ЛИСТАЯ СТАРУЮ ТЕТРАДЬ

                 ЛИСТАЯ СТАРУЮ ТЕТРАДЬ

Борис Иванович, мой давний приятель с юношеских лет, обладал дьявольской интуицией. Но, из присущей ему скромности, свои прогнозы он всегда предварял словами «мне кажется», «мне представляется». Однако его прогнозы неизменно сбывались с пугающим постоянством.

По специальности мой приятель историк. Окончил исторический факультет университета. Когда я однажды спросил, как ему удаются столь точные предсказания, Борис рассмеялся: «Валь, да всё просто. Берешь то, что было. Соединяешь с тем, что есть. В истории всё повторяется. Человеческая история вообще циклична. Ещё добавляю немного анализа текущего момента, каплю здравого смысла, немного интуиции. Вот и весь секрет».

Сегодня приятеля моего уже нет в живых. Он умер от инфаркта в 1993 году в Канаде, куда в 90-м прошлого века переехал к сыну на пмж.

   Вспоминается новый 1962 год. Я молодой врач работал тогда в районной больнице после окончания института. Борис приехал ко мне в гости. Провести новогодние праздники, покататься на лыжах в заснеженном лесу. Как раз накануне, в ноябре бедовый руководитель страны Советов Никита Сергеевич Хрущев задумал разделить обкомы и исполкомы на сельские и промышленные. Как бы на отдельные организации со своим штатом. Помню, даже бабульки тогда шутили:

«Ивановна, ты в какую церковь идешь?»

«В сельскую, Никитишна»

« А ты?»

«Не, а я в промышленную».

Главе государства отчего-то казалось, что от подобной новации в стране вдруг появится продовольствие. А его (продовольствия) катастрофически не хватало. В продуктовых магазинах, впрочем, как и в промтоварных свирепствовал привычный советский дефицит. Особенно зримо это проявлялось в глубинке. Но, несмотря на тяготы жизни, идеологически правильная пресса писала о высоком доверии народа (сейчас бы сказали рейтинге) к Никите Сергеевичу. Называла его наш Никита Сергеевич. Вовсю расхваливала новую инициативу.

Но вернемся к моему приятелю.

Утром, после лыжной прогулки сидим мы с ним на кухне и чай крепкий пьём. Разговоры разговариваем. О жизни, о спорте, о девочках. Работает радиоприемник. В новостях диктор вовсю расхваливает новое постановление. Привычные фразы о всенародной поддержке. Впечатляюще предрекает замечательные результаты. А Борис вздохнул и говорит:

   «Всё, пропал Никитка. Скинут его. Непременно скинут».

   « Как скинут?»- спрашиваю

   «Как? Не знаю. Но что скинут, чувствую. Ну, может год-два

     еще просидит. Свергнут»

   «Борька, да ты что? У него же власти поболе, чем у иного  

     императора. Не может этого быть»

   «Придворные скинут. Понимаешь, Валя, мне кажется, что    

     Наш Никита этим постановлением исчерпал лимит глупо-

     сти. Вместо реформ он пустился в сомнительные экспери-

     менты. А это всё-таки разное. К тому же, мне представля –

     ется, что советский режим вообще не реформируем. Вот

     только интересно – какое определение прилепят ко време -

     ни его правления?»

В 1964 году в результате заговора партийной верхушки наш Никита Сергеевич был освобождён от всех постов и отправлен на пенсию. К эпохе его прицепили кличку ВОЛЮНТАРИЗМ.

Хорошо помню наш разговор с Борисом в 1981 году, как раз на пике застоя развитого социализма. Тогда на властном Олимпе царствовал верный ленинец товарищ Леонид Ильич Брежнев. В историю вошли «сиськи-матиськи», водопад орденов, поцелуи взасос, анекдоты, фортели кремлевской принцессы Гали Брежневой, еврейская эмиграция, цеховики, воровская эпидемия от Балтики до Тихого океана, диссиденты, блат, продовольственный и товарный дефицит и пр. Веселое и пьяное время, по которому до сих пор ностальгируют нераскаявшиеся коммунисты. Борис называл то время советским декадансом. Помню, я однажды спросил его:

«Как думаешь, во что это выльется, в конце концов?»

