Страх Господень

Суть выражения «не верь, не бойся, не проси», рожденного в глубинах советской «цивилизации» заключается в том, что заключённому ГУЛАГА, чтобы не ухудшить своё и без того плохое положение, не следовало доверять другим заключённым и администрации; не следовало проявлять страх перед чем бы то ни было (страх — это часто повод для шантажа и насилия) и, наконец, не следовало просить чего-либо у заключенных или администрации, чтобы избежать появления у них новых рычагов воздействия на заключённого. Трудно понять как страна Чайковского и Толстого превратилась в общество людей, где применялись подобные правила выживания. Во взаимоотношениях с Богом, согласно Библии, мы определенно обязаны верить и просить. Бог — это не надсмотрщик, склонный к манипуляции и насилию. Однако должны ли мы бояться Бога? Как быть со «страхом Божьим»? Библия говорит нам, с одной стороны, что «В любви (к Богу) нет страха, ибо в страхе есть мучение», а с другой — «Страх Господень — начало мудрости». Не мудрствуя лукаво, признаем, что страх Господень — это лишь начало мудрости, а не собственно сама мудрость. Признаем, что в любом страхе действительно есть мучение, будь это страх быть побитым в подворотне или «страх Божий». И наконец я бы согласился что во всякой любви, будь то к Богу или человеку, нет никакого страха. Неубедительные попытки некоторых теологов оправдать наличие страха в поклонении Богу как правило основываются на утверждении что страх Божий — это вовсе не страх, а скорее благоговение и уважение. Но дело в том, что благоговение и уважение — это совсем не страх. Страх — отрицательно окрашенный эмоциональный процесс, в то время как уважение — положительный поток эмоций.

Страх, собственно, не только начало мудрости, но и начало выживания человека. Биологический, животный страх, питающий инстинкт самосохранения заставлял древних людей спать по ночам в защищенных пещерах или высоко на дереве, чтобы не быть съеденным. Биологический страх мы можем увидеть как в себе, так и у животных вокруг нас. Многие из нас давно уже не чувствовали этого первобытного зова природы: страха быть уничтоженным. Возможно, это чувство просыпается в наше время при просмотре фильмов ужасов. Глупо было бы сказать, что подобный биологический страх необходим во взаимоотношениях с Богом. Очевидным анахронизмом представляется призыв древних религиозных поэтов поклониться Богу в страхе быть Им уничтоженным. Кто, мол, человек пред лицом Бога? Муха, не более. Подобное представление о Боге скорее ближе к кровавому язычеству с их жестокими божествами: «Скорее, скорее ублажим божество дарами и жертвами, дабы он не поубивал всех нас!».

Со временем на первое место вышел экзистенциальный страх: страх перед стихией — громом, молнией, дождем, снегом, градом и льдом и так далее. Тучи, дождь и град были объектами поклонения во многих первобытных племенах и культах природы. Бури — с их громом и молниями — внушали раннему человеку благоговейный страх. Его настолько поражали эти стихийные возмущения, что он считал гром голосом разгневанного бога. Поклонение огню и страх молнии были связаны друг с другом и широко распространены среди многих древних групп. Вспомним небезызвестное выражение про Илью на колеснице в России.

Однако и этот страх был, так скажем, не самым страшным. Страх перед сверхъестественным, перед духами: вот это был настоящий страх, заставлявший седеть древние головы! Этот страх превратился в ужас, в кошмар. В этом страхе было самое тяжкое мучение. Представьте себе на минуту: ночь, запертая уединенная церковь, гроб с мертвецом посреди зала в свечах, и вы одни рядом.

Вы всматриваетесь в закрытые глаза мертвеца… У большинства одна мысль об этом вызовет приступ панического страха. Для древнего человека смерть была высшим потрясением, самым загадочным сочетанием случая и тайны. Не святость жизни, а потрясение смерти пробудило страх и стало мощным толчком к развитию религии. Обычной причиной смерти у дикарей было насилие, поэтому ненасильственная смерть превращалась во всё большую тайну. Смерть как естественный и ожидаемый исход была непонятна сознанию примитивных людей, и, вероятно, потребовались многие века, прежде чем человек осознал ее неизбежность.

Затем появился страх магии. Люди верили, что действительно можно убить, колдуя над прядью человеческих волос или обрезками ногтей. Проблема в том, что это страх способен убить. Первобытные люди настолько боялись магии, что она действительно убивала их. Некоторые люди и в наше время боятся магии и имеют веру, воистину самоубийственную по своему действию. Может, стоит бояться Бога, посылающего повсюду своих таинственных духов — ангелов смерти, болезни и несчастий? «Так скорее принесем наши дары и жертвы, чтобы умилостивить вездесущего Бога!». Но, как уже было сказано, в этом страхе есть мучение.

Высшая ступень религиозного страха — страх единого, всесильного и вездесущего Бога. Тайна и могущество всегда пробуждали религиозные чувства и страх. Эмоции всегда питали религиозную жизнь. Однако с развитием цивилизации появились люди, отделившиеся от религии: просвещенные атеисты и агностики, ученые и философы. И они не разделяли страха верующих! Лет двести назад это было чудесное открытие просвещения: не иметь мучительного страха перед Богом. В наше время, правда, многие атеисты до сих пор полагают что религия неотделима от первобытного страха и невежества. Такие от стали от жизни лет на сто. Религия сильно изменилась с тех пор как французские энциклопедисты пошатнули консервативные устои общества. Религиозный «заплесневелый» страх сменился благоговением, уважением, эмоциональным восторгом. Очень многие христиане уже не испытывают депрессии от ощущения страха и беспомощности перед Богом. Животный, экзистенциальный и прочие формы страха были ступенями на пути к «цивилизованному» страху, а точнее на пути к избавлению от страха.

Евангелие Иисуса Христа учит что страх должен уступить место любви. Все то, что делал верующий под воздействием сраха, он должен делать под действием любви к Богу. Иначе возникают проблемы. Страх может перейти в психическое отклонение. В среде религиозных людей случаются психические отклонения на почве религиозного страха. Например, страха перед концом света. В учении Иисуса не было ни негативизма, ни тем более запугивания страхом. Нравственные ценности не могут быть следствием одного только подавления — подчинения требованию «не смей». Страх и стыд — мотивация, недостойная религиозной жизни в свете учения Иисуса. Иисус хотел рассказать, что Бог и человек связаны отношениями Отца и сына, чтобы с радостью вести вас к этому возвышенному небесному поклонению, — свободному поклонению любящему, справедливому и милосердному Богу-Отцу. Когда человек начинает понимать и ощущать личность и характер живого Бога, он начинает всё больше любить такого добродетельного и совершенного, всеобщего Отца. Разумным детям не нужно бояться своего отца, чтобы получать из его рук щедрые дары; однако, получив уже в изобилии то, что было посвящено им отцовской любовью, эти горячо любимые дети начинают любить своего отца с ответной признательностью в благодарность за щедрое благодеяние.