Был я матросом отважным

Было мне лет 18, когда в конце авагуста волею случая я оказался в Атлантическом океане, близ экватора, матросом 2 класса на рыболовном суденышке "Виллис Лацис".

Ниже "матроса 2 класса" в социальной иерархии живых существ стоит только любовник горничной.

По совместительству я пристроился заведовать (громко сказано "заведовать" - общественная нагрузка - денег не платили, но в зачет грядущих идеологических и духовных грехов могло пойти - что к слову сказать и случилось несколько позже) судовой библиотекой, подобрав в рейс коллекцию книжек на свой вкус.
В результате сам же их в сущности и читал.
Экипаж мой литературный выбор подверг остракизму, если не сказать грубее.

На вахтах я шкерил скумбрию, и управлялся 2-я сразу шлангами, которые очень сильно напоминали пожарные.
Они подавали воду под мощным, если не сказать сверхмощным напором на палубу и в специальные объемистые ванны, где рыба, еще неошкеренная плавала, в ожидании когда ее пошкерят.
После вахты я брал эти ё*баные шланги (вот прицепились), и как Клинт Иствуд в фильме "Хороший Плохой Злой" режиссера Серджио Лионе, стреляющий с двух рук, с двух рук смывал с палубы кровь, рыбьи кишки и бошки (головы) - в сущности отходы производства этого рыбьего Освенцима за борт.

За бортом всегда кружила дюжина другая местных акул. На меня они смотрели с обожанием; думаю такими глазами матерые ветераны СС, фашисты и нацисты смотрели на своего любимого фюрера Адольфа Гитлера.
Разве что только что плавники не задирали в приветствии, завидев, как я цепляю на специальных ремнях( мое изобретение) эти шланги (да что же такое?!) под мышки одесную и ошую.

СТОП КАДР: Волосы длинные, взгляд добрый, в меру ироничный, сам загорелый и молодой в руках две длинных и жестких как металл фрейдистских штуки из которых хлещет на палубу твердая и белая от напора океанская вода, мешаясь на ней с кровью и(см.выше..)

Хочу заметить, что уже тогда существовала особо изощренная форма эксплуатации трудящихся.
Называлось это недобрым словом "подвахта"
Т.е. ты отработал свое положенное, и должен идти читать свои книжки или жариться на верхней палубе на солнце, потягивая выданные тебе накануне 200 граммов красного сухого вина, и в это время слышишь, как тебе говорят:

- надо отработать еще 4 часа. Родине нужна рыба.

А чтобы все было идеологически гладко, иногда вместе с экипажем на подвахту выходили сам капитан (розовощекий толстячек), его старший помощник (он же старший стукач), секретарь партийной организации, ну и прочая шелупонь.

В тот памятный день у меня ничего подобного не ожидалось.
И впереди было целых восемь часов свободы.
Чего не скажешь о моих коллегах из ночной вахты. Они понуро шли на полную программу: «вахта-подвахта».
Вдохновлять их от носа (бака) корабля шла группа идеологической поддержки в полном составе.
Не хватало только грома медных труб и красных гвоздик в петлицах.
Ничего не предвещало беды.
Солнце стояло в зените.
Небо было пронзительно мирным и синим.
Океан маслянисто блестел вокруг.
Вселенная расширялась
Акулы доедали нештяки.
Вдалеке по нитке горизонта, скользил крохотный тунцелов.
НА небе не было ни облачка.
Группа идейных шкерильщиков приближалась ко мне, весело что то обсуждая и поигрывая как бы между прочим шкерочными ножами.
-Во бля, - подумалось мне – пираты карибских морей!
Теплый экваториальный ветерок чуть шевелил красный серпастомолоткастый стяг на мачте.
Я мыл палубу.
Подвахта шла мне навстречу.
Я шел навстречу подвахте.
Встреча так и не состоялась:

Две сильный брандспойтных струи ударили в палубу у самых ног группы, а потом и по ее ногам.

С тех пор я понимаю восторг и упоение, которые читаю в глазах полицейских разгоняющих мирные демонстрации студентов, при помощи водометов .

