Танго на ребрах

Я так и не пошел смотреть "Стиляг", собственно, в силу их явной мультяшности. Даже в конце "вегетарианских" 70-х, а не в начале 60-х, система умела сделать жизнь "несогласных" до крайности "веселой". Как? Очень просто! Мальчика - в армию, беременную девочку - в дальний колхоз по распределению... Так что жизнь "стиляги" была отнюдь не сахарной... И без хеппи-энда...
А теми гражданами, что имели наглость ЗА ДЕНЬГИ перезаписывать вражескую музыку, занималось ОБХСС и регулярно сажало. Нетрудовые доходы, понимаешь!

Итак реальная история "Золотой собаки" - подпольной студии звукозаписи.
© mgsupgs

*  *  *
В конце 90-х годов в петербургской прессе появилась статья поэта Бориса Тайгина "Расцвет и крах "Золотой Собаки" . В ней он поделился своими воспоминаниями о событиях полувековой давности, имевших прямое отношение к подпольному изготовлению граммофонных пластинок на рентгеновских плёнках, получивших в народе название "музыка на рёбрах" Борис Тайгин (на фото - конец 50-х) был одним из трёх участников группы, организовавшей подпольное производство таких пластинок — студии "Золотая Собака" (кроме Бориса в неё входили Руслан Богословский и Евгений Саньков).

Студия существовала в Ленинграде с 1946 по 1950-й годы и за это время успела наводнить страну мелодиями популярной западной музыки и запрещёнными записями русских эмигрантов.
Статья написана в мае 1999 г.

(Руслан Григорьевич Богословский (11.08.1928 — 3.03.2003) с начала 70-х проживал и окончил свои дни в посёлке Токсово (27 км от Петербурга) в доме, построенном еще до войны его отцом — лауреатом Сталинской премии).

Рассказывает Борис Тайгин:
«История, о которой я вкратце попытаюсь рассказать, в какой-то степени известна старшему поколению горожан — своеобразным и странным на первый взгляд сочетанием слов: "Музыка на рёбрах". Начало ее восходит к концу 1946 года, когда на Невском проспекте, в доме №75, артелью "Инкоопрабис" была создана студия "Звукозапись". Инициатором этого интересного нововведения, еще не знакомого горожанам, был талантливый инженер-самородок Станислав Казимирович Филон, который привез из Польши немецкий аппарат звукозаписи фирмы "Телефункен".

На этом диковинном аппарате предусматривалось механическим способом вырезать на специальных полумягких дисках из децилита звуковые бороздки, то есть фактически создавать граммофонные пластинки, причем не только копировать фабричные пластинки, но и производить запись непосредственно через микрофон. Студия была открыта под вывеской "Звуковые письма": люди приходили в студию и наговаривали через микрофон какую-либо короткую речь, либо напевали под гитару, аккордеон или пианино какую-то песенку. (Разумеется, децилитовых дисков не имелось, и записи производились на специальной мягкой пленке, предназначавшейся для аэрофотосъемки!)

Но все это было лишь ширмой, официальным прикрытием. Главное же дело, ради чего и была рождена эта студия, было в изготовлении нелегальным путем так называемого "ходового товара"; с целью его сбыта. (Как теперь сказали бы — "с целью бизнеса"). Как это происходило? После окончания рабочего дня, когда студия закрывалась, как раз и начиналась настоящая работа!

За полночь, а часто и до утра переписывались (в основном, на использованные листы рентгеновской пленки, на которой просматривались черепа, ребра грудной клетки, кости прочих частей скелета) джазовая музыка популярных зарубежных оркестров, а главное — песенки в ритмах танго, фокстрота и романсов, напетых по-русски эмигрантами первой и второй волны эмиграции из России.

В их число попал и Александр Вертинский, вернувшийся в Россию еще в 1943 г., но пластинки которого находились в те годы под запретом. Также писали песни с пластинок 20-х годов молодого Леонида Утёсова — такие, как "Гоп со смыком", "Лимончики", "Мурка" и другой подобный репертуар. В числе зарубежных исполнителей, певших на русском языке, были такие известнейшие имена, как Петр Лещенко (иногда вместе со своей женой Верой Лещенко), Константин Сокольский, Владимир Неплюев, Леонид Заходник, Юрий Морфесси, Иза Кремер, Мия Побер, Алла Баянова. Переписывали и ансамбли гастролировавших по странам Европы цыган, среди которых особенно славились парижские цыгане, где солистами были Владимир Поляков и Валя Димитриевич. Имели спрос и песни, напетые в 30-е годы Вадимом Козиным...