«Мне, Валя, представляется, что к власти скоро придет кто-либо из той же престарелой когорты. Но надолго не задержится. Возраст. Болезни. Будет, конечно, пытаться навести порядок, поскольку в стране уж слишком вопиющий бардак. Так называемый простой народ очень зауважает нового руководителя. Потом долго вспоминать будет. Но, конечно же, ничего не получится. Во-первых, я всегда говорю, что режим нереформируемый в принципе. Во-вторых, нельзя одним махом превратить рабов в свободных граждан. А раб лукав, вороват и изворотлив. Мы отнюдь не новая общность советских людей, как нас обзывают работники идеологического фронта. По сути, мы рабы. И ты, не обижайся. И я тоже. Да все мы. Не рабы у нас по тюрьмам и в психушках сидят или пытаются покинуть эту страну, где жить стало и душно, и тошно, и стыдно».

   В 1982 году умирает дорогой Леонид Ильич.

Генеральным секретарем ЦК КПСС становится Юрий Владимирович Андропов. Новый руководитель сразу же заявляет: «нужно пресекать деятельность тех, кто становится на путь антигосударственных действий, кто посягает на права советских людей, на интересы общества». Хорошие и правильные слова. А главное звонкие. Так называемые простые люди ну очень и как-то сразу зауважали Юрия Владимировича.

Глава государства приступил к наведению элементарного порядка в разболтанной стране.

Сделал попытку искоренить коррупцию и обновить систему. Тогда многие пострадали. Некоторые советские мафиози даже к высшей мере были приговорены. На всей территории страны развернулась, правда несколько странная, борьба с лодырями, тунеядцами, нарушителями дисциплины. В банях стали отлавливать крупных партийных и советских руководителей, где в разгар рабочего дня они развлекались с девочками, отнюдь не тургеневскими барышнями. Среди этих гедонистов случалось, что и замминистров попадались в суровые дисциплинарные сети. На улицах и в магазинах хватали служащих. В кинотеатрах прерывали сеансы и устраивали облавы на разгильдяев. Борьба с нарушителями трудовой дисциплины особенно впечатляюще разворачивалась на периферии, далеко от Москвы. Составляли многостраничные отчеты. Отправляли их наверх. Пострадали и случайные люди. Особенно не разбирались. Словом, как сказал один древний монах: «…мы всё делаем со страшным, звероподобным рвением».

Как поётся в хулиганской песенке, и в соответствии с точным предсказанием моего друга: «Из этого раЯ не вышло ни …»

Через пятнадцать месяцев Андропов умер.

В 1984 году на пост Генерального секретаря чуть ли не на носилках Политбюро внесло престарелого и больного Константина Устиновича Черненко, друга и конфидента дорогого Леонида Ильича. Помнится, Боря тогда сказал:

«Господи, ну как стыдно за страну. Думаю, что это не надолго. Хватит позориться. Ну, не может столько продолжаться вопиющий маразм. Что-то произойдёт. Мне кажется, что на сей раз выдвинут молодого».

   11 марта 1985 года Генеральным секретарем ЦК КПСС стал Михаил Сергеевич Горбачев. Началась перестройка. Наступило время надежд и эйфории.

   Последняя наша встреча с Борей была в начале 89 года. Я недавно вернулся из Алжира, моей трехлетней командировки. А встретились мы случайно возле метро. Около станции «Площадь Ногина». Так она тогда называлась. Обнялись. Стоим, разговариваем. Мне после трехлетнего отсутствия всё было внове. Казалось, будто бы вернулся в другую страну. Кооперативы, свободная пресса, огромные тиражи газет, какая-то раскованность в разговорах. Всё непривычно, волнительно. А встреча со старым приятелем вдвойне радовала. Во-первых, я питал к нему неизменную симпатию. Во-вторых, было очень интересно услышать мнение умнейшего человека о происходящем в стране. Мы пошли в ресторан. Так сидим за столиком и беседуем на разные темы. Говорим о знакомых. Кто-то из них уехал, кто-то остался. Я рассказываю о годах, проведенных в Северной Африке. Борис о сыне. Сын его талантливый программист живёт и работает в Канаде. Боря тоже собирается вскоре туда уехать на пмж. Постепенно разговор наш касается политики.