Первым взлетел в воздух капитан с выпученными зенками. Словно какая-нибудь самая последняя рыбья какашка пролетел он над леерами с воплем «ё*б твою мать!».
Все. Исчез за бортом.
Секретарь парткома вроде бы и кинулся в мою сторону, размахивая ножом, с явной целью успеть пошкерить меня до того, как я все закончу, но тщетны были его усилия как и попытка старшего помощника трусливо спрятаться за доктора ( вот его мне было и правда жалко – хороший был доктор).
Парторг немедленно последовал за борт вослед за капитаном, успев однако цопнуть ручонками леер, он еще мгновение поболтался на нем - подобие мокрой половой тряпки на горячем ветру.
Потом все же, не вынес напора, взмахнул конечностями и вскрикнул чайкой и канул в бездну.
Старпом в обнимку с доктором рухнули на палубу словно их застрелили, да так в объятьях и понеслись по ней под мощным напором воды, набирая постепенно скорость туда, откуда только что пришли, пока гулко не уперлись в переборку.
И там уже стали медленно вращаться по часовой стрелке.

Не хочу сказать что все это проделывалось специально.
На самом деле все время я пытался снять с себя рембову сбрую, которая никак не хотела сниматься – и вот результат - вместо того, чтобы спасти ситуацию благодаря моим усилиям, экипаж в считанные секунды лишился всего командного состава.
Самым юрким оказался боцман.
Нырнул за трюмную надстройку и там залег.
-Ушел, гад! -мелькнуло что-то азартное в мозгах,


Потом подумал о моих верных акулах, и сказал машинально «зиг хайль» ( в смысле – пиздец)
Этого никто из команды к счастью не услышал, однако и к бортовому ограждению никто не подходил.
Гоголь.
Ревизор.
Немая сцена.

Наконец откуда-то снизу из океана слышится голос капитана:
- бросьте кто-нибудь конец, бляди!

Перегибаюсь, гляжу вниз.
Кеп и парторг плавают у самого борта, свирепо озираясь по сторонам.
Ножи в руках.
Зубы оскалены.
Глаза горят свирепым пламенем.
На лицах - жажда мести.
- Молодцы! – отметчаю я про себя.
В награду за усердие захотелось бросить им рыбих кишок или еще чего-то вкусненького.

Акул нет – перессали!
Черные треугольники их плавников рисовали воду на почтительном расстоянии от нас.
Еще бы!
ТакОе!
Бежит боцман, с большим морским загибом в зубах, но слов нет.
Одни эмоции. В виде неприличных жестов.
Да по национальности он - латыш!
А какой из латыша боцман?
Когда он матерится - все хохочут.
Бросает за борт веревку (конец по морскому).
По ней как флибустьеры по абардажному тросу взбираются с ножами в зубах сначала секретарь партийной организации судна Витас Калныньшь.
За ним, с ненавистью глядя в нависающую над ним мокрую жопу главного коммуниста, - капитан...



Не пошкерили меня немедленно только потому, что нужно было передать новому библиотекарю подотчетные книги.
Просто немедлено списали на берег.
А где он берег?
Не те времена, товарищи, чтобы на необитаемый остров высаживать с мушкетом и без сапог.
А потом уже и старасти поутихли.
Неделей позже попутный траулер, возвращавшийся домой с путины, забрал меня с борта «Лациса», а еще через 2 недели я был в Риге.
На берегу начинался декабрь.

Я сошел на причал и двинулся по направлению к выходу.
У проходнй порта стоял пивной ларек.
Я купил себе долгожданную кружку неподогретого зимнего пива.
Быстро, но вкусно выпил ее.
Потом, пробуя твердую землю ногами, вразвалочку пошел к автобусной остановке,
звеня в кармане мокрой мелочью - пивная сдача.

Накрапывал дождь..


Я улыбался, засыпая в своей постели и кутаясь в одеяло.

И еще долго, может быть год а может и больше, иногда беспричинно (по мнению окружающих) посмеиваться и хихикал в кулак.