На гастролях.

  Наступает лето 1961 года. Зимний театральный сезон в областном драматическом театре имени М. Горького города Целинограда уже закончился, и артисты группами уезжают на гастроли. Я попадаю в очередную группу, которая повезет спектакль по селам целиноградской области.

  Мы везем спектакль «История одной любви» Константина Симонова и поэтому у нас группа небольшая, реквизита и декораций немного. Театр давно уже научился делать выездные спектакли компактными и мобильными. Обычно потом как получалось? Целый день едем, приезжаем за три часа до начала, за эти три часа я успеваю привести сцену в рабочее состояние и спектакль начался!

  Я представляю собой в одном лице грузчика, механика сцены, звукорежиссера, осветителя и добровольного ночного сторожа без оплаты. Все дело в том, что ночуя в клубе, я тем самым экономлю деньги на гостиницах.

  Обычно я располагался на ночевку на сцене, на своих мягких декорациях. Рядом ставил  электрический щиток с набором розеток и выключателей. К щитку  подключал наши осветительные фонари и направлял их на окна и двери. Зная, на каком выключателе, какой фонарь, я мог быстро осветить любой участок клуба.

   Однажды все это сработало. Где-то среди ночи, я проснулся от скрипа отворяемого окна, и рука сама легла на нужный выключатель. Увидев в открытом окне смутную фигуру человека, я включил фонарь. Парень что стоял в окне буквально остолбенел! Он ведь не знал, кто стоит за фонарем, так как был ослеплен и потому перетрусил изрядно. Сказав несколько назидательных фраз, я отпустил его с миром.

  Таким образом, предотвратив хищение социалистической собственности и достояния культуры я ждал, по крайней мере, медаль или на худой конец денежную премию, но ничего такого не дождался, коллектив как-то даже и не отреагировал на происшествие. А в смете расходов не было предусмотрено награждать героев.

   Правда, наша администратор сказала, что я зря помешал ночной тати нас обворовать, мы бы на этом закончили гастроли и уже собирались бы домой. Она была в какой-то мере права, я это потом понял, да только красть у нас было нечего. Все что красиво смотрится на сцене со стороны зрительного зала на самом деле то еще тряпье и при ближайшем рассмотрении никто на него не позарится. Это ведь театр, здесь все условно.

  Мы едем из совхоза в совхоз, и везде все повторяется одинаково: с утра едем, приехали в совхоз, поставили сцену, отыграли, собрали и упаковали декорации, переночевали, утром снова в путь. Билетов мы никогда не продаем, наша администратор шла в контору совхоза и там решала все финансовые вопросы.

  Мы ведь не какие-то заезжие гастролеры, которых несколько раз встречали на своем пути, а работаем от имени областного театра драмы и поэтому к нам отношение руководства совхоза однозначное – перечислить на наш счет деньги и пусть отвяжутся.

  Вторая история приключилась в каком-то районном поселке. После спектакля артисты и шофер пошли спать в большой уютный кабинет директора совхоза, а утром пришла уборщица и стала убирать. Она свернула лежащий на полу ковер, наши мужчины еще помогли его скрутить, и вынесла его прохлопать. Больше ни ее, ни ковра никто не видел, а наши артисты попали в щекотливое положение и все, кроме меня, писали объяснительные.

  Село Томашовка запомнилась тем, что располагается на берегу реки Ишим, а река в этом месте полноводная и имеет какой-то перепад, в результате чего вода несется с очень большой скоростью. Мы всем табором пришли к реке искупаться, а в воду лезть страшно, а ну как унесет.

   Пока мы набирались храбрости, подошел парнишка лет семи. Не раздумывая, с разгона бросился в этот поток, и река потащила его, распластанного как лягушка ни рукой, ни ногой не шевелящего. Метров через пятьсот скорость потока упала, и он поплыл к берегу.

  Видя такой фокус, мы как пингвины, один за другим, бросились в воду. Ощущение было восхитительное и непередаваемое.

  В каком-то крупном совхозе я заболел ангиной. На улице жара, а меня дрожь колотит. Меня отвели в больницу, и молоденькая главврач приказала немедленно уложить меня в постель. Меня отвели в палату, уложили в кровать и дали каких-то порошков. Я обратил свое внимание на то, что в больнице нет больных, и спросил об этом медсестру, на что она ответила, что в это горячее время только бездельники болеют да заезжие артисты, а остальные на уборке и им болеть некогда.

  Я сразу загордился тем, что она сразу признала во мне артиста, и не стал ее разубеждать, одно дело артист, а другое грузчик, механик сцены, звукач, осветитель и добровольный сторож в одном лице.

  На другой день, утром, начался медицинский обход. За неимением других больных главврач и другой персонал, а также штук пятнадцать белоснежных студенток на стажировке все возрастом от восемнадцати и чуть старше, столпились у моей кровати. Вы не представляете, как тщательно они меня проверили и прощупали. Диагноз их был неутешительный: я слишком тощ, хотя и рослый и потому нуждаюсь в усиленном питании и отдыхе.

  На третий день за мной приехали два наших артиста. Соколов-Белонин, сценическое амплуа герой-любовник, и второй, Ищенко, – комик. Главврач категорически отказалась выписывать меня из больницы, утверждая, что мне необходимо лежать еще как минимум две недели, но наши герои-любовники им столько наговорили всяких историй, и в частности, что я очень талантливый артист, меня ждут, не дождутся в Большом Театре в Москве, уже пришел вызов. В скором времени они услышат обо мне по радио и будут гордиться, что у них лечился такой знаменитый пациент. Спрашивайте у него автограф пока он здесь.

 Больница в лице главврача и остального персонала, а также пятнадцать юных лебедок слышали и понимали, что им рассказывают басни, но не смогли устоять против обаяния этих мозгокрутов, и я возвратился к своим обязанностям.

Останавливаемся в большом селе Кийма. Наш артист Ищенко на вопрос, что за  название такое странное сразу начинает рассказывать анекдот.  Пришел к царю Бекендорф и спрашивает: куда, мол, выслать Т.Г.Шевченко, а царь был не в духе, то ли с бодуна, то ли в карты много проиграл, или то и другое, поэтому он, махнув рукой прошипел: «Да пошлите его к… м…».  «Простите, Ваше Величество, это где?» Царь небрежно ткнул пальцем в карту и попал в наши края, а так как в этом месте была голимая степь, то пришлось срочно создавать село и называть его более-менее благозвучно – Кийма.

Как я заметил, там жило много немцев и в столовой тоже работали немки, такие степенные и невозмутимые, а в зале очень вкусно пахло пирожками и манной кашей. Кушанья у них были вкуснейшие и очень дешевые.

Конечный пункт нашего путешествия – озеро Тенгиз. Там, в очередном селе, мы ставим предпоследний спектакль и поворачиваем назад к дому. Едем целый день и наконец, Рождественка, последняя остановка.

 За два месяца гастролей мы очень сильно измотались, а тут нам повезло, в клубе намечается торжественное собрание с концертом художественной самодеятельности в связи с окончанием уборки урожая.

 Мы не вписываемся в их мероприятия, но у нас ведь свой план и его надо выполнять.  Руководство совхоза этот вопрос как-то разруливает с нами, и мы на радостях несемся во всю прыть домой.

Приезжаем в театр, в одиннадцать ночи, а там встречаем другую группу, которая тоже только что вернулась. Надо ли говорить, сколько всего было рассказано, выпито и съедено, и буфет оказался открытым, и буфетчица, Галина Ивановна, как всегда приветлива и никуда не спешит. Хорошо-то как дома!