«Ну и что ты скажешь за Горбачева?»- спрашиваю приятеля с одесским построением вопроса.

«Знаешь, Валя, я отношусь к нему с большим пиететом. Но, по-моему, он ещё и сам пока не осознал свою историческую миссию».

«А в чём, по-твоему, миссия Горбачева?»

«Быть могильщиком страны развитого социализма советского образца. У меня такое ощущение, будто мы присутствуем при закате Советской империи. Думаю скоро. Быстро движемся. Нельзя исключить, что может быть покушение на Михаила Сергеевича. Или заговор партийной верхушки и КГБ. Но уже другие времена. Развала страны это не остановит. А вот людей жалко. Многих осколками зашибёт».

«Боря, неужели ты в это веришь? Ведь страшные вещи говоришь».

«Конечно, Валя, я не оракул. Но так мне видится».

«Да ну тебя к черту. Я тебя боюсь. Твои прогнозы как-то всегда сбываются».

«М-да, чего меня-то бояться? Истории бойся. Историческая предопределенность и обусловленность все-таки объективная реальность. Бойся не бойся, а тому, что положено произойти произойдёт обязательно». Так говорил мой друг.

«Борис, а каким тебе представляется пространство после теоретического распада Союза? Откровенно говоря, я в это не очень верю».

«Ну что ж, посмотрим. Недолго осталось. Думаю, мы с тобой это ещё увидим. Мне кажется, да я уверен – Россия останется. Но от неё отойдут республики. Первыми Прибалты. Безусловно, развалится лагерь социализма в Восточной Европе. Бывшие сателлиты дружно на Запад потянутся. Рассыплется железный занавес. Бывшие советские люди начнут ездить по миру. В магазинах, наконец, появится жратва и шмотки».

«Боря, так хорошо же!»

«Хорошо-то, хорошо, да не очень. Я историк. И мне известно поведение рабов, выпущенных на волю. Раб свободу, как волю понимает. А тут ещё и гены большевизма! Ух, как начнём со злой энергией всё до основания крушить! Крушить даже то, что следовало бы и сохранить. Такое понятие как преемственность отнюдь не для нас. Всё разрушим: промышленность, медицину, образование, науку. Потом от содеянного в ужас прийдём. Начнем лихорадочно и беcтолково реформы проводить. Но из-за острейшего дефицита профессионалов на всех уровнях управления вплоть до самого верха, реформы превратятся в неудачные эксперименты. Также предвижу тотальное воровство. Коррупция вообще станет образом жизни. Та, с которой боролся Андропов, покажется милой забавой дошколят на придворовой площадке. Десятилетия страной будут управлять руководители средних или даже ниже средних способностей. С авторитарными замашками, с неизбытыми совковыми рефлексами, цепляющиеся за власть, совершающие глупости. Умом они будут наделены очень экономно.

Но, Валя, если смотреть вдаль, то думаю – Россия через несколько поколений всё же выправится. После упадка, серости, кажущейся беспросветной, обязательно наступает возрождение. Так диктует история. Через несколько поколений придут новые люди, свободные от груза прошлого. Отсталую, недоразвитую страну, страну с вековой рабской ментальностью, с рабскими привычками, склонностью к босячеству они таки выведут на магистральный путь цивилизованного развития. Новые люди, построят новую демократическую страну с развитой экономикой и гражданским обществом. Так, Валя, мне видится».

   По давней привычке, придя домой, я записал тогда в дневнике нашу беседу с Борисом. В беспрерывной суете жизни как-то её и подзабыл. А недавно, листая старую тетрадь, вдруг наткнулся на эту запись. Нахлынули воспоминания о часах общения с удивительным человеком.

Пусть эта статья будет памятью о нём.