Предчувствие Тенгри
На модерации
Отложенный
Предчувствие Тенгри
Тенгри- небесный дух-хозяин, широко распространённый среди народов Центральной Азии. Неперсонифицированное божественное мужское начало, распоряжающееся судьбами человека, народа и государства.
(Мифологический словарь от А до Я)
…Я не сомневался, что волк придет именно с этой стороны. И когда монгольский охотник, с которым мы сели в засаду «на номера», показал мой сектор обзора, я просто выбрал то направление, где было видно лучше всего, устроился удобнее и стал ждать.
Как только послышались крики загонщиков, волк действительно появился в том месте, где я его ожидал. Он появился как-то очень буднично и естественно. Как будто два старых товарища договорились об очередной встрече в хорошо знакомом для них месте. Один пришел чуть пораньше, а вот и другой подходит точно в назначенное время.
Волк шел из глубины леса, немного снизу и мне не пришлось даже менять позу, чтобы постоянно держать его в поле зрения. Он был некрупный, но сильный и красивый. Шерсть темно-палевого цвета, густая и чистая, слегка кудрявилась на широкой груди и немного топорщилась на загривке. Зверь шёл спокойно, уверенно не обращая внимания на крики загонщиков. Он ни разу не повернул голову в их сторону, даже ухом не повёл.
Стоял ясный солнечный день. Волк неторопливо трусил по освещённой солнцем поляне. Он шёл прямо на меня…
Экспедиция продолжается
Я снова в Монголии. Прошёл год. Мы будем встречать новогодний праздник, на этот раз год Петуха по восточному календарю в семьях кочевников - скотоводов в отдаленных стойбищах Прихубсугулья.
Мы - это директор туроператорской компании Алексей Никифоров – «Петрович монгольский», не оставляющий надежд сделать северную Монголию зоной устойчивого туризма. Московские художники Олег Кулик, Владимир Дубосарский & Александр Виноградов - звезды «contemporaryart», которые отправились в путешествие, всего через несколько дней после открытия первой Московской биенналле - выставки современного искусства, где они представляли крупный проект.

Мы с Алексеем уже второй раз путешествуем по заснеженным просторам Северной Монголии. Олег Кулик подсел на «ментальные витамины» монгольских просторов прошлым летом. Дубосарский & Виноградов в Монголии впервые и пока ещё настороженно принимают наши «щенячьи восторги». Действительно, поводы для опасений есть. Всего через пять часов полета из полурастаявшей Москвы они попали в нормальную сибирскую зиму (- 32˚ по Цельсию в Иркутске), а в Монголии все интернет-прогнозы на ближайшие десять дней обещают заметно ниже сорока. Я как командор экспедиции не очень беспокоюсь. Я помню, как жарит солнце на льду Хубсугула – озера, находящегося на высоте более полутора тысяч метров над уровнем моря, а потому решил снабдить всех участников качественным кремом… от загара. У нас хорошая экспедиционная форма. Мы будем спать в уютных и тёплых юртах вместе с монголами и их детьми. Не пропадем!
Забегая вперёд, скажу, что столь сильные (-48˚ С) и продолжительные (более 10 дней) морозы были и для меня в диковинку. Но никто не простудился, не закашлял, не чихнул. Через пару недель, уже на Байкале, Саша Виноградов, рассказывая о монгольских впечатлениях примкнувшим к нашей экспедиции новичкам, уверенно завлял: «Представляете, там, в Монголии, нет ни одного микроба! Представляете, ни одного!!»…
В десять дней нашего путешествия вместилось много интересного. Мы встречали Новый год в Дархатской котловине, в городке Ринчинхлумбе, в большой семье местного скотовода и предпринимателя – «экокуратора Дархатской котловины» - Мишига. Уже не в первый раз я безуспешно пробовал освоить сложный церемонный ритуал праздничного монгольского поздравления, постоянно путая, когда надо надеть шапку, а когда её снять, и кого во время приветствия надо брать под локотки - старшего по возрасту или младшего.
Мы купались в горячих источниках Булнайн-Аршана и, несмотря на сорокаградусный мороз, а может быть благодаря нему, ощущали себя сильными и молодыми.
Мы трогали «оленные камни», чтобы ощутить энергетику скифа-кочевника, вырубившего около трёх тысяч лет назад удивительно современные изображения скачущих, почти летящих диковинных рогатых зверей, похожих на оленей.
Мы организовали скачки на приз нашей экспедиции и не могли сдержать восхищения, наблюдая как монгольские десяти - двенадцатилетние дети, мальчики и девочки, скачут на лошадях двадцать пять километров по морозной заснеженной степи, а потом громко поют, на тридцатиградусном морозе гоняя по кругу запыхавшихся, вспотевших лошадей.