По утрам, в назначенное время, приходили с черного хода сбытчики-распространители, получали десятки готовых пластинок, и этот "товар" шел "в люди". Таким образом, настоящие, любимые молодежью тех лет лирические и музыкально-танцевальные пластинки, в пику фальшиво-бодряческим советским песням, проникали в народ. Музыкальный "железный занавес" был сломан!

Пластинки с пением Петра Лещенко и Константина Сокольского завладели самыми сокровенными уголками моей души, ибо резко контрастировали с музыкальной советской фальшью! Я мог часами наслаждаться слушанием мелодичных танго и бархатным баритоном Петра Лещенко! Но для постоянного пополнения такой музыкальной коллекции денег бедному студенту брать практически было негде. Хорошо, что еще как-то хватало на питание. И вот однажды, находясь в очередной раз в студии у Станислава Филона, я познакомился там с таким же любителем песен Петра Лещенко, молодым человеком Русланом Богословским, как потом оказалось — моим одногодком. После нескольких встреч и закрепления дружбы, он поделился со мной своей мечтой: "Хорошо бы самим иметь звукозаписывающий аппарат и, ни от кого не завися, делать такие же пластинки". Я эмоционально поддержал эту идею, хотя верил в ее реализацию весьма слабо. Однако Руслан оказался "человеком дела". Внимательно изучив в студии Филона принцип работы аппарата и проведя ряд необходимых замеров, Руслан сделал рабочие чертежи, после чего нашел токаря-универсала, взявшегося изготовить необходимые детали. Короче говоря, летом 1947 года великолепный самодельный аппарат для механической звукозаписи был готов. Все остальное приобрести уже не представляло особых трудностей: в поликлиниках города годами копились подлежащие уничтожению старые рентгеновские снимки, и техники были только рады освободиться от необходимости периодически сжигать пленки,  металлические резцы Руслан вытачивал сам, а резцы из сапфира приобретались на знаменитой "толкучке" у Обводного канала...

(Руслан Богословский. 60-е годы)

Уже первые музыкальные пленки потрясли нас как качеством звучания, так и простотой изготовления. Эти пластинки ничем не уступали филоновским, и Руслан не преминул принести в студию несколько таких пластинок — похвастать качеством и продемонстрировать, что монополия Филона лопнула! Тот понял опасность возникшей конкуренции, но было уже поздно, — началась торговая война.

Через очень короткое время многие сбытчики Филона переметнулись к Руслану, оценив значительно более высокий уровень качества звучания. Филон "рвал и метал", но рынок сбыта был победно завоеван Русланом! Кроме меня, делавшего из рентгеновских пленок круглые диски-заготовки с дырочкой в центре для будущих пластинок, да иногда писавшего тексты "уличных" песен, Руслан привлек к постоянному участию в процессе изготовления пластинок своего приятеля Евгения Санькова — профессионального музыканта, в совершенстве владевшего аккордеоном. Кроме того, Евгений был фотографом-репродукционистом очень высокого класса!

Это для Руслана была поистине "двойная золотая находка": Евгений с удовольствием включился в деятельность нашего коллектива, который я предложил впредь именовать студией звукозаписи "ЗОЛОТАЯ СОБАКА", изготовил для этой надписи резиновый штамп, и на каждую изготовленную Русланом пластинку ставили такой оттиск. Это было важно еще и потому, что в городе стали расти, как грибы, кустари-халтурщики, пробовавшие на каких-то приспособлениях делать мягкие пластинки. Само собой, их качество не лезло ни в какие ворота: сплошные сбивки бороздок и нарушенная скорость — кроме хрипа с шипением их продукция ничего не издавала, но новичок об этом узнавал, лишь придя домой и поставив такое изделие на проигрыватель... А со штампом "ЗОЛОТАЯ СОБАКА" пластинки как бы имели гарантию качества, и очень скоро покупатели поняли и оценили это новшество: пластинки Руслана всегда шли "нарасхват"!

Знатоки утверждают, что название было взято в честь пса Ниппера, :) ставшего символом-эмблемой компании HIM (His Master's Voice)

Художник изначально нарисовал Ниппера с фонографом и два года безуспешно предлагал картину разным музеям и компаниям (включая даже Эдисона). Вот так она выглядела в оригинале:

И только "Компания Граммофон" моментально сообразила, что к чему, и предложила художнику: давайте, мы у вас эту картину купим, не вопрос. Только вы на ней наш граммофон нарисуйте, а не это убожество.

А художник согласился, что ему фонограф. И перерисовал. И дальнейшие 24 года занимался в основном только репликацией этой картины за большие деньги. Так появилась одна из самых мощных торговых марок 20 века.

