МИФ ОБ УПУЩЕННОЙ АЛЬТЕРНАТИВЕ

Некоторые историки экономики и, особенно, публицисты и  журна­листы считают, что в начале XX в. в России возникло яркое немарк­систское направление в изучении сельского хозяйства. К его предс­тавителям относят сторонников  трудово-потребительской  (семейно-трудовой) теории: А.В. Чаянова, Н.П. Макарова, А.Н. Челинцева,  Г. А. Студенского, А.Н. Минина, А.А. Рыбникова; а также их критиков: Л. Н. Литошенко, Б.Д. Бруцкуса, Н.Д. Кондратьева, С.А. Первушина и др.  "В период нэпа они получили возможность развивать свои  концепции,  и их творчество испытало необычайный подъем". Считается, что "глав­ным результатом работы этой группы исследователей было...  созда­ние стройной и конкретно обоснованной концепции развития семейно-трудового крестьянского хозяйства, при котором сохранялся бы тво­рческий характер труда в индивидуальном хозяйстве и, в то же время, оно становилось конкурентоспособным на национальном и даже  миро­вом рынке и приобретало возможность быстрого экономического  роста».[1]

Однако злодеи-большевики эту  концепцию отвергли,  крестьян коллективизировали, а "экономистов-немарксистов"  репрессировали. Тем самым Россия лишилась "лучшей для себя альтернативы экономи­ческого развития', базирующейся на "убеждении, что основой эконо­мики России является сельское хозяйство", а основой сельского хо­зяйства России - "семейно-трудовое индивидуальное хозяйство".[2] (На самом деле, это всего лишь миф, не имеющий  ничего  общего с реальной исторической действительностью).  Как  идеализированное представление о действительности, где исторические факты искажаю­тся в угоду нравственным, идеологическим и эстетическим  установ­кам, миф представляет большую угрозу для общества. Опасность  его заключается в том, что он, подобно религии, основывается на вере, с которой трудно бороться с помощью исторических фактов или логи­ки. Любая такая попытка встречает эмоциональное  неприятие.  Мифы получают широкое распространение в тех случаях, когда оказавшееся в кризисном состоянии общество не может выйти из него  с  помощью исторического опыта или когда политическая элита  стремится  отв­лечь широкие социальные слои от их реальных интересов.

Миф о семейно-трудовом хозяйстве особенно опасен для России. В июне 1941 г. Г. Геринг и А. Розенберг  планировали  уничтожить  в оккупированной России совхозы и колхозы, объявив их новой  крепо­стной зависимостью, "которая хуже царской сто  лет  тому  назад", разделить сельскохозяйственные земли на семейные участки и,  выз­вав голод в городах, "ускорить возврат примитивного ведения сель­ского хозяйства". Они считали, что это приведет к оттоку "населе­ния [из] индустриальных районов, где промышленность в любом  случае будет разрушена.[3]

Миф о высокой производительности мелкого  крестьянского  хо­зяйства опровергает практика нашей сегодняшней аграрной  реформы. В подавляющем большинстве случаев т.н. "фермеры" не  могут  выйти на уровень рентабельности. Об использовании ими сложной  сельско­хозяйственной техники не может быть и  речи.  Вместо  трактора  и комбайна используется рабский труд бомжей, алкоголиков  и  мелких уголовников, которых за небольшую мзду "фермерам" поставляет мес­тная милиция. Поэтому, несмотря  на  созданные  государством  для "фермеров" тепличные условия, их вклад в общий  объем  сельскохо­зяйственной продукции не превышает 2%. А  обобществленный  сектор находится в упадке из-за государственной  политики,  направленной на его разрушение.

В результате за период с 1991 по 2000 г. продукция сельского хозяйства сократилась в два раза. Страна оказалась в зависимости от зарубежных поставок продовольствия. Ежегодно Россия  расходует на закупку продовольственных товаров 4 млрд. долларов. И этого не­достаточно для удовлетворения потребностей населения в еде. Около 60% продукции дают садовые и дачные участки, для владельцев кото­рых сельское хозяйство является побочным занятием.  Относительный уровень цен на продовольствие возрос настолько, что средний  пот­ребитель расходует на него 80% своего бюджета. 19% граждан России хронически голодают. Рацион 46% населения неполноценен. В резуль­тате резко увеличились заболеваемость и смертность.[4]

Тем не менее, миф об упущенной Россией альтернативе большеви­стской коллективизации в виде семейно-трудового хозяйства по-пре­жнему поддерживается "почвенническим" течением,  им  инфицировано правительство, его пропагандируют СМИ, в него  продолжают  верить миллионы людей. В  интересах  хозяйственного  возрождения  России этот миф должен быть разрушен.

Создатели семейно-трудовой теории действительно внесли огро­мный вклад в развитие аграрной науки. Но нет никаких оснований считать их "немарксистами". Марксизм пустил глубокие корни в Рос­сии задолго до большевистского переворота. Русский перевод перво­го тома "Капитала" К. Маркса, осуществленный народниками Николаем Даниэльсоном и Германом Лопатиным, появился в 1872 г. - раньше, чем в какой-либо другой стране. По словам Франца Меринга, "ему [Марксу, - Ю. Б. ] казалось иронией судьбы, что русские, против ко­торых он неустанно и непрерывно боролся в течение 25 лет на трех языках - немецком, французском и английском, оказывались всегда его "доброжелателями". Его труд против Прудона. Его книга "К кри­тике политической экономии" также не получили, по словам Маркса, нигде большего сбыта, чем в России. Он, однако, не придавал этому большого значения, говоря, что это - чистое гурманство, которое стремится ухватиться за самое крайнее из того, что дает Запад.[5]

На самом деле влияние марксизма на самые широкие круги рос­сийской интеллигенции имело серьезные причины. Появление крупных промышленных предприятий (главным образом, государственных или иностранных) не сопровождалось в России формированием частной со­бственности как общенационального института. Деревня оставалась преимущественно общинной, городская экономика была в руках купече--, ских гильдий и ремесленных цехов. Узкий слой русских заводчиков жил одними интересами с рабочими, что не способствовало формированию буржуазии как класса. Попытка П.А. Столыпина в короткий срок создать в деревне слой «крепких хозяев» свидетельствовала о непонимании элитой сложности проблемы частной собственности в России.

Поэтому идеи превращения частной собственности в общественную, ликвидация эксплуататорских классов, перехода от капиталистических отношений к социалистическим не встречали в дореволюционной России серьезного противодействия, напротив, поддерживались лучшими интеллектуальными силами. Влияние марксисткой экономической мысли испытали на себе все отечественные исследователи народного хозяйства, независимо от их принадлежности к той или иной научной школе или политической партии. Даже те, кому коммунистические идеи К. Маркса были чуждыми, усваивали его методологию исследования экономики. Хорошо известно, что народники и эсеру разделяли взгляды К. Маркса о капитализме и социализме. Их расхождения с т.н. "маркси­стами" заключались лишь в путях строительства социализма. Но мало кто знает, что в споре между русскими "марксистами" и  народника­ми К. Маркс защищал позицию последних.

Вера Засулич писала К. Марксу, что, если его теория запрещает переход к социализму через общину, "тогда социалисту, как таковому, остается лишь заниматься более или менее обоснованными вычислениями, чтобы определить, через сколько десятков лет земля  русского крестьянина перейдет в руки буржуазии, через сколько  сотен лет, быть может, капитализм достигнет в России  такого  развития, как в Западной Европе" . Маркс ответил: "Община  является  точкой опоры социального возрождения России".[6]

А в 1877 г., когда на страницах "Вестника Европы" и "Отечес­твенных записок" между "марксистами" и народниками вспыхнула дис­куссия, Маркс высказался еще более определенно. В письме в редак­цию "Отечественных записок" он дал резкую отповедь тем, кто  счи­тал, что марксизм дает общемировую схему исторического  развития, кому, как писал Маркс, "непременно нужно превратить мой историче­ский очерк возникновения капитализма в Западной Европе в  историко-философскую теорию о всеобщем пути, по которому роковым  обра­зом обречены идти все народы, каковы бы ни были исторические обс­тоятельства, в которых они оказываются". К. Маркс поддержал народ­ников, заявив, что "если Россия будет продолжать идти по тому пу­ти, по которому она следовала с 1861 г., то она упустит наилучший случай, который история когда-либо предоставляла какому-либо  на­роду,  и  испытает  все  роковые  злоключения  капиталистического строя".[7] Так что вопрос о том, кто в России на деле был  марксис­том, не так прост.