Мы верхом на лошадях, вместе с полусотней монгольских охотников, участвовали в облаве на волков, которых в этом году в Монголии больше чем обычно, а значит, монгольский скотовод имеет право стать охотником, чтобы обеспечить безопасность своего стада.
Мы, не задавая вопросов и не смущаясь, вслед за монголами, кружили по часовой стрелке вокруг многочисленных «обо», оставляя подношения духам и привязывая яркие цветные ленты – «хаддаки». И, без лишних приглашений откупоривали бутылки с «огненной водой», чтобы в очередной раз «побрызгать» для получения благословения от местных духов.
Песня шамана-2
После торжественной встречи года Петуха из Дархатской котловины мы поехали в город Мурэн - столицу Хубсугульского аймака, единственное место, на севере Монголии где есть Интернет и работает сотовый телефон. Как и в прошлом году, мы должны были побывать у местной шаманки Оюун, которую считают самым сильным шаманом этой местности.
В прошлом году во время шаманского обряда я, как и полагается туристу, отстранённо и почти равнодушно смотрел на шаманку, на внимательные и серьёзные лица монголов, на суету наших фотографов - кинооператоров и на старый электрический счётчик «Siemens», непонятно зачем установленный в юрте, где из всех электроприборов только одна тусклая лампочка. Я тогда иронизировал по поводу электросчётчика, предположив, что его истинное предназначение - измерять энергию духов, посещающих юрту во время шаманского обряда. А поскольку скорость вращения диска не изменялась, следовательно, и никаких духов в юрте не было.
«Нынче иначе», - как говорил поэт. Прошедший год был для меня очень трудным и наступающий не обещает ничего хорошего. Олег, будучи не понаслышке знаком с астрологией, сразу замолкал, когда заходила речь о моём гороскопе. Он неуверенно утешал меня или предлагал свою помощь для консультаций у московских астрологических светил. По всем звездным раскладам выходило, что если я в этом году не умру, то со мной обязательно случится что-нибудь ещё более страшное.
Но звёзды в Монголии так близко к земле и они такие чистые, что если их влияние на мою судьбу действительно так фатально, то, конечно же, монгольским духам, а не российским астрологам должны быть открыты сокровенные тайны небес. И я решил обратиться к шаманке Оюун, чтобы она призвала духов и спросила их обо мне. Чтобы она попросила духов дать мне силу для борьбы и мудрость для победы. Такое решение было конечно серьёзным ударом по моему материалистическому мировоззрению, да и перед ребятами было немного неудобно.
«Ну и ладно!» - подумал я, переступая, но не наступая на порог уже знакомой мне юрты, где жила семья Оюун. В юрте было много народа: две племянницы шаманки и её сын, знакомые мне ещё по прошлому году; много маленьких детей и их родителей, члены нашей экспедиции в полном составе, включая монгольских водителей и гида. Но первый, кого я увидел, был огромный жирный лохматый кот, своим видом и наглым взглядом представлял собой точную копию знаменитого Бегемота, выглядел буквальной цитатой из великого романа Мастера.
«Началось!» - промелькнуло у меня в голове, и тут же я увидел, как из-за печки вышел котяра ещё более внушительных размеров, но с такими же бесстыжими глазами. Это было тем более странно, что кошки в Монголии считаются никчемными животными и встречаются крайне редко. «Видимо, в этой юрте без кота никак не обойтись», - попытался я рационализировать ирреальное. В задумчивости я сел на кровать, облокотившись на кучу одежды, наваленную в углу. Вдруг под этой кучей кто-то слабо пискнул и зашевелился. «Кого-то раздавил!?», - обречённо подумал я. Несколько дней назад я уже чуть было не сел на двухнедельную девочку, спавшую на общей кровати, одновременно служившей ещё и гостевым диваном. Но и на этот раз обошлось. Из кучи одежды выполз совсем маленький щенок (тоже, видимо, двухнедельный) и, весело вертя хвостиком, стал облизывать мою ладонь.
Я огляделся. Посреди юрты у печки сушился огромный бубен, рядом, как бы охраняя его, развалились оба котяры. Сбоку от входа, в маленьком деревянном загончике мирно спали три новорожденных ягнёнка. Самой Оюун в юрте не было. Был праздничный день, и она совершала шаманский обряд где-то неподалёку, в другой семье. Племянницы Оюун готовили и разносили присутствующим «цай»*, а её сын, который за прошедший год сильно изменился и возмужал, следил за правильностью просушки бубна. Как выяснилось, он тоже стал шаманом и теперь иногда помогает матери проводить обряд. В Монголии шаман не является профессиональным служителем культа, как жрецы других религий.
