Казачество в истории России.

 Взгляды на казачество.

Высказавшись об идеалах и жизненной реальности, перейдем к третьему из поднятых вами вопросов: вопросу о нашем видении казачества в прошлом, в настоящем и в исторической перспективе.

Прежде всего поясним следующее: среди тех, кто участвует в работе Внутреннего Предиктора, нет никого, кто относил бы себя к возрождающемуся казачеству или кто вырос в семье, которой памятны казачьи традиции, хотя есть люди, среди предков которых казаки были.

У нас нет цели ни идеализировать казачество, как это свойственно «патриотической» печати библейски-православного (большей частью монархического) толка, ни демонизировать его, как это свойственно марксистско-троцкистской традиции, или иронизировать над ним, как это свойственно буржуазно «демократической» журналистике.

Мы исходим из того, что казачество, его повседневный быт, участие в жизни государства Российского — это часть нашего с вами общего исторического прошлого. Прошлое невозможно изменить, но прошлое своей Родины, человечества в целом необходимо осмыслять каждому поколению, входящему в жизнь, а тем более его необходимо переосмыслять активному поколению. В противном случае слепая приверженность представлениям о прошлом, унаследованная от старших поколений, сделает невозможным доброе будущее потому, что ошибки предков, бездумно воспроизводимые в настоящем как традиция, неизбежно посеют новые беды.

Лучшее, что можно сделать по отношению к ошибкам прошлого, включая ошибки, заблуждения и даже злой умысел предков как своих, так и предков былых и нынешних союзников и противников, — так это понять их и простить за них их совершивших, однако не забыв в прощении, ни самих ошибок, ни причин, их вызвавших.

Но простить, не бессмысленно заявив о прощении и отказе от мщения кому-либо за проистекавшие из их ошибок беды и зло, слепо или покорно отдавшись на произвол прощенных; а простить осмысленно для того, чтобы, не мстя, не воспроизводить ошибок и заблуждений, свойственных прошлому в жизни как своей, так и потомков. Если обе стороны в состоянии это сделать, то они имеют возможность перехода к общему для них благому будущему.

Тот же кто будет слепо настаивать на своей приверженности прошлым традициям, не желая задуматься о соответствии их вызову новой эпохи, не желая задумываться об ошибках и заблуждениях, свойственных прошлым традициям, тот сам уничтожает возможности своего благого будущего, обрекая на новые беды себя и потомков, превращенных в зомби слепой и бездумной приверженностью ошибкам, заблуждениям и традициям прошлого, отставшими от вызова дня сегодняшнего.

Это касается как перспектив окончательного замирения на Кавказе и на остальной территории России-цивилизации (т.е. в границах СНГ и Прибалтики), так и перспектив, общих для казачества и остального населения страны.

Нам известно два взаимно исключающих взгляда на казачество:

• казачество — «этнос», в смысле теории пассионарности Л.Н.Гумилева. Это воззрение Л.Н.Гумилев высказал в одной из своих телевизионных лекций, и в настоящее время мы не имеем возможности дать точную библиографическую ссылку на него. Мы приводим его потому, что многим оно, как говорится, «согрело душу» и придало смысл их жизни.
• казачество — сословие российского общества, одно из многих сословий в составе народов России.

Мы вообще не согласны с теорией пассионарности по причинам, высказанным нами в “Мертвой воде” еще в её первой редакции, сработанной к концу июня 1991 г. до ГКЧП. Но вне зависимости от этого в обществе существует круг лиц, которые верят в придуманную Л.Н.Гумилёвым «пассионарность» и придерживаются мнения, что казачество — один из народов, «этносов» России. Думать так — это их неоспоримое право, но если они придерживаются этого мнения, то им всё же следует признать, что представляемое в качестве народа казачество, вне зависимости от того признают они его «пассионарным» либо же нет, выглядит ущербно в сопоставлении его с настоящими, а не воображаемыми народами:

Все цивилизованные народы в истории человечества несли полный спектр профессий, дерево профессий уходило корнями в землю, на которой они жили, а их образ жизни не был в зависимости от торговли с другими народами и государствами[1].

Для казачества на протяжении всей его истории это было не так: продукты ремесленного и промышленного производства попадали к нему большей частью либо как военная добыча, либо в результате торговли с «неказачествами» ­— соседними народами, которые казаками не были. Названная особенность относится, прежде всего, к Запорожской сечи и казачеству, сформировавшемуся из разного рода «вольных людей» к началу XIX века на южнорусских землях по реке Дон и от Азовского моря до северных предгорий Кавказа.