Вскоре Евгений Саньков совершил своеобразную революцию в деле изготовления мягких пластинок: он предложил, предварительно смыв с пленки эмульсию с изображением ребер, наклеивать образовавшуюся прозрачную пленку на изготовленный фотоснимок, причем пленка автоматически приклеивается к фотоснимку за счет эмульсии на самом снимке! А потом — вырезается круг, делается запись, и пластинка готова! Вместо дурацких ребер — на более прочной основе — любого вида фотоизображение! Выигрыш двойной: прочность и великолепный внешний вид!

Не удержавшись от тщеславного хвастовства, Руслан снова пришел в студию к Филону и показал такую пластинку. Филон в первую минуту был в шоке, но, вовремя опомнившись, он, изобразив наивность, спросил, как такое достигнуто? Руслан раскрыл секрет. Естественно, в скором времени в студии на Невском, вместо зеленой аэропленки, появились пластинки с изображением Медного Всадника и надписью по кругу: "Ленинградская студия художественной звукозаписи".

Продукция студии "ИнКоопРабис" конец 40-х годов

Шло время. Город постепенно наводнялся зарубежным джазовым репертуаром и песенками, напетыми по-русски зарубежными исполнителями. Так прошли 1947, 1948, 1949 и заканчивался 1950 год. Приближался ноябрьский коммунистический праздник. И вот 5 ноября — с раннего утра и до позднего вечера — по всему городу пошли повальные аресты всех тех, кто, так или иначе, был причастен к изготовлению или сбыту "музыки на ребрах".

Были заполнены буквально все кабинеты ОБХСС на Дворцовой площади, куда свозили всех арестованных, а также конфискованные звукозаписывающие аппараты, пленки, зарубежные пластинки-оригиналы и все прочие атрибуты! Арестовано в этот черный день было, говорят, человек 60. Кто-то был в ходе следствия выпущен. Все арестованные были разделены на отдельные группы. Спустя одиннадцать месяцев нахождения под следствием, нас троих — Руслана Богословского, Евгения Санькова и меня — объединили в группу и судили одновременно, в сентябре 1951 года.

В одном из пунктов обвинительного заключения мне инкриминировалось "изготовление и распространение граммофонных пластинок на рентген-пленке с записями белоэмигрантского репертуара, а также сочинение и исполнение песен, с записью их на пластинки, хулиганско-воровского репертуара в виде блатных песенок".

Сегодня такое обвинение я бы посчитал смехотворно-издевательским, кощунственным и не стоящим выеденного яйца. Но, увы, пятилетний срок мне все-таки был присужден. (Евгений Саньков тоже получил 5 лет. Руслан Богословский отделался тремя годами.) Так или иначе, но следует признать, что властям на некоторое время удалось остановить производство вышеупомянутых граммофонных пластинок.

(Самодельный звукозаписывающий аппарат Руслана Богословского)

Освободившись из заключения по амнистии 1953 года, все мы вскоре опять встретились. Руслан по сохранившимся чертежам восстановил звукозаписывающий аппарат, и возрожденная "ЗОЛОТАЯ СОБАКА" с новыми силами и удвоенной энергией приступила к творческой работе! Усовершенствованный Русланом аппарат, теперь мог — шагая в ногу со временем — писать и долгоиграющие пластинки со скоростью 33 оборота в минуту! Филон посчитал это новшество излишним и по-прежнему писал пластинки со скоростью 78 оборотов в минуту: это было быстрее и проще в изготовлении. Тем более, что любители этих музыкальных жанров, изголодавшиеся за период нашего вынужденного отсутствия, покупали любые пластинки без особых претензий.

Но 1957 год опять принес огорчение Руслану: он вновь был арестован по доносу предателя-осведомителя, втеревшегося в доверие как сбытчик... Отсидев 3 года в лагере "Белые Столбы" под Москвой, Руслан возвратился в Петербург и, собрав друзей, в третий раз восстановил деятельность легендарной "ЗОЛОТОЙ СОБАКИ"! Эти три года прошли для него даже с некоторой пользой. Дело в том, что у Руслана было достаточно времени для досконального изучения специальной литературы, рассказывающей во всех подробностях о технике изготовления шеллачных и полихлорвиниловых граммофонных пластинок.

На торжестве первой встречи Руслан объявил нам, что, параллельно с возобновлением перезаписи долгоиграющих мягких пластинок, он будет готовиться к изготовлению настоящих, как делают их на заводе, твердых пластинок! Мы от удивления пооткрывали рты, ибо сделать заводскую пластинку в домашних условиях нам казалось невероятным.