Помощь людям, их лечение, то есть изгнание злых духов, или обеспечение защиты со стороны добрых, являются внутренней духовной миссией шамана, некоей добровольной общественной нагрузкой. Шаманский дар осеняет далеко не каждого. Умение общаться с духами – уникальная, но изнурительная способность. Притворяться шаманом бессмысленно. Монголы почти не обращаются к врачам и все жизненные проблемы решают с духами через шаманов. Обман невозможен. И невозможно прожить на небольшие подарки, которые как знак благодарности иногда получают шаманы. Поэтому шаман и его семья так же, как и все, живут скотоводством, кочуют, как и другие, и все трудности суровой кочевой жизни известны им не понаслышке. Примерно через полчаса появилась Оюун. Маленькая сухонькая старушка, с похожим на печёное яблоко сморщенным лицом, в глубине которого прятались умные внимательные глаза. Её сопровождал, знакомый по прошлому году, высокий крепкий старик, похожий на средневекового гвардейца – не то муж, не то охранник. Им тотчас же освободили самое почётное место в юрте с северной стороны напротив входа. Оюун внимательно оглядела всех присутствующих, улыбнулась, показав в улыбке удивительно белые, как почти у всех монголов, зубы и что-то сказала. Затем она и пришедший с ней «гвардеец» скрутили аккуратные тоненькие самокрутки и закурили.
«У кого есть ко мне вопросы?» - так официально перевёл её слова наш монгольский гид на английский язык, а «Петрович» добавив церемонности - с английского на русский. Я начал путано излагать свои проблемы. Мои слова, спотыкаясь, медленно переползли через «Петровича» и уже на английском, дошли до монгольского гида, а через него к Оюун. Она почувствовала неестественность такого общения и жестом показала мне место рядом с собой. Сесть по-монгольски, сложив ноги калачиком, у меня не получилось, поэтому я встал перед ней на колени. Она взяла мою правую руку двумя руками и внимательно глядя в глаза, задала несколько вопросов, суть которых я понял даже до того, как они были переведены на английский. «Как зовут, чем занимаюсь, какой зверь по восточному календарю соответствует году моего рождения?» Узнав, что я занимаюсь общественным питанием, она остановила расспросы. «Так значит, если пострадаешь ты, то может пострадать много других людей?» - уточнила Оюун. «В какой-то мере», - неуверенно пробормотал я. Более глубокого знакомства не понадобилось. Оюун начала готовиться к совершению шаманского обряда…
Все детали шаманского обряда взглядом постороннего многократно описаны. Но я был внутри обряда. Мы с Оюун находились почти вплотную друг к другу. Она сидела на полу, по-монгольски сложив ноги калачиком, а я стоял перед ней на коленях. Лицо Оюун было прикрыто кистями шаманского головного убора, но её глаза я всё время хорошо видел. У меня ни на секунду не возникало сомнений в искренности осуществляемых ею действий. Она действительно уходила в какое-то другое измерение и разговаривала с кем-то другим, невидимым для меня. Она действительно входила в транс и падала в настоящем, а не театральном беспамятстве. В какой-то момент она вдруг прервала ритуальный речитатив, немного похожий на песню американских рэпперов и начала быстро и много говорить. Наш гид тотчас же стал записывать все её слова в заранее подготовленный блокнотик. Как потом выяснилось, это и были рецепты от духов конкретно для меня. Я на протяжении всего периода ощущал себя, как говорится «в трезвом уме и твёрдой памяти», не под гипнозом, не в трансе, а всё, что происходило, воспринимал всерьёз, без привычной иронии. Обряд длился около получаса и закончился глубоким обмороком Оюун, из которого помощники долго не могли её вывести. Было видно, как они беспокойно и многократно обдувают её дымом горящего можжевельника, особым образом хлопают в ладоши или пытаются разбудить с помощью необычных звуков народного музыкального инструмента, кажется, он называется «хомуз»…
После обряда я получил все необходимые рекомендации и амулеты, позволяющие мне уверенно поддерживать связь со своим духом - хранителем, который меня «спасёт и сохранит».
Спасибо монгольским духам и ставшему моим покровителем духу Тагнын-эх, и великому хозяину Тенгри-хану, и особая благодарность маленькой самоотверженной женщине бескорыстной Оюун, которая, не задумываясь и не оговаривая условий, помогает людям найти утешение и помощь в общении с трансцендентным.
Синие всадники Чингиз – хана
Утром следующего дня мы уже ехали на УАЗ(ах) по целине заснеженной степи в сторону горячих источников Булнайн-Аршана. С нами снова был переводчик экспедиции Доржготов – «Доржи». Вчерашним вечером Доржи поздравлял своих многочисленных родственников в Мурэне и поэтому не был в юрте Оюун.