Сами создатели семейно-трудовой  теории  признавали  влияние работ К. Маркса на их научную деятельность. Как писал  А. В. Чаянов: "Очень многое из методов марксизма давно  уже  получило  всеобщее признание, органически вошло в методику общественных наук, и было бы в высшей степени смешным, если бы мы обошли их".[8] И это  -  не попытка уклониться от обвинений. Семейно-трудовая теория  основы­вается на трудовой теории стоимости К. Маркса (ошибочной  в  своей основе) и направлена на изучение  таких  условий  хозяйствования, которые не допускали бы эксплуатации человека человеком,  переро­ждения  семейного  крестьянского  хозяйства  в  капиталистическое предприятие. Она описывает тот слой крестьян, который  большевики именовали "середняцким".

С марксизмом связана и главная ошибка семейно-трудовой  тео­рии - приписывание семейному-крестьянскому хозяйству трудово-пот-ребительских, а не предпринимательских мотивов деятельности. Трудово-потребительская теория  хорошо  согласовывалась  с  "научным коммунизмом", где считалось, что при уничтожении эксплуатации че­ловека человеком мотивом  трудовой  деятельности  становится  все более полное удовлетворение потребностей трудящихся. Но она  про­тиворечила практике реальной хозяйственной жизни,  когда  даже  в условиях сталинского социализма не удалось уничтожить  стремление максимизировать прибыль, расширить границы хозяйствования,  хотя бы и ценой ограничения потребления.

О том, что семейно-трудовая теория не  противоречила  учению К. Маркса, свидетельствует и тот факт, что в разработке ее  участ­вовали такие видные марксисты, как П. П. Маслов и Н.Н. Суханов. Фун­даментальный труд главного разработчика аграрной программы РСДРП П.П. Маслова "Аграрный вопрос в России"[9]   послужил одним из первич­ных толчков для разработки семейно-трудовой теории. Для  А.В. Чая­нова, А. Н. Челинцева и Н.Л. Макарова он был настольной книгой. А.В. Чаянов и П. П. Маслов сблизились, работая вместе  в  Лиге  аграрных реформ. При советской власти П. П. Маслов стал ближайшим  сотрудни­ком А.В. Чаянова, возглавляя с 1920 г. Лабораторию теории народно­го хозяйства в руководимом им Научно-исследовательском институте сельскохозяйственной экономии .[10]

Н.Н. Суханов выказал себя сторонником трудового крестьянского хозяйства еще в 1909 г.[11] Он считал, что воплощение в жизнь аграрной марксистской программы приведет к уничтожению эксплуатации и. следовательно, к укреплению трудового хозяйства. В связи  с  этим Н.Н. Суханов писал: "О современной марксистской аграрной программе следует сказать...: это - марксистская  программа  по  методам своего обоснования и народническая по своим практическим задачам. Она ... стремится воплотить лозунг: земля и воля».[12] В 20-е  годы Н.Н. Суханов написал две монографии, в которых доказывал, что трудово-потребительские мотивы возобладали в крестьянских хозяйствах советской эпохи.[13] Для решения вопроса о соответствии  семейно-трудовой  теории марксизму важно также сравнить взгляды ее сторонников и  зарубеж­ных последователей К. Маркса. Для этого я  вынужден  привести  две довольно обширные цитаты.

Вот как представлял себе  будущее  крестьян  при  социализме Карл Каутский: "Мы указали, что господство пролетариата, после его победы, приведет к устранению частной собственности на землю, что, как мы должны ожидать, частная собственность на землю будет, в конце концов, устранена в процессе того развития, которое начнется с победой пролетариата. Мы ни в коем случае не хотим этим сказать, что пролетариат, достигнув власти, немедленно использует ее в целях экспроприации всех крестьян, или конфискации у них земли.

Об этом никто из социал-демократов не думает. Это, конечно, само по себе не могло бы быть гарантией, что дело не дойдет до подобной экспроприации… Однако, помимо доброй воли живущих теперь социал-демократов, существует и другой фактор, представляющий гораздо большее ручательство за то, что дело не дойдет до экспроприации крестьян: это - тот простой факт, что подобная экспроприация не только не отвечает интересам пролетариата, но противоречит им.

Победоносный пролетариат будет иметь все основания заботиться о том, чтобы производство пищи шло нормальным порядком. А экспроприация крестьян привела бы всю эту отрасль производства в сильнейшее замешательство и угрожала бы новому режиму голодом. Крестьяне, следовательно, могут не  беспокоиться.  Экономически без них нельзя обойтись и это гарантирует их от экспроприации, не го­воря уже о том, что самое элементарное благоразумие требует избе­гать враждебных отношений с таким сильным слоем населения... Но тогда пролетариат будет иметь все средства и будет  заин­тересован в том, чтобы оказать крестьянину поддержку в  техничес­ком усовершенствовании его хозяйства: дать ему  удобрение,  скот, улучшенные орудия и тем самым увеличить количество его продуктов.

Мы не ожидаем от этого нового укрепления мелкого  крестьянс­кого хозяйства: мы думаем, наоборот, что никакое облегчение и никакая поддержка не будет в состоянии сделать для мелкого кре­стьянского хозяйства доступной в полной мере современную технику. Мелкие крестьяне, поэтому, рано или поздно, когда укрепится новый способ производства, сами добровольно откажутся  от  своей  формы хозяйства, которая для них  будет  препятствием для  дальнейшего социального подъема. Будущее общество будет иметь  все  основания помочь им при переходе к высшей форме хозяйства, так как ему нуж­ны пищевые средства и сырые материалы, и  потому  оно  сильнейшим образом заинтересовано в таком переходе».[14]

А вот как видел будущее крестьян А.В. Чаянов: "В пределах ближайшего десятилетия трудовые крестьянские хо­зяйства остаются все-таки непреложным фактом в целом ряде  стран, в том числе и в СССР... Тщательно изучая современное крестьянское хозяйство как  оно есть, мы изучали, прежде всего, тот исходный материал, из которого, по нашему мнению, исторически должна в ближайшее десятилетие  вы­расти новая деревня, превратившая путем кооперации  значительную часть своего хозяйства в формы общественно-организованного произ­водства, деревня, индустриализированная во всех областях техниче­ской переработки, механизированная и электрифицированная,  дерев­ня, использующая все завоевания агрономии и техники…

Всякому, практически знакомому с современным  крестьянством, известно, что зачаточные, исходные элементы этой  новой  деревни уже и сейчас налицо, и их постепенное количественное нарастание в ряду десятилетий должно сделать нашу деревню качественно  совер­шенной как в экономическом, так равно и в общественном смысле...

Поскольку организационное  овладение  процессами  сельскохо­зяйственного производства возможно только при замене  распыленно­го крестьянского хозяйства формами производства концентрированно­го, мы должны всячески развивать те процессы деревенской  жизни, которые ведут к этой концентрации...

Единственной формой горизонтальной концентрации,  которая  в настоящее время может иметь место и фактически происходит, являе­тся концентрация крестьянских земель в  крупные  производственные единицы в формах всякого рода с.-х. коллективов, в  виде  коммун, артелей и товариществ по совместной обработке земель...

