о ком это? Украинцам нетрудно узнать в этом себя. «Народ. Мы не чувствуем это слово, мы не чувствуем, что все мы — одна нация», — рассказывает психолог, научный сотрудник Института общественных исследований Ирина РЕВА. Исследователи считают, что еще сто лет назад украинцы были другими: ответственными, с чувством собственного достоинства. Большую роль в жизни людей у нас всегда играло общество, окружение, даже когда ребенок сиротел, то, по Тарасу Шевченко, его «доглянуть добрії люде». Специалисты уверены: искажению менталитета «посодействовали» годы войны, 70 лет в Советском Союзе и — особенно — Голодомор 1932—1933-х годов.

«О МЕНТАЛЬНЫХ ОТГОЛОСКАХ ГОЛОДОМОРА»

— Когда говорят о Голодоморе и его последствиях, вспоминается истребленное, разрушенное село, высчитывается, сколько людей умерло, сколько было уничтожено настоящих хозяев, то есть говорится о физическом истреблении. Но изменения произошли и на психологическом уровне, на уровне идентичности, — объясняет Ирина Рева. — Если посмотреть на наше общество, то мы видим такие вещи, как неуважение к самим себе, разные страхи — от страха голода до страха перед будущим — также двойные стандарты, подхалимство, боязнь начальства, отсутствие инициативы, страх быть активным, выделиться и т.п. Исследователи видят прямую связь между такими «минусами» в нашей ментальности и подсознательной памятью о Голоде.

В 2003—2007 годах Институт национальной памяти исследовал жизненные установки людей, одна группа из которых жила на территории, где был Голодомор, а вторая — где не было (это респонденты, которым в 1932—1933-х гг. было от 1 до 7 лет). По словам исследователей, 78% опрошенных с территорий, где был Голодомор, имеют комплекс второсортности (во второй группе таких — только 32%). Также 66% из первой группы боятся поражения, в жизни заведомо ставят перед собой более простые задачи, чем они реально могут выполнить. В группе людей с территорий, где не было Голодомора, таких — 33%. Также среди 59% опрошенных из первой группы доминируют депрессивные настроения, во второй такие настроения имеют лишь 11%. Болезни, связанные со стрессами, имеют 50% респондентов из первой группы и только 20% — из второй. Кроме того, психологи исследовали, что на Юге и Востоке Украины намного выше уровень самоубийств.

Все эти депрессивные настроения, суициды, всплески алкоголизма, наркомании, процветание разных форм зависимости среди второго, третьего, а то и четвертого поколения — это последствия коллективного несознательного.

«Преодолеть наше тяжелое прошлое путем забвения — невозможно. Посткоммунистические страны Восточной Европы внедрили целый комплекс политики относительно преодоления тоталитарного прошлого. Суть такой политики — в изучении истории, исследовании того, что сделал тоталитарный режим с людьми. То есть, если проговаривать эту тему, то она постепенно утрачивает свою актуальность, и мы можем оторваться от страшного груза прошлого, — считает историк, исследователь освободительного движения Владимир ВЬЯТРОВИЧ. — Очень многие говорят о психологических последствиях голода, объясняются разные проблемы тем, что мы прошли через это. Обидно, что дальше бытовой болтовни ничего не идет — очень мало попыток оценить это на научном уровне. К сожалению, в Украине за 21 год независимости не проводилась такая политика — мы дальше тянем этот груз. В Украине все сводится к поверхностным заполитизированным дискуссиям, которые не помогают понять проблему прошлого, а только бередят старые раны».

Социальные психологи считают: анализируя эту историческую травму, полезно обратиться к опыту немецких, польских, чешских исследователей, которые показали тесную взаимосвязь между коллективной памятью, страданием, рефлексией, идентичностью и историей. «Именно в Германии, которая должна была принять историческую трансгенерационную травму фашизма и себя как насильника, выработан ценный опыт рефлексии сообщества, учитывая также опыт применения этих подходов к системе образования», — говорит заместитель директора Института социальной и политической психологии НАПН Украины Любовь НАЙДЕНОВА.

Люди часто спрашивают у психологов, каким образом переживания наших дедушек, бабушек, которые пережили голод, подсознательно влияют на их жизнь. Многие даже не воспринимают это серьезно. Но человек — не «чистая доска», у него есть коллективное подсознательное. «Если мужчина — глава семьи — в 1930-х годах попадает в ситуацию, когда его семья, которую он должен кормить и защищать, погибает, то его нормальная психологическая реакция — чрезвычайно сильная депрессия.