Кроме того ни одно казачество никогда не было государствообразующим народом. Единственный известный нам по воспоминаниям генерала П.Н.Краснова[2] факт казачьего государственного строительства, — его попытка в ходе гражданской войны убедить вождей белого движения в необходимости мирного соглашения с Кремлем, что было на его взгляд возможно на гребне первых побед над Красной армией и могло бы привести к государственному обособлению земель Всевеликого войска Донского с целью независимого от РСФСР дальнейшего существования по примеру прибалтийских буржуазных республик. Но его деятельность в этом направлении не была своевременно понята ни той частью казацкой простонародной массы, которая, не приняв Советскую власть, однако не проявила самостоятельной альтернативной политической государствообразующей активности; ни казацкой “элитой”, мечтавшей скрутить в бараний рог взбунтовавшегося мужика и «въехать в Кремль на белом коне». Поэтому П.Н.Краснов не получил общественной поддержки, необходимой для успеха этого дела, и всё “государственное строительство” завершилось крахом. Последующее его сотрудничество с гитлеровцами не позволяет думать, что эпизод с попыткой государственного обособления Всевеликого войска Донского проистекал из глубокого понимания лично им Божьего Промысла, исторических закономерностей и роли государственности в жизни народов и человечества.

Казачество всегда жило либо без государственности вообще (и было при этом не в состоянии противостоять соседним государствам), либо, сформировавшись вне государства, впоследствии входило в состав государства вместе с землями (на которых оно ранее сформировалось) на особых правах, отличавших его от всего остального населения.

Однако, не построив своей самостоятельной государственности, казачество не породило и какого-либо иного уклада жизни, который бы привел к возникновению на Земле еще одной региональной цивилизации, во-первых, живущей без государственности, и во-вторых, превосходящей по своему качеству жизни остальные региональные цивилизации, которым свойственны те или иные традиции государственного строительства и поддержания государственности.

В настоящем контексте под государственностью понимается система профессионального управления делами общественной в целом значимости, действующая в преемственности поколений и защищенная свойственными ей системообразующими факторами от вредоносного вмешательства в управление делами общества носителей невежества и беззаботности о будущем благоденствии в русле определённой концепции устройства общественной жизни[3]. Государство это — государственность в только что определённом смысле + территория, на которой проживает породившее, а равно и поддерживающее государственность население.

Эти обстоятельства не позволяют нам согласиться с теми, кто считает, что казачество — «этнос», один из народов России, представляющий собой особый «народ воинов», и в силу этого автоматически являющийся военной элитой России.

Мы придерживаемся мнения, что к 1917 г. казачество было одним из сословий российского общества — профессиональным военным сословием, подобно тому как в допетровскую эпоху профессиональным военным сословием были стрельцы.

Как сословие казачество обладало культурным своеобразием, было до начала ХХ века вполне жизнеспособно и представляло собой часть многонационального народа нашей страны: как известно, казаками были не только русские по этническому происхождению, но и население некоторых (большей частью приграничных) областей принималось государством в казачью службу и обретало соответствующие сословные права.

Но если говорить о вооруженных силах государства Российского в период после становления Российской империи, то отдавая дань уважения ратному труду казачества, всё же следует признать, что военной элитой казаки не были. Элитой вооруженных сил в составе всех родов войск были гвардейские части, которым отдавалось предпочтение в комплектации лучшим (по понятиям высшей власти империи) личным составом и вооружением. Казаки же были одним из видов кавалерии — одного из родов войск, и не могли заменить собой ни в мирное, ни в военное время все вооруженные силы государства: пехоту, артиллерию, флот, прочие виды кавалерии, где были свои, в том числе и казачьи, гвардейские части — воинская элита каждого рода войск.

Соответственно высказанному в современных условиях все попытки представить казачество как «этнос», как особый народ представляют собой одно из выражений политики, алгоритма «разделяй и властвуй». И потому, хотя такого рода измышления греют себялюбие некоторой части российского общества, вспомнившего о своих действительно казацких корнях либо примазывающихся к казачеству, но объективно попытки изобразить казачество народом-этносом одинаково направлены и против потомков былого казачества, и против остального народонаселения России.

Теперь изложим, как мы понимаем историю казачества. Мы не претендуем на детальность, а только обратим внимание на то, что было обще для всех казачьих областей Российской империи, если в истории каждой из них был характерный этап. Таких характерных и исторически значимых этапов можно выделить пять, хотя не во всех из имевшихся в России десяти[4] казачьих войск (земель) все они наличествовали в их последовательности и полноте черт:

• возникновение казачества в каком-то регионе из местного и пришлого, большей частью славянского, населения и его самостоятельное существование;
• вхождение населенных казаками земель в состав государства Российского на особых правах;
• участие в военных делах Российской империи в XVIII — начале ХХ веков;
• участие казацких войск во внутренней политике империи;
• судьба в период гражданской войны и в первые годы после её завершения.