Иначе говоря, единственно возможный в  наших  условиях  путь внесения в крестьянское хозяйство элементов  крупного  хозяйства, индустриализации и государственного плана - это путь  кооператив­ной коллективизации, постепенного и последовательного  открепления отдельных отраслей от индивидуальных хозяйств и организации их  в высших формах крупных общественных предприятий".[15]

Как видим, ни в оценке общей эволюции крестьянских  хозяйств в условиях социализма (от распыленных семейных форм к крупным об­щественным предприятиям), ни в определении политики социалистиче­ского государства по отношению к крестьянам (помогать им  агроно­мически и технически, поощрять их постепенный переход от семейной к общественной организации) между А.В. Чаяновым и  К. Каутским  нет никаких расхождений. Просто А. В. Чаянов  излагает  это  с  большим знанием дела, предлагая практические решения тех проблем, которые для Каутского были абстрактно-теоретическими.

Очевидно, что современные историки  экономики  и  публицисты поспешили отождествить марксизм с большевизмом. Большевизм -  это не единственное течение в марксизме и даже, беру на себя смелость утверждать, не ортодоксальное его течение. Так, может быть, мне  не стоило затевать полемику, достаточно было только предложить заме­нить выражение "экономисты-немарксисты" на "экономисты -  против­ники большевизма" и все бы встало на свои места?

Однако поступить так мешает одно необычайно важное обстояте­льство. Конечно, между создателями семейно-трудовой теории и отдельными большевиками существовали весьма серьезные противоречия. Но дело в том, что (здесь читателя, видимо,  ждет  самая  крупная неожиданность) именно сторонники трудового крестьянского хозяйства и определяли аграрную политику большевиков, во  всяком  случае, ее узловые, поворотные моменты.

Случай с эсеровским "Наказом о земле", который стал большевистским  Декретом о земле, превратившим  трудовое  крестьянское хозяйство в главную фигуру земледелия, слишком хорошо известен, чтобы на нем подробно останавливаться. Важно то, что  использова­ние народнической и эсеровской аграрных программ, делавших ставку на трудовое хозяйство и кооперирование крестьян, было не  времен­ным эпизодом, а постоянной политической линией большевиков. Прав­да, такая их позиция сформировалась только после того, как  аграр­ный вопрос из сферы абстрактно-политических споров стал  для  них областью, нуждающейся в  практических  решениях.  Чтобы доказать это, достаточно проследить, как изменялись  взгляды на  аграрные проблемы главного большевистского вождя.

До октябрьского переворота В.И. Ленин относился к теории  семейно-трудового хозяйства с характерной для  него  нетерпимостью: «...Теория  трудового начала  и  трудового хозяйства , от первого до последнего слова, есть повторение старых  буржуазных  предрассудков».[16] Для дореволюционного  В.И. Ленина русская  деревня давно раскололась на батраков и "хозяйчиков",  чьи  интересы полностью противоположны. Видеть в "хозяйчиках"  трудовые  хозяйства  могут только люди совершенно ничего не смыслящие в марксизме или созна­тельные обманщики пролетариата.

Таким же резко негативным было и его отношение к  кооперати­вному движению: "Хозяева-крестьяне устраивают союзы,  чтобы про­дать подороже хлеб, сено, молоко, мясо,  чтобы подешевле  нанять работников.[17] Согласно дореволюционному В.И. Ленину, вред коопе­рации в том, что она отвлекает крестьянские  массы от  классовой борьбы, заставляя верить  в  возможность  ужиться  малоземельных крестьян с помещиками, батраков - с мироедами-кулаками.

В сентябре 1913  г.  на  всероссийском сельскохозяйственном съезде в Киеве А.Н. Минин выдвинул идею Т03'ов. Реакция В.И. Ленина была издевательской: "Г-н Минин, видимо, - народник (соглашавший­ся, между прочим, с буржуазным профессором Косинским насчет жиз­ненности "трудового" хозяйства),  доказывал  вполне  справедливо, что агрономия помогает зажиточным крестьянам...  Землеустройство, это - колесница, в которой сидит сильный и давит пораженных... Но в чем же видит "спасение" г. Минин? Он говорил (по отчету "Киевс­кой мысли" № 244): "Единственно, что способно будет спасти  мель­чайшие хозяйства после разверстания, это - образование из них до­бровольных товариществ для совместного использования  (коллектив­ной обработки) собственной земли". Очевидно, что этот народничес­кий рецепт - просто ребячество... Это все равно, что с ручной тачкой пытаться обогнать железнодорожный поезд...».[18]

Выступал В. И. .Ленин и против национализации земли,  поддержи­ваемой сторонниками трудового крестьянского  хозяйства:  "Левонародники пускают песок в глаза "мужичку", смешивая вопрос о свобо­де мобилизации с защитой "изъятия земли из товарного кругооборота и обращения ее в общенародное достояние"...  Попытки  ограничения этой свободы [купли-продажи земли, - Ю. Б. ] не могут привести ни к чему, кроме как к тысяче и одному способу обхода закона, к тысяче и одной волоките и чиновничьей казенщине, к  ухудшению  положения крестьянина". По мысли "дореволюционного" В.И. Ленина,  отстаивать национализацию земли "значит на деле становиться защитниками  остатков крепостничества, дикости и застоя».[19]

Взгляды В.И. Ленина стали меняться  сразу  после  февральской революции. Уже в начале апреля 1917 г.  он  выступил  решительным борцом за национализацию земли: "Мы должны требовать национализа­ции всех земель, т.е. перехода всех земель в государстве в собст­венность центральной государственной власти.  Эта  власть  должна определять размеры и проч. переселенческого фонда, определять за­коны для охраны лесов, для мелиорации и т.п., запрещать безуслов­но всяческое посредничество между собственником земли -  государ­ством и арендатором ее - хозяином (запрещать всякую пересдачу зе­мли). Но все распоряжение землей, все определение местных условий владения и пользования должно находиться ... в руках областных  и местных Советов крестьянских депутатов" .[20] Все, кроме пункта о со­ветах, взято из программы "левонародников", которую В И. Ленин так рьяно разоблачал три года назад .[21]

Гораздо труднее дался В.И. Ленину отказ от классового деления крестьян, признания за ними единства интересов. Почти весь апрель он требовал создания - отдельно от крестьянских советов - советов батрацких депутатов, наделенных особыми полномочиями и тесно свя­занных с советами рабочих депутатов: "Партия пролетариата  должна разъяснять необходимость особых  Советов  батрацких  депутатов... Без этого все сладенькие мелкобуржуазные фразы народников о крес­тьянстве вообще окажутся прикрытием обмана неимущей массы зажито­чным крестьянством, которое представляет из  себя  лишь  одну  из разновидностей капитализма.[22]

Эта линия обанкротилась очень скоро. Происходившее 13  -  17 (26 - 30) апреля совещание представителей крестьянских  организа­ций и советов крестьянских депутатов высказалось за создание единой крестьянской организации.[23] Убедившись в провале своей затеи. В. И. Ленин заговорил об образовании  фракций  беднейших  крестьян  (пролетариев и полупролетариев деревни) внутри советов  крестьянских депутатов: "Сельскохозяйственные наемные рабочие и беднейшие крестьяне, то есть такие, которые добывают  себе  средства  к жизни отчасти наемным трудом, не имея  достаточно  земли,  скота, орудий, должны всеми силами стремиться к самостоятельной  органи­зации в особые Советы или в особые группы внутри общекрестьянских Советов, чтобы отстаивать свои интересы против богатых  крестьян, неизбежно стремящихся к союзу с капиталистами и помещиками".[24]

Но вскоре обанкротилась и эта линия большевиков. 19  августа "известия Всероссийского Совета Крестьянских Депутатов" опублико­вали сводку 242-х крестьянских наказов, содержавших  в  частности требования недопущения наемного труда и уравнительного землеполь­зования. В случае осуществления этих требований большевики  лиша­лись тех слоев в деревне, на которые  они  стремились  опереться, равно как и того слоя, против которого хотели  повести  за  собой крестьянскую массу. Оставались лишь  семейно-трудовые  хозяйства, интересы которых представляли эсеры и народные социалисты.