Доржи - профессиональный дипломат, образованный и эрудированный человек. Он окончил Московский институт международных отношений, работал в разных странах Европы, был консулом в Таиланде, долго жил и работал в Москве. Хорошо знает русский, английский и китайский языки. В прошлом году вернулся на свою родину, в северную Монголию. Сейчас помогает брату и матери ухаживать за скотом, пробует себя на политическом поприще и в предпринимательстве. С нами он работает из уважения, видя наш искренний интерес к его любимой Монголии.
Расспросив о вчерашних впечатлениях от шаманского обряда и оттолкнувшись от них, он стал рассказывать о роли Чингиз-хана в мировой истории. По мнению Доржготова Великий Хан был Мессией (Мошияхом), Аватаром кем-то сродни Христосу или Мохаммеду. Он являлся посланником Бога. Его миссия заключалась в создании правильных основ организации человеческого сообщества, в привнесении промысла Божьего в существование человеческого общества. Накопленный ко времени его появления уровень неравенства, непримиримой повсеместной междоусобицы и других безобразий, творимых на Земле, в том числе и Божьим именем, требовал немедленного вмешательства высших сил.
Такой мессианский взгляд монголов на загадочную для всего мира историческую фигуру Чингиз-хана не был для меня новым. В отличие от известной библейской истины о том, что только «в доме своём» пророк бывает «без чести», в Монголии Чингиз-хан почитаем в каждом доме в каждой семье. Его портреты есть и в юрте пастуха-кочевника, и в кабинете государственного руководителя - дарги любого уровня. Чингиз-хан для монголов не только создатель великой империи, подробные карты которой продаются во всех книжных и газетных киосках. Он великий объединитель, примиритель народов мира, создатель уклада и правил, по которым и сегодня живут монголы. Чингиз-хан для монголов это «их всё». Однажды в официальной обстановке торжественного обеда, устроенного монголами в нашу честь из уст монгольского дарги даже прозвучал призыв поднять бокалы и выпить за Великого Чингиз-хана, положившего начало дружбе между монголами и россиянами(?). Но в сегодняшних рассуждениях Доржготова вдруг зазвучала новая для меня тема.
Он говорил, что сегодня люди опять забыли заветы Бога. Люди стали жестокими, бездуховными, забыли о милости и сострадании, о необходимости жить в гармонии со всем сущим. Человек не ждет милости от природы, а злобно и безрассудно калечит и уничтожает её. Сегодня, по мнению Доржготова, назрела необходимость в осуществлении революции духа. Он ждёт второго пришествия Чингиз-хана с миссией духовной революции в сознании людей. Более того, он даже слышал, что в разных местах и при разных обстоятельствах многие монголы уже видели небесных всадников Чингиз-хана…

Так за разговорами мы и не заметили, как подъехали к цели сегодняшнего путешествия – целебным горячим источникам Булнайн-Аршана.
…Волк остановился посреди поляны, когда до нас оставалось не более пятидесяти метров. Он поднял голову и внимательно посмотрел на меня. Его желтые глаза полыхнули отражёнными в них солнечными лучами. Только теперь сидевший рядом монгольский охотник, наконец-то увидел волка. Охотник вдруг как-то неожиданно и неловко прыгнул в мою сторону, плюхнулся на живот и выстрелил, почти не целясь туда, где стоял волк. Зверь не шелохнулся. Он лишь дёрнул ухом и приподнял с глухим рыком верхнюю губу, обнажив крепкие желтоватые клыки. Волк ещё раз и как мне показалось, с некоторой укоризной взглянул на меня, а затем поднял голову и внимательно посмотрел куда-то выше и дальше того места, где мы находились. Только после этого он, наконец, повернулся к нам боком и спокойно потрусил в ту сторону, где уже совсем близко слышались крики и свист загонщиков. Охотник, продолжая лежать на животе, долго провожал волка взглядом, но, несмотря на выигрышную для выстрела позицию почему-то второй раз стрелять не стал. Когда волк совсем исчез в глубине леса, я всё-таки оглянулся и посмотрел туда, куда он бросил свой прощальный взгляд…
На той стороне залитой солнцем долины далеко - далеко, там, где горизонт прорезала изломанная линия заснеженных горных вершин, едва заметные на фоне ясного неба двигались синие всадники.
*цай – повсеместный монгольский напиток на основе плиточного зелёного чая, жирного молока и каменной соли. Хорошо утоляет жажду.
Павел Рабин
Февраль-март 2005.
Монголия-Хубсугул.
Комментарии