Но конец 1960 года опроверг наши сомнения: в одну из наших "рабочих встреч" Руслан показал нам две небольшие пластинки, имеющие в центре огромные дырки (такие пластинки — на 45 оборотов в минуту — применяются в музыкальных автоматах, устанавливаемых, как правило, во многих зарубежных кафе). Никакой этикетки на них не было.

Поставив их на проигрыватель, мы услышали неподражаемого Луиса Армстронга, исполняющего под джаз "Очи черные" и "Человек-нож", а на другой пластинке были рок-н-роллы в исполнении джаз-оркестра Билла Хэйли. Пластинки были абсолютно как заводские, разве что не было этикеток.
— Вот, — сказал Руслан, — что можно сделать в домашних условиях, если иметь светлую голову, золотые руки, верных людей и соответствующую технику: гальваническую ванну, плунжерный насос, соединенный с прессом, и, конечно, оригинал, с которого требуется скопировать матрицу.

Восхищению и восторгу нашему не было предела. Фактически, это еще одна революция, еще один гигантский шаг вперед в деле изготовления пластинок в домашних условиях. Да еще каких – полностью идентичных заводским! Поскольку первый опыт был принят "на ура", то было решено, по возможности, доставать стоящие внимания зарубежные пластинки-оригиналы и снимать с них матрицы. Евгений Саньков изготовил соответствующие заводским оттискам этикетки, и новое дело получило восхищенное признание первых владельцев этих удивительных пластинок.

Продукция студии "Золотая Собака" 50-е годы

На этот раз "ЗОЛОТАЯ СОБАКА", одновременно выпуская как мягкие, так и твердые пластинки, просуществовала чуть больше года. Органы ОБХСС, предварительно выследив нового помощника Руслана — некоего Юманкулова, задержали его и вынудили рассказать о деятельности Руслана, касающейся изготовления пластинок, во всех подробностях, после чего, тщательно подготовившись, арестовала Руслана как раз в момент процесса изготовления твердой пластинки. На этот раз судили Руслана показательным судом, состоявшемся в Доме Техники на Литейном пр., 62. И опять Руслан получил три года. Юманкулов же отделался условным сроком наказания.

После наступления "хрущевской оттепели" многие запреты в стране были сняты. В частности, в музыкальных магазинах стали появляться пластинки с танцевальными и джазовыми мелодиями. Но главное — в продаже появились различные модификации новой техники, именуемой магнитофонами. Они за баснословно короткий срок полностью вытеснили мягкие пластинки!

Эпоха "музыки на ребрах", после 15-ти лет победного шествия, окончательно закончилась, уступив свой насиженный трон новому властителю умов — магнитофону! Началось повальное увлечение записями и перезаписями на ленты магнитофонов, коллекционирование записей, составление фонотек. Но в период 1946-1961 годов в больших городах России центральное место на "музыкальном фронте" занимали мягкие граммофонные пластинки, изготовленные на рентгеновских пленках! Эта легендарная "музыка на ребрах" несла в молодежные массы тех лет современную музыкальную культуру — в пику надуманной глупо-наивной, комсомольско-бодряческой, фальшиво-патриотической белиберде!

И сам, ставший живой легендой, Руслан Богословский, как патриарх этой эпохи, бесспорно останется в истории борьбы с тоталитарным режимом — борьбы через распространение лирической музыки и джаза, то есть той музыки, которой, как воздуха, не хватало послевоенному поколению молодежи!

Руслан Богословский. Конец 60-х годов

В конце 50-х годов молодой инженер-электронщик, приобретший себе магнитофон МАГ-8, а заодно под руководством Руслана сконструировавший звукозаписывающий аппарат — Виктор Смирнов — тоже серьезно увлекся разными экспериментами на звукозаписывающих приборах, но не ради наживы и "левых" заработков, а ради самого процесса записи!

Таким образом, он с удовольствием записывал пение обладателя бархатного баритона Сержа Никольского, которому аккомпанировали трое его друзей — гитаристов. Серж Никольский пел городские и цыганские романсы, а также мои тексты, положенные на мелодии танго. Все эти записи относятся к периоду с 1958 по 1964 годы. Но уже в начале лета 1962 года я привел к Виктору моего знакомого коллекционера зарубежных пластинок Рудика Фукса, который, в свою очередь, привел с собой певшего лирическим тенором молодого человека — Аркадия Звездина.