Рискуя потерять и без того незначительную поддержку деревни. В.И. Ленин выступил против запрета использования  наемного  труда: «А  недопущение  наемного труда? Это пустая фраза,  беспомощное, бессознательно-наивное пожелание забитых мелких хозяйчиков, кото­рые не видят, что вся  капиталистическая  промышленность  встанет при отсутствии резервной армии наемного труда в деревне, что  не­льзя "не допустить" наемного труда в деревне, допуская его в  городе».[25] С уравнительным же землепользованием  он  был  вынужден, скрепя сердце, согласиться:  Крестьяне хотят оставить у себя мел­кое хозяйство, уравнительно его нормировать,  периодически  снова уравнивать... Пусть. Из-за этого ни один  разумный  социалист не разойдется с крестьянской беднотой".

Из-за слабости Временного правительства совершить  переворот в Петрограде было несложно. Но как удержать власть в мелкокресть­янской стране, не понимая и не признавая  общественных  ценностей 80% населения? Посвятив всю жизнь борьбе пролетариата против бур­жуазии, большевики надеялись перенести ее и в деревню. Но  раско­лоть крестьянство им не удалось. Предпринимались попытки пересмо­треть программу партии на экстренном съезде,  назначенном  на 17 (30) октября. Но из-за несовершенства проекта,  внутренних  разногласий и подготовки к вооруженному восстанию съезд не  состоялся.

В этих условиях большевистский вождь предпринял шаг, оказав­шийся для всех полной неожиданностью. В день переворота 25 октяб­ря (7 ноября) В. И. Ленин на заседании большевистских фракций  Петросовета, ЦИК и II съезда Советов предложил предоставить Наркомат земледелия левым эсерам. 26 октября состоялись переговоры, но ле­вые эсеры настаивали на создании правительства из  представителей всех социалистических партий и соглашение не было достигнуто. Од­нако В.И. Ленин предпринял по меньшей мере еще две попытки и,  на­конец, 17 (30) ноября руководство Народным комиссариатом земледе­лия было передано левым эсерам, а 24 ноября (7 декабря) пост нар­кома земледелия занял А. Л. Колегаев. Его  заместителем стал  эсер Н. Н. Алексеев, а членами коллегии - эсеры И. Майоров, Л. Костин,  Н. Фалеев и А. Е. Феофилактов.[26] Следует подчеркнуть, что это случилось до образования блока большевиков и левых эсеров 9 - 10 (22 -  23) декабря 1917г.

В.И. Ленин так объяснял свой поступок: "Касаясь вопроса о со­юзе большевиков с левыми эсерами, которым сейчас доверяют  многие крестьяне, я доказывал в своей речи [на Чрезвычайном съезде Сове­тов крестьянских депутатов 18 ноября (1 декабря),  -  Ю.Б.],  что союз этот может быть "честной коалицией", честным союзом, ибо ко­ренного расхождения интересов наемных рабочих с интересами трудя­щихся и эксплуатируемых крестьян нет... Представьте себе, - гово­рил я, - что в правительстве будет большинство большевиков и  ме­ньшинство левых эсеров, допустим даже, всего один левый эсер, ко­миссар земледелия, могут ли большевики осуществить честную коали­цию в таком случае? Могут, ибо, будучи непримиримыми в  борьбе  с контрреволюционными элементами (в том числе с правоэсеровскими  и оборонческими), большевики обязаны были бы воздержаться при голо­совании таких вопросов, которые касаются чисто эсеровских пунктов земельной программы, утвержденной Вторым  Всероссийским съездом Советов.[27]

А. Л. Колегаев провел через ВЦИК и СНК два чрезвычайно  важных законодательных акта: Положение о земельных комитетах 12 (25) де­кабря 1917 г. и Закон о социализации земли 27 января (9 февраля) 1918 г. Главной функцией земельных комитетов было проведение в жизнь аграрного законодательства. Земельные комитеты подразделялись  на Главный, губернские, уездные и волостные. Волостной комитет изби­рался на основе всеобщего, прямого, равного и  тайного  голосова­ния крестьян волости. Он избирал  волостную земельную управу  и своих представителей в соседние волостные и уездный комитет. Пос­ледний составлялся из представителей волостных комитетов и  сове­тов крестьянских, рабочих и солдатских депутатов, местного земства и уездного города. Уездный комитет избирал уездный исполнительный орган и своих представителей в губернский комитет. Последний сос­тавлялся из представителей уездных комитетов и губернских советов крестьянских, рабочих и солдатских депутатов. Он избирал губернс­кий исполнительный орган и представителей в Главный земельный ко­митет., В последний входили народный комиссар земледелия, коллегия Наркомзема, представители коллегий наркоматов финансов, юстиции и внутренних дел, представители губернских комитетов, всероссийских советов крестьянских, рабочих и солдатских депутатов,  представи­тели национальных и племенных групп,  представители  политических партий, представители ученых обществ (Вольного экономического об­щества, Московского общества сельского хозяйства.  Общества  А.И. Чупрова, Киевского и Харьковского сельскохозяйственных обществ) и др. Главный комитет избирал председателя, четырех его  заместите­лей, Президиум и Совет.

В компетенцию Главного земельного комитета входили:  состав­ление окончательного проекта аграрной реформы, разработка  других аграрных законопроектов, представление их СНК, общее  руководство проведением аграрных преобразований,  контроль  за  деятельностью местных земельных комитетов, созыв съездов и совещаний  земельных комитетов. В ведение и распоряжение местных земельных комитетов перехо­дили все земли нетрудовых хозяйств со всем живым и мертвым инвен­тарем, хозяйственными и жилыми постройками,  запасами  сельскохо­зяйственных продуктов и материалов, а также воды и леса  местного хозяйственного значения. В сферу их компетенции входили:  изъятие земли, построек и имущества нетрудовых хозяйств,  решение  вопро­сов, связанных с использованием изъятых земель и имуществ,  расп­ределение земельного фонда и  сельскохозяйственного  инвентаря  в уравнительно-трудовое пользование,  выделение  культурных  имений для организации коллективных  хозяйств,  разрешение  земельных  и имущественных споров, издание обязательных постановлений,  отвечающих государственным интересам.[28]

Земельные комитеты заменяли земельные отделы советов. Поэто­му принятие этого постановления не просто делало невозможным для государства воспользоваться выгодами от национализации земли. Оно существенно ограничивало власть большевиков и советов в  деревне. Тем не менее, В.И. Ленин, никогда не страдавший политической близо­рукостью, поставил под ним свою подпись. А.Л. Колегаев сделал  то­лько одну уступку большевистской аграрной программе - в текст бы­ло включено примечание: "Положения об организации сельскохозяйст­венных рабочих и о представительстве их в волостных земельных ко­митетах будут изданы особо", изданы они не были.

Закон о социализации земли развивал и  существенно  дополнял декрет о земле в интересах трудового хозяйства. Общим и  основным источником права на пользование землей сельскохозяйственного зна­чения закон определял личный  труд:  "Право  пользоваться землей принадлежит лишь тем, кто обрабатывает  ее  собственным трудом". Исключение делалось только в отношении "образцовых ферм" и "опыт­ных и показательных полей", где труд наемных рабочих  оплачивался государством и подчинялся общим нормам рабочего  контроля.  Таким образом, пункт Декрета о земле "наемный труд не допускается"  по­лучал практическое решение. Формально наемный труд в сельском хо­зяйстве не запрещался, но хозяйства, базирующиеся на наемном тру­де, не получали необходимой им земельной площади.

Закон устанавливал порядок распределения земли между кресть­янами на уравнительно-трудовых началах. Россия разделялась на зе­мледельческие пояса по системам полеводства. В каждом поясе уста­навливалась своя потребительно-трудовая норма.  Она  исчислялась, исходя из общей площади сельскохозяйственных земель, распределен­ных по угодьям, с одной стороны, и числа работников и  едоков,  с другой стороны. Во внимание принимались и другие факторы: климат, плодородие почвы, близость к рынку и т.п.

