Семья будущего: с детьми или без?

Писатель Дмитрий Быков рассуждает об эволюции российского отношения к детям.

Эволюция российского отношения к детям – тема забавная: ни о чем не говорится столько лицемерных глупостей, как о них, цветах жизни и ее смысле. Я, конечно, глубоко ненавижу сообщества чайлдфри в Интернете, но в одном их понять можно: это реакция общества на слишком долгое перегибание палки. Дети – самая неприкосновенная из священных коров российского общества. Дети – идеальная тема для спекуляций, потому что под них подверстывается все. Если кто-то предал, ограбил, даже убил – все это ради детей. Им разрешается все, особенно если это дети родителей, у которых по статусу нет никаких ограничений.

В начале девяностых годов постсоветская Россия унаследовала от СССР культ несколько звероватого материнства. Дети – наше будущее именно потому, что никакого другого будущего (загробного мира, например) мы не признаем, а изменить свою жизнь нам и не дадут. Вся надежда на наших детей, ибо это единственное, что от нас остается, единственный сколько-то осязаемый результат каторжной здешней жизни. Мы для них в лепешку, в плюшку, но если они не соответствуют нашим ожиданиям, мы их кулаком и каблуком. Если они женятся не на тех или поступают не туда, а то и вовсе не поступают, мы им жизнь сломаем, но заставим ехать по накатанному. Мир тотального насилия и тотальной заботы был незыблем, пока вдруг эта парадигма не начала радикально меняться.

Тут вдруг оказалось, что победить плохое можно, но исключительно худшим. Следим за рукой: советский мир держался на том, чтобы постоянно всем жертвовать ради своих детей, постсоветский провозгласил, что нечего-нечего, каждый за себя, тогда и всем вместе будет ну очень хорошо. Детей лучше не заводить вовсе или заводить тогда, когда уже нет сил ни на экзотические курорты, ни на экстремальный спорт.

Реализуйтесь по полной, потом отрывайтесь, ведь вы этого достойны! Культ офисного труда и послеофисного потребления сделался так обязателен, что в России постепенно не осталось ни детских изданий и издательств, ни кружков, ни театров-студий, ни журналистских или поэтических семинаров для подростков, и вообще дети стали восприниматься как необязательная, часто даже вредная нагрузка к сексу. То есть они от этого бывают, но, если правильно предохраняться, вам ничего не грозит. И вы снова сможете зажигать в Таиланде, а о старости не беспокойтесь: у эффективных менеджеров ее не бывает. Никто еще не видел старого эффективного менеджера. В сорок лет, когда он перестает быть нужен своей корпорации, он возносится в офисные небеса прямо во время очередного барбекю. Какие там семейные ценности, что вы? Жизнь – дело молодых, а молодым, чтобы лучше работалось в офисе, надо чаще менять партнеров.

И вообще, это омерзительно, что женщину превращают в наседку, клушу, домашнюю рабыню: ребенок нужен тому, кто не самодостаточен. Вот пусть их и заводят те, кого не взяли в офис, и пусть из этих детей получается потом либо армия, либо неквалифицированная трудящаяся масса. А нам они не нужны, потому что мы не умрем никогда.

Если я и преувеличиваю, то самую малость. Идеология социального эгоизма,  и не социального, боюсь, а биологического, стала в России доминирующей, и не только в крупных городах, а и в самом мелкотравчатом поселке.

Религиозный образ будущего не появился, коммунистический навсегда исчез, и все стали жить так, словно после них действительно потоп. Так продолжалось до середины нулевых, когда наконец начала выстраиваться новая российская идеология: вы не поверите, но она оказалась еще хуже, чем прежняя. В этой новой идеологии возоб­ладала фальшь, никто уже не верил в то, что говорил. Дети – это хорошо, и за детей мы убьем, но слишком их любить тоже не надо, потому что мы должны работать, а они – служить в армии.

Словом, минусы советского чадолюбия соединились с проповедью эгоизма гламурного образца, и получился невероятный синтез: рожать, конечно, нужно, и как можно больше, но вот что с ними, рожденными, делать потом, категорически непонятно. Тут и родителей-то неизвестно куда девать, все люди чувствуют себя лишними.

С одной стороны, всячески проповедуются прелести многодетности: прокремлевские молодежные организации устраивают коллективные свадьбы, их лидеры гордо рассказывают о том, как родители воспитывали семерых, а те просили еще, еще! С другой – прокормить даже одного становится ощутимой проблемой, несмотря на умеренные льготы для второго и третьего ребенка.

С одной стороны, все воюют с педофилами и делают их темой сезона, с другой – положение в школах таково, что там вообще уже ничему не учат и никому толком не платят; ЕГЭ привело образование к такому уровню, что, принимая экзамены в МГИМО, я не могу добиться от студентов чтения наизусть хоть одного пушкинского стихотворения или внятного пересказа «Княжны Мэри».

Так что за детей мы горой, но вот сделать что-нибудь для них – это выше наших сил. Потому что не очень понятно, к чему их готовить.

И еще…

На будущее