Таким образом, человек может покончить жизнь суицидом или обезуметь. Чтобы этого не произошло, психика защищается: выбирает стратегию ничего не видеть, не обращать внимания на действительность, абстрагироваться. Потом эта модель поведения передается его детям, которые, сталкиваясь с ситуацией выбора, с конфликтной ситуацией, реагируют так же — наступает пассивность, они пытаются переждать сложную ситуацию, надеются, что «как-то оно будет» и «время покажет». Это приводит к тому, что человек постоянно отступает, чувствует себя неуспешным, не может продемонстрировать себя социуму и ему кажется, что социум его отталкивает. Это приводит к тому, что нереализованный человек может прятаться в алкоголь и наркоманию, — объясняет психолог Ирина Рева.

«ПОЧЕМУ МЫ ЛЮБИМ ТЕХ, КТО НАС УНИЖАЕТ?»

В 1973 году в Стокгольме преступник взял в заложники четырех работников банка. Через два дня заложников удалось освободить, а нападающего и его друга задержать. Но заложники заявили, что они боялись не преступников, а полиции (по некоторым данным, заложники наняли адвокатов преступникам). Впоследствии семья одной из пострадавших подружилась с семьей террориста. Это называют «стокгольмским синдромом — психологическим состоянием, когда потерпевшие начинают симпатизировать обидчикам. Авторство термина принадлежит криминалисту Нильсу Биджероту.

В мировой истории множество примеров «стокгольмского синдрома» — когда человек настолько хочет выжить, что у него пропадает естественное желание противостоять, зато он попадает под влияние агрессора. Украина с ее прошлым — не исключение. «В настоящее время в Днепропетровске продолжаются дискуссии относительно переименования улицы Косиора — кто-то «за», кто-то — против, кто-то — пассивен. Если посмотреть на эту проблему глазами психолога, то можно увидеть, что это ситуация, когда жертва (народ. — Авт.) спокойно воспринимает на стенах своего дома портреты своих же мучителей и обидчиков. Эта ситуация напоминает «стокгольмский синдром», когда заложники, попадая в руки террористов, проникаются их взглядами, симпатией к ним, даже налаживают с ними дружеские отношения, — объясняет Ирина Рева. — Если мы говорим о Голодоморе, то ситуация, когда «родная» власть, которая должна защищать интересы людей, их же и уничтожает, напоминает ситуацию апокалипсиса. И проживается эта ситуация значительно сложнее».

«МИССИЯ МОЛОДЕЖИ — В ПРЕОДОЛЕНИИ СТРАХА»

Сегодня те политические обстоятельства, в которых находится Украина, не способствуют разговорам о преодолении психологических последствий Голодомора, но некоторые сдвиги уже есть. Например, в следующем году планируют издать исследование о «стокгольмском синдроме» в Украине. Есть и другие важные дела, которые уже прошли посткоммунистические страны и которые стоит пройти Украине, например, запрещение Компартии. Сегодня же необходимо хотя бы открыть архивы.

«Должны быть открыты архивы — чтобы граждане получили доступ к информации. Но о какой памяти идет речь, если сегодня Институт национальной памяти возглавляет коммунист Валерий Солдатенко? Как можно говорить в таком случае о преодолении преступного наследия коммунистического режима?.. В прошлом году мы проводили социологическое исследование, которое показало, что 80% опрошенных исследователей сталкивалось с незаконным ограничением доступа к информации в архивах. К сожалению, эта тенденция усиливается, потому что архивное ведомство возглавляет представитель Компартии. Если бы нам полностью удалось показать, что было в украинском прошлом, поверхностные дискуссии и политические манипуляции просто исчезли бы — они существуют только там, где есть незнание, — считает Владимир Вьятрович.

Психологи говорят, что, согласно опыту других стран, постгеноцидное влияние должно закончиться на четверном поколении. Сегодня — это молодые люди: школьники, студенты. Для здоровой психики свойственно позитивное отношение, и, по-видимому, они должны продемонстрировать нам примеры собственного достоинства. «Мы можем создать повод для самоосмысления, самопереосмысления. Было бы уместно поддержать нашу идею на государственном уровне. Мы могли бы создавать для молодежи тренинги, где бы они самоутверждались, прониклись уважением к себе, к народу. Это было бы на пользу всем. Нужно проговаривать эти вещи, ведь так мы отделяем себя от проблемы. Возможно, миссия молодого поколения будет в преодолении страха. Исследователи приводят данные, что посттравматические, постгеноцидные последствия чувствуют приблизительно четыре поколения, то есть наступило время освобождения, — считает директор Института общественных исследований Владимир ПАНЧЕНКО.

Специалисты подчеркивают: наша история должна позиционироваться как история наших побед. Это касается и каждого человека: любое самостоятельное действие человека, если есть результат — это победа. Такие победы дают человеку чувство собственного достоинства и уверенность в себе. На уровне государства победы отдельных людей ведут к созданию объединений, где люди не боятся брать на себя ответственность, ставить перед собой цели и их достигать. Это — тот общественный капитал, которого у нас так мало. Но уже есть те, кто его «сеет».