Закон также предусматривал содействие  государства  трудовым коллективным формам землепользования: сельскохозяйственным това­риществам, артелям (колхозам) и коммунам. Но в нем ничего не  го­ворилось о большевистских "советских хозяйствах", организуемых не на трудовых, а на пролетарских принципах и потому противоречивших пункту о недопущении наемного труда.[29]

На практике не все получилось так, как было задумано.  Совет Главного земельного комитета отказался следовать политике  Колле­гии Наркомзема и под предлогом того, что он не созвал в назначен­ный срок сессии Главного земельного комитета 19 декабря (1  ян­варя 1918 г.) по представлению А. Л. Колегаева был распущен  поста­новлением СНК. Созданный вместо него Временный совет был нежизне­способным. В результате местные земельные  комитеты оказались  в подчинении Наркомзема и местных советов. Тем не менее, их  функции сохранились.

18 марта 1918 г. А. Л. Колегаев, в числе других эсеров и левых коммунистов, протестовавших против  подписания  Брестского  мира. ушел со своего поста. На его место был назначен большевик С.П. Се­реда. Однако начатые эсерами преобразования в  деревне  продолжа­лись. Местные земельные комитеты проводили в жизнь  разработанные Законом о социализации принципы уравнительного землепользования.

В. И. Ленин так охарактеризовал итоги этой  аграрной  реформы:

"Крестьянство стало гораздо более средним, чем прежде, противоре­чия сгладились, земля разделена в пользование гораздо более урав­нительное. .. Деревня нивелировалась, выравнивалась, т.е. резкое вы­деление в сторону кулака и в сторону беспосевщика  сгладилось".[30] Но ведь это была совсем не та деревня, на которую большевики рас­считывали'

Попытка, разорвав с эсерами, вести самостоятельную аграрную политику, едва не привела большевиков к гибели. Их авантюры про­валивались одна за другой. Первоначально лопнула  идея  расколоть осередняченное крестьянство с помощью комбедов. Они  просущество­вали только полгода. Два года продержалась авантюра  "социалисти­ческого землеустройства". Подробно их рассматривать нет необходи­мости. Они основательно изучены в литературе.[31] Однако стоит отме­тить, что месяцы работы с эсерами не прошли для  большевиков  да­ром. Несмотря на горячую любовь их к совхозам, они попытались ра­спространить и предложенные народниками и эсерами  непролетарские коллективные формы земледелия: ТОЗ'ы, артели, коммуны.  Именно  в разгар этого коллективистского помешательства в Наркомзем  прихо­дит А.В. Чаянов, первоначально как член кооперативного комитета, а затем в качестве члена Коллегии Наркомзема.

Характеризуя его взгляды, Н.К. Фигуровская и А.И. Глаголев пи­шут: "Вопрос об идейных предшественниках А.В. Чаянова чрезвычайно сложен. Недобрую роль сыграла здесь легенда о нем как о неонарод­нике, появившаяся в 20-х годах в нашей стране, а затем перекоче­вавшая на Запад. Между тем вопрос этот не столь прост, как казал­ся большинству критиков. А.В. Чаянов никогда не апеллировал к Н.К. Михайловскому, В. П. Воронину, С.Н. Юмсакову и другим народникам. И не случайно. Народники резко преувеличивали обобществление произ­водства и его формы - общину, артель и т.д. А.В. Чаянов же, напро­тив, доказывал, что наиболее эффективные формы ведения сельского хозяйства достигались в небольших семейно-трудовых хозяйствах».[32]

Я с 70-х годов изучаю труды А.В. Чаянова и других представи­телей организационно-производственной школы и не знаю ни одной их работы, где бы утверждалось, что небольшое семейно-трудовое про­изводство эффективнее обобществленного. Напротив, во многих их ра­ботах прямо доказывается обратное? Например, А.В. Чаянов выделял в составе сельскохозяйственных производственных процессов три груп­пы: 1) в которых мелкое производство дает лучшие результаты, чем крупное, 2) которые одинаково успешно организуются как в крупных, так и в мелких формах, и 3) те процессы, "которые особенно удаются при укрупнении хозяйства. И далее он писал:  "Сопоставляя между собой четыре возможные вида организации земледельческого произво­дства: распыленное крестьянское, Крупное капиталистическое, круп­ное артельное и Крестьянское кооперированное - мы легко увидим, что первое сильно организацией процессов первой группы, второе и третье - организацией процессов третьей группы, кооперированное же крестьянское хозяйство организационно превосходит все осталь­ные, так как и по первой и по третьей группе процессов оно имеет наиболее сильные организационные формы... Сообразно сказанному мы можем еще утверждать, что земледельческая артель может быть более совершенным хозяйственным аппаратом, так как преимущества организации в крупных формах процессов третьей группы могут иметь большее качественное выражение, чем преимущества организации в малом размере процессов первой группы».[33]

Мне уже приходилось отмечать, что Н. К. Фигуровская и ее соавторы искажают взгляды наших великих экономистов 20-х годов в угоду современной политической конъюнктуре.[34] Не является исключением и характеристика ими взглядов А.В. Чаянова. Последний был  востре­бован Наркомземом не как  защитник  мелких  семейно-трудовых  хо­зяйств, а как крупнейший специалист в  области  кооперации,  член Совета Всероссийских кооперативных съездов.

Во многом благодаря усилиям А.В. Чаянова был восстановлен мир между крестьянством и властью. В этой связи интересны подробности снятия коллективизатора С.П. Середы с  поста  народного  комиссара земледелия. На девятом съезде РКП(б) (29 марта -  5  апреля  1920 г.) была принята военнокоммунистическая по духу резолюция "Об от­ношении к кооперации". Имея целью "превращения старой мелкобуржу­азной кооперации в кооперацию, руководимую пролетариями  и  полу­пролетариями", РКП(б) логично отняла у Центросоюза,  губсоюзов  и местных  потребительских  обществ  сельскохозяйственные,  лесные, промышленные и прочие отделы и  передала  их  ВСНХ,  Наркомпроду, Наркомзему и другим советским «органам».[35] Следствием было то, что в указанных "органах" появились здравомыслящие  люди.  В декабре 1920 г. Наркомпрод предложил премировать  "старательных  хозяев". С.П. Середа выступил против: "Неверно ставить ставку на старатель­ного хозяина, а надо поставить ставку ... на  коллективность".  И сразу же лишился поста наркома. С.П. Середа не знал, что предложение Наркомпрода было поддержано В. И. Лениным.[36]

Почему В.И. Ленин внезапно выступил в поддержку кулака?  Очевидно, что он раньше других увидел, что аграрная политика  грозит катастрофой, и стал искать альтернативу. Именно в это время В.И. Ленин знакомится с трудами А.В. Чаянова (в ленинской библиотеке в Кремле имелось семь  работ  великого экономиста). Обычно непримиримый к любой точке  зрения,  отличной от его собственной, В.И. Ленин высоко оценивал  идеи  А.В. Чаянова. Работая над статьей "О кооперации" В.И. Ленин держал на письменном ' столе первое издание книги А.В. Чаянова "Основные идеи и формы ор­ганизации сельскохозяйственной кооперации" (1919).[37]

В феврале 1921 г. В.И. Ленин предложил ввести  А.В. Чаянова  в состав руководства главной экономической цитадели  большевиков  - Госплана.[38] Но он не принял этот пост, ибо в том же феврале  стал полноправным членом Коллегии Наркомзема и должен был представлять Наркомзем в Госплане. Кроме того, А.В. Чаянова включают  в  состав комиссии по продналогу, с введения которого началась новая экономическая политика. Об огромной роли, которую играл  А.В. Чаянов  в деятельности Наркомзема, говорит тот факт, что в ноябре  1921  г. он выступал перед президиумом Госплана  с  докладом  "Генеральный план Наркомзема на 1921 - 1922 гг."

А.В. Чаянов уговорил вернуться из эмиграции других кооперато­ров и разработчиков семейно-трудовой теории Н.П. Макарова  и  А.Н. Челинцева. Последние эмигрировали, обидевшись  на  национализацию большевиками Московского народного (кооперативного) банка - глав­ного кредитного центра кооперации. В конце 80-х годов нашу  прес­су сотрясали сенсации: НЭП изобретен не В.И. Лениным, а  Н. И. Буха­риным, нет - Ю. Лариным, нет - Л.Д. Троцким. А искать истоки нэпов­ской политики следовало в небольшевистской среде.

В середине мая 1918 г. все нэповские принципы получили  воп­лощение в экономической политике Комуча в Самарской губернии: "Капиталистическая промышленность...  не  подвергалась  всеобщему подавлению, а допускалась и, тем самым, допускался основной закон - прибыль и свобода инициативы,  правда  в  вышесказанных  рамках [уничтожение частной собственности на землю, охрана труда, запре­щение локаутов, - Ю.Б.]. Разумеется, всякое покровительство капи­талу было исключено абсолютно. Ему было лишь предоставлено в  оп­ределенных пределах право борьбы в хозяйственной  жизни  за  свое существование. Таким образом, хозяйственный процесс был поставлен в условия социально-трудовой политики, в процессе развития  своей хозяйственной силы вытесняющей капиталистическое хозяйство".[39]

Семейно-трудовой теорией не отрицалась необходимость  всеоб­щей коллективизации. Исследователи обращают внимание  преимущественно на такие произведения, как "Очерки по теории трудового хо­зяйства" и  'Организация  крестьянского  хозяйства"  А.В. Чаянова, "Теоретические  основания  организации  крестьянского  хозяйства" А.Н. Челинцева, "Крестьянское хозяйство и его эволюция"  Н.П. Мака­рова. Вопросы коллективизации в них не рассматриваются, но только потому, что они посвящены иному сюжету - освещению строения крес­тьянского хозяйства изнутри. Коллективизация изучается  в  других работах названных авторов, связанных с  освещением экономических связей крестьянских хозяйств между собой и с народным  хозяйством в целом. Эти работы современные исследователи обходят своим вни­манием. Однако они составляют неотъемлемую часть научного  наследия создателей семейно-производственной теории, объективная оценка которых невозможна без анализа этих работ).      Коллективизация была логическим завершением идеи кооперации, которой  Н.П. Макаров,  А.Н. Минин,  С. А. Первушин,  Г.А. Студенский, А.В. Чаянов и А.Н. Челинцев посвятили  множество  работ.  Например, А.В. Чаянов первую работу о кооперации опубликовал в 1909  г.  Его "Краткий курс кооперации" выдержал четыре издания. А  фундамента­льный труд "Основные идеи и формы организации  сельскохозяйствен­ной кооперации" переиздавался дважды.

В 1925 г., когда большевики еще не думали о коллективизации, а считали, что "все значение новой экономической политики,  кото­рое в нашей прессе еще часто продолжают искать везде, где угодно, но не там, где следует, все значение в этом и только в этом: най­ти смычку той новой экономики, которую мы с  громадными  усилиями создаем, с экономикой крестьянской»,[40] Чаянов уже говорил о неиз­бежности тотального обобществлении сельскохозяйственного хозяйства. Он писал: "При параллельном развитии электрификации, техни­ческих установок всякого рода, системы складских  и  общественных помещений, сети усовершенствованных дорог и кооперативного креди­та - элементы общественного капитала  и  общественного  хозяйства количественно возрастают настолько, что вся  система  качественно, перерождается из системы крестьянских хозяйств, кооперирующих некоторые отрасли хозяйства в систему общественного кооперативного хозяйства, построенную на базе обобществления капитала".[41]

Положение большевиков стало резко ухудшаться с середины 20-х годов, когда новая экономическая политика достигла  высшей  точки и стала втягиваться в полосу тяжелейшего кризиса. В причинах это­го кризиса еще предстоит разобраться, он имел объ­ективную основу, связанную с многоукладностью нэповской  экономи­ки. Дело в том, что для устойчивости экономики необходимо соответствие макро- и микроуровней. Поэтому любая устойчивая экономичес­кая система имеет моноукладную структуру. Многоукладность же  ха­рактерна для обществ с переходной экономикой.

Многоукладная нэповская система не была устойчивой с самого начала, что проявилось в многочисленных кризисах: 1922 г. - "ножницы цен", 1923 г. - кризис сбыта, 1924 г.  -  "товарный  голод", 1925 г. - "товарный голод" и нехватка оборотных средств, 1926  г. - "товарный голод" и исчерпание унаследованного от дореволюцион­ной России производственного оборудования, 1927 г. - кризис  хле­бозаготовок, связанный с низкими заготовительными ценами, 1928 г. - недостаток продовольствия в городах, 1929 г. - инфляция, карто­чное снабжение в провинциальных городах и т.д. В современной же литературе господствует  та  точка  зрения, что кризис был вызван субъективными причинами - изменением  политики партийной верхушки во главе со И.В. Сталиным в отношении крестьянства. Если правы сторонники субъективной точки зрения, то ответственность за изменение аграрной политики, вместе  с  И.В. Сталиным, должны понести также создатели семейно-трудовой  теории.  Дело  в том, что поворот в отношении крестьянства  сопровождался  ожесточенной политической борьбой. В ходе нее А.В. Чаянов и его  сторонники поддержали идею ускорения коллективизации.

 В пользу  ускорения  коллективизации  А.В. Чаянов  высказался впервые в начале 1927 г.[42] С этого времени его научные  интересы сместились от индивидуальных крестьянских хозяйств к  колхозам  и совхозам. Он публикует: Методы составления организационных  пла­нов крупных сельскохозяйственных предприятий в условиях советской экономики" (1927), "Эволюция идеи о совхозах" (1928),  "Сегодняш­ний и завтрашний день крупного земледелия"  (1929),  "Техническая \ организация зерновых фабрик" (1929), "От  классовой  крестьянской |кооперации к социалистической реконструкции сельского  хозяйства" (1929), "Организация крупных льнотравопольных  совхозов"  (1929), "К вопросу о проектировании крупных совхозов"  (1930),  "Технико-экономические вопросы строительства социалистического земледелия" (1930) и др. Кроме того, к моменту ареста А.В. Чаянов завершил ра­боту над  большой  монографией  "Организация  крупного  хозяйства эпохи социалистической  реконструкции  земледелия".  Рукопись  ее сохранилась, но она едва ли в обозримом времени увидит свет. Ина­че от мифа о стороннике семейно-трудового хозяйства не  останется и следа. А. В. Чаянов не просто поддержал коллективизацию, принял в ней активное участие.

Какая бы судьба ждала Россию, если бы коллективизация не бы­ла осуществлена? В 1998 г. я  опубликовал  альтернативную модель народнохозяйственного развития России, построенную в  предположении, что в конце 20-х - начале 30-х годов в стране  сохранилась бы многоукладная экономика и крупная  государственная  промышлен­ность в городе продолжала бы сосуществовать с мелким крестьянским хозяйством в деревне. Оказалось, что в таком случае страна  всту­пила бы в полосу жестоких экономических кризисов. Продовольствен­ный кризис, промышленный кризис, связанный с нехваткой инвестиций и основных фондов, кризис, связанный с нехваткой  рабочих  рук  в промышленности и т. д. Рост экономики сменился бы падением.[43]

В чем причина сравнительной неэффективности нэповской эконо­мики? Преимущества рыночной экономики по сравнению с плановой мож­но подразделить на внутренние и внешние. К внутренним относятся: свободная конкуренция, создающая благоприятные условия для жизне­способных предприятий и уничтожающая нежизнеспособные, содейству­ющая расширению товарного ассортимента и совершенствованию техно­логий, повышающая качество товаров и снижающая их  цены;  ценовое саморегулирование, содействующее производству пользующихся  спро­сом товаров и препятствующее производству неходовых товаров путем переливания капитала из убыточных в прибыльные отрасли; жесткость финансовых ограничений, делающая эффективными инвестиции и стаби­лизирующая экономику; наличие рынка труда, позволяющего автомати­чески наполнять рабочей силой перспективные отрасли и регионы.  К внешним преимуществам рыночной экономики относятся: свободное пе­ремещение капиталов из стран с менее доходными для инвестиций ус­ловиями в страны с максимальной доходом  от  вложения  капиталов; благоприятные условия для внешней  торговли,  позволяющие  фирмам самостоятельно вступать во взаимовыгодные товарные отношения; ва­лютное саморегулирование, когда благодаря гибким курсам валют создаются благоприятные условия для экспорта и импорта.

Могла ли Россия в конкретных  народнохозяйственных  условиях 20-х годов воспользоваться этими преимуществами? В области промы­шленного производства конкуренция была невозможна, поскольку  все крупные предприятия не только находились в руках государства,  но и были объединены в монополистические отраслевые тресты и  синди­каты. Политика синдикатов, способных диктовать свою волю рынку, дважды (в 1922 и 1923 гг.) приводила  к  кризису  сбыта.  Сложнее обстояли дела в торговле. В первой половине  20-х  годов  частная розничная торговля значительно потеснила государственную и кооперативную. Но так как свыше 60% товарооборота составляла продукция трестов и синдикатов, возможности конкуренции и здесь были  очень ограниченными.

Ценовое саморегулирование было невозможно из-за вмешательст­ва государства в ценообразование. После кризиса сбыта осени  1923 г. строгий государственный контроль был установлен над ценами  на промышленные товары, и делались попытки через  систему  государст­венных заготовок овладеть и  ценами  аграрного  рынка.  Формально крестьяне вплоть до осени 1927 г. могли выбирать между государст­венными и частными заготовителями, но с 1925 г. частные заготовки стали искусственно сдерживаться, а затем  торговля  с  частниками стала преследоваться в уголовном порядке, как спекуляция.

Жёсткость финансовых ограничений не действовала в  отношении огромного государственного сектора экономики, т.к. государство не могло допустить, чтобы производство нужных ему товаров  сдержива­лось нехваткой оборотных средств или чтобы государственные  пред­приятия оказались банкротами. С 1924 г. сельскохозяйственное  ма­шиностроение стало регулярно получать субсидии, с 1925 г. они бы­ли распространены на всю металлопромышленность, а с 1926 г. -  на всю тяжелую индустрию. На нерегулярные же  субсидии  имели  право все предприятия. Правда, в условиях хозрасчета руководители  пред­приятий несли ответ за перерасход финансовых средств и могли  из-за этого лишиться кресла, но не было случаев закрытия самих пред­приятий-банкротов .

Официально все 20-е годы спрос на рабочие места превышал  их предложение. Но свободному переливу  рабочих  рук  препятствовали низкая оплата труда, не покрывавшая затрат на переезд и обустрой­ство, и катастрофическая нехватка жилья. К тому же основная масса ищущих рабочих мест состояла из неквалифицированных рабочих и бе­гущих от аграрного переселения крестьян.

Вывоз капитала из России за рубеж привел бы к резкому сниже­нию темпов хозяйственного развития. Привлечению же зарубежных ка­питалов препятствовали низкая учетная ставка Госбанка и  дефицит­ность государственного бюджета. К тому же, из-за позиции, занятой большевистским правительством в отношении дореволюционных долгов, западные деловые круги не испытывали большого желания кредитовать большевиков.

Условия внешней торговли в 20-е годы были для России  небла­гоприятными. После первой мировой войны зерновой рынок был захва­чен США, Канадой, Аргентиной и Австралией. В начале  20-х  годов произошло крушение льняного рынка из-за вытеснения льняных тканей хлопчатобумажными. Находясь  в  стесненных  экспортных  условиях, Россия не могла удовлетворить своих потребностей в  импорте.  Баланс внешней торговли, за исключением 1923 и 1924 гг., был  отрицательным, что вело к значительному отливу золота из страны. Возможно, что отдельные предприятия смогли бы извлечь выгоду из внешней торговли и в этих стесненных условиях, однако монополия  го­сударства препятствовала этому. Таким образом, в 20-х годах Россия не могла извлечь выгод из рыночного хозяйства, что и привело к его слому и утверждению планово-административных методов регулирования хозяйственной  деятельности.

В заключение следует сказать,  что  семейно-трудовая  теория крестьянского хозяйства не соответствовала действительности. В ее основе лежало представление о том, что "всякое трудовое  хозяйст­во имеет естественный предел своей продукции, который определяет­ся соразмерностью напряжения годового труда со степенью удовлет­ворения потребностей хозяйствующей семьи".[44] Из  этого  вытекало, что при прочих равных условиях  в  семье,  обремененной  едоками, потребление должно находиться на более низком уровне. Однако ана­лиз крестьянских бюджетов не подтвердил этого  вывода:  "едок  не сокращает своего потребления по мере увеличения отношения  едоки/ работники, а работник увеличивает свою продукцию  пропорционально этому отношению.[45] А.В. Чаянов и его сторонники объясняли это яв­ление математически - наличием разрыва  функций  затрат  труда  и потребления. Но в содержательном плане это означало, что исходное положение семейно-трудовой теории неправильно.

Семейно-трудовую теорию критиковали Л.Н. Литошенко и Б. Д. Бруцкус, которых современные публицисты неправомерно относят к лаге­рю А.В. Чаянова и его сторонников. По мнению Л. Н. Литошенко  созда­тели указанной теории "спутали сельское  хозяйство  с  домоводст­вом". Крестьянское хозяйство носит не "потребительский", а "приобретательский" характер. Это означает, что крестьянское  хозяйст­во, как и любое другое экономическое предприятие,  направлено  "к достижению возможно большей положительной„ценностной разницы меж­ду затратами и выручкой в конце каждого хозяйственного  периода". "Мы не хотим отрицать значения домашней экономики в мелком хозяй­стве, - писал Л.Н. Литошенко. - Она тесно связана с приобретатель­ской стороной дела и личностью хозяйствующего субъекта и тем обс­тоятельством, что часть валовой выручки приобретательского хозяй­ства дает материальный субстрат для организации домашнего  хозяйства».[46]

Справедливость критики Л.Н. Литошенко признавал и сам А. Ча­янов. В частности, под влиянием этой критики он был вынужден  от­казаться от универсальности принципа трудопотребительского балан­са, лежащего в основе семейно-трудовой теории: "Совершенно верно, что крестьянское хозяйство неоднородно и  в  его  составе  помимо трудовых крестьянских хозяйств немало и пролетарских и  полукапиталистичских элементов, вполне подходящих под описание их профес­сором Л.Н. Литошенко. Однако мы и не предлагаем считать нашу организационную теорию за универсальную теорию».[47]

Правда, А.В. Чаянов попытался  отстоять  трудопотребительский принцип в отношении "семейных" хозяйств, отрицая  у  них  наличие "психологии стяжательства". Но аргументация была  весьма  слабой: "Нам думается, что если бы Ротшильд при  социальной  революции  в Европе сбежал бы в какую-нибудь сельскохозяйственную страну и вы­нужден был заняться крестьянским трудом, то при всей своей буржу­азной приобретательской психологии, он оказался бы послушным пра­вилам поведения,  установленным  организационно-производственной школой".[48] Аргумент поразительно беспомощный - именно история бан­кирской империи Ротшильдов дает наиболее яркий пример  приобрета­тельской психологии семейного предприятия.

Тем более удивительно, почему неверная и опровергнутая в  ли­тературе теория дважды воскрешалась? Первый раз в  конце  60-х  -70-х годах, когда Сорбонна  издала 8-томное  собрание  сочинений А.В. Чаянова, в котором не нашлось места его замечательным  иссле­дованиям коллективизации, а все внимание было  сосредоточено  на семейно-трудовой теории. Эта теория активно пропагандировалась  в развивающихся странах от Латинской Америки до Индии. И второй раз - в конце 80-х - 90-е годы в России. Видимо,  объяснение  следует искать не в плоскости науки, а в плане идеологической борьбы. Пожалуй, это была первая из экономических  диверсий,  которыми  так изобиловал конец XX в.

В 1979 г. я встречался с экономическими советниками америка­нских президентов Р. Никсона и Дж. Картера.  Они  оказались  весьма осведомленными в проблемах нашего сельского хозяйства. А, узнав  о моем намерении опубликовать работу  о  причинах  неэквивалентности обмена между сельским хозяйством и промышленностью, они  заявили: "Не тратьте зря силы. Вашу работу никто не опубликует". И дейст­вительно, утвержденная редколлегией журнала "История СССР" к  пе­чати статья не прошла Главлит, а редактору этого  журнала  акаде­мику И.Д. Ковальченко пришлось доказывать, что он этой статьи  мне не заказывал. Дело в том, что занявший в это время пост секретаря ЦК КПСС по сельскому хозяйству М. С. Горбачев повел дело на  развал агропромышленной интеграции, и в печати  стала  пропагандироваться идея "высокой эффективности" мелких семейно-трудовых хозяйств.  В результате страна так и не смогла решить продовольственную проб­лему.

Таким образом, семейно-трудовое хозяйство не было  альтерна­тивой коллективизации. Альтернатива существовала раньше, до  осереднячивания деревни в ходе аграрной реформы 1918 - 1919 г.

ПРИМЕЧАНИЯ

<hr align="left" size="1" width="33%"/>

[1] Шафаревич И.Р. Русский народ на переломе тысячелетий. Бег на­перегонки со смертью. М. , "Русская идея", 2000. С. 115-116.

[2] Там же. С. 106 - 111.

[3] Речь рейхслейтера А. Розенберга в узком кругу по проблеме Восто­ка // Россия XXI, 1994, № 6-7. С. 161 - 174; Ширер Уильям. Взлет и падение третьего рейха. Т. 2. М., 1991. С. 220 - 222.

[4] См. http://www.gks.ru/@win

[5] Меринг Ф. Карл Маркс. История его жизни. 2-е изд. М., Политиз­дат, 1990. С. 368 - 369.

[6] Переписка К. Маркса и Ф. Энгельса с русскими политическими деятелями. М., Госполитиздат, 1947. С. 240.

[7] Там же. С. 242.

[8] Переписка К. Маркса и Ф. Энгельса с русскими политическими деятелями. С. 178-179.

[9] См. Маслов П.П. Аграрный вопрос в России. Т. I. Условия развития крестьянского хозяйства в России. 3-е изд. М., 1906; Т. II. Кри­зис крестьянского хозяйства и крестьянское движение. М., 1908.

[10] См. Чаянов А. В. избранные труды. М., "Финансы и статистика", 1991. С. 14.

[11] См. Суханов Ник. Об эволюции сельского хозяйства. М. , 1909.

[12] Суханов Н. Несколько слов о марксизме и ревизионизме. // Совре­менник, 1914, кн. 7, апрель. С. 75 - 76.

[13] См. Суханов Ник. К вопросу об эволюции сельского хозяйства. Со­циальные отношения в крестьянском хозяйстве России. 2-е изд. М., Новая деревня, 1924; Он же. Очерки по экономике сельского хозяйс­тва. М., Книга, 1924.

[14] Каутский Карл. Размножение и развитие в природе и обществе. Б.м., 1923. С. 166 - 167.

[15] Чаянов А. В. Организация крестьянского хозяйства. М. , Кооператив­ное издательство, 1925; Он же. избранные произведения. М. , Моско­вский рабочий, 1989. С. 312 - 329.

[16] Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 42. М. , Политиздат, 1969. С. 65.

[17] Там же. С. 322.

[18] Ленин В.И. ПСС. Т. 42. М. 1969. с. 5 – 6.

[19] Там же. Т. 25. с. 156 – 157.

[20] Там же. Т. 31. с. 166.

[21] Ср. Русское Богатство. [СПб], 1914, № 4. С. 335-363; Стойкая мысль, 1СП6], 1914.  № 20, 13 апреля. С. 1-2.

[22] Ленин В.И. ПСС. Т. 31. с. 166 – 167.

[23] Дело народа. 1917. №№ 23 – 28. 13 – 20 апреля.

[24] Ленин В.И. ПСС. Т. 32. с. 166.

[25] Там же. Т. 34. с. 106 – 116.

[26] Ирошников М.П. Создание советского центрального государственного аппарата. Л. 1967. с. 50 – 58.

[27] Ленин В.И. ПСС. Т. 35. с. 102 – 103.

[28] Декреты Советской власти. Т. 1. М. 1957. С. 218 – 224.

[29] Там же. С. 407 – 419.

[30] Ленин В.И. ПСС. Т. 43. С. 59 – 60.

[31] См. Бокарев Ю.П. Социалистическая промышленность и мелкое крес­тьянское хозяйство в СССР в 20-е годы. М., Наука, 1989. С. 135  -167.

[32] Фигуровская Н.К., Глаголев А.И.. А.В. Чаянов и его теория семейно­го крестьянского хозяйства. // Чаянов А.В. Крестьянское  хозяйст­во. Избранные труды. М. , "Экономика", 1989. С. 29.

[33] Чаянов А.В. избранные  произведения.  М.,  Московский  рабочий, 1989. С. 23 - 264.

[34] Например, в условиях перестройки, когда большие политики видели решение всех проблем нашего сельского хозяйства в  последователь­ной реализации идеи кооперации, Н. К. Фигуровская и ее соавтор В.В. Симонов выдавали Н. Д. Кондратьева за противника как крупных  капи­талистических, так и мелких трудовых крестьянских хозяйств и  ре­шительного сторонника кооперирования". В постперестроечный же пе­риод, когда доминирующее место заняла идея фермеризации, они свое видение Н.Д. Кондратьева изменили, представив его сторонником  семейно-трудовых хозяйств. Подробнее см. Бокарев Ю.П. Мир идей Н. Д. Кондратьева. // Отечественная история. 1995, № 3. С. 167-168.

[35] См. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 7-е изд. Ч. I. М., Госполитиздат, 1953. С. 494 - 496.

[36] См. Генкина Э. Б. Протоколы Совнаркома РСФСР как исторический ис­точник для изучения государственной деятельности В.И. Ленина.  М. , "Наука", 1982. С. 64 - 65.

[37] Кабанов В.В. Краткий биографический очерк. // Чаянов А.В. Крес­тьянское хозяйство. Избранные труды. М. , "Наука", 1989. С. 21.

[38] Никонов А.А. Научное наследие А.В. Чаянова и  современность.  // Чаянов А.В. избранные произведения. М., Московский рабочий, 1989. С. 8.

[39] Исторический архив. 1993. № 3. С. 126.

[40] Ленин В.И. ПСС. Т. 45. С. 75.

[41] Чаянов А.В. Указ. Соч. С. 9.

[42] См. Чаянов А. Организация коллективного хозяйства //Справочная книга агронома. Т. 1. М. , 1927. С. 190 - 209.

[43] См. Бокарев Ю.П. Экономические преобразования в СССР во второй половине 20-х - начале 30-х годов и мировое социально-экономичес­кое развитие. // НЭП: завершающая стадия. Соотношение экономики и политики. М., 1998. С. 23 - 35.

[44] Чаянов А. В. Крестьянское хозяйство, избранные труды. М. , Эко­номика", 1989. С. 71.

[45] Там же. С. 80.

[46] Литошенко Л. Одна из задач бюджетных исследований / Вестник статистики, 1919, № 4 - 7. С. 50 - 52.

[47] См. Чаянов А. В. избранные произведения. М., Московский рабочий, 1989. С. 312.

[48] Там же. С. 312 – 313.