Тот имел с собой гитару. Не откладывая дела в долгий ящик, сделали несколько записей. Записи всем понравились, и тогда Рудик решил подобрать тексты разных песен и романсов и сделать запись целого концерта. Вскоре выбрали для всех удобный день. И пришли друзья Рудика — аккордеонист, ударник, Аркадий со своей гитарой и еще один гитарист. Разумеется, было несколько бииутылок водки и разная холостяцкая закуска. Запись пения Аркадия длилась практически весь день, правда, с перерывами для возлияний. Именно в этот день 1962 года было придумано для Аркадия его артистическое имя — Аркадий Северный! (После нескольких предложенных вариантов прошел предложенный мной.)

Этот псевдоним моментально прижился и, как показало время, сегодня вся Россия именно под этим именем знает этого неповторимого и популярнейшего исполнителя своего специфического репертуара!

Сегодня — сколько угодно музыки на любой вкус. Но следовало бы вспомнить и низко поклониться человеку, положившему первый камень в фундамент сегодняшней абсолютной музыкальной свободы, причем сделавшему это в самые черные и страшные годы разгула реакции, когда смертельно раненный красный дракон, предчувствуя свой близкий конец, озверел до крайней дикости, не считаясь ни с кем и ни с чем.… И смог победить это исчадие ада бесконечно мужественный и целеустремленный человек Руслан Богословский! Своими мягкими пластинками Руслан смог расшевелить обывательское болото, в котором солнечным лучом засверкали музыкальные шедевры незаидеологизированной музыки!

Сегодня Руслан Богословский тихо и мирно проживает со своей семьей в загородном доме около Большого Кавголовского озера в поселке Токсово под Петербургом. Пенсия у него, к сожалению, минимальная, и сегодня очень мало людей, сохранивших даже память о нем. Но прошлая его заслуга в борьбе за музыкальную свободу столь огромна, что было бы правомерно ему, как пионеру этой борьбы, поставить памятник при жизни!

Евгений Саньков в конце 70-х сильно увлекся алкоголем, вскоре окончательно спился, а однажды отравился плохо очищенной политурой и умер, сидя на стуле, с аккордеоном в руках.

Я же, с начала 60-х годов, серьезно увлекся литературой: пишу стихи, песни, тематические очерки. В 1992 году выпущен сборник моих избранных стихов "ПРАВО НА СЕБЯ".

Вот такова, вкратце, история рождения, расцвета, бурной деятельности, постепенного упадка и, наконец, закономерной кончины той самой легендарной петербургской подпольной студии звукозаписи "ЗОЛОТАЯ СОБАКА"».

Самодельный аппарат для создания граммпластинок из рентгеновских пленок. Музей радио и радиолюбительства. Москва
 

*  *  * 
А вот ещё одна история (рекомендую сходить по ссылке, прочитать полностью. Ниже приводится лишь фрагмент)

Рассказывает Игорь Белый
Первоначально для нарезки пластинок шли листы крупноформатной фотоплёнки, применяемой в аэросъёмке, но доставать их было довольно дорого и накладно. Считается, что именно Богословскому принадлежит идея использовать старые рентгеновские снимки, пылящиеся в архивах поликлиник — с костями и черепами. Этот материал не стоил ничего, медперсонал даже благодарил тех, кто выносил "всю эту пылищу" центнерами (пожарные требовали от них сжигать пожароопасные архивы).

В других городах — Москве и Киеве — идею быстро подхватили вместе с технологией. Хотя известны и другие копировальные станки — навроде пантографа с коромыслом.

Особые люди, продавцы-из-под-полы намётанным взглядом отмечали в шумной толпе на барахолке сосредоточенную молодёжь, подходили и заговорщицки шептали: "Эй, чуваки! У меня для вас есть".

Продавец и покупатель отходили в ближайшую подворотню, где происходил быстрый товарно-денежный обмен, и выбранная пластинка перемещалась из рукава в рукав, блеснув матовым ребром на чёрном фоне. Затем участники сделки, оглядываясь, торопливо расходились. Это было, наверное, особенное чувство такой покупки — знать, что твоя выбранная пластинка абсолютно неповторима и единственна, и пусть на ней записан тысячу раз известный джаз, но зато такого "дизайна" нет ни у кого. Завзятые меломаны даже не утруждали себя чтением карандашных подписей в своей коллекции — а сразу определяли на глаз: "Тазобедренный? А, это Гершвин! Глазница — это Хейли, а где-то у меня тут была кисть такая кривая — так то Эллингтон..."

Я видел в детстве у кого-то пару таких пластинок в домашнем архиве. Смутно помню своё недоумение перед пиететом, с которым они хранились — обёрнутые в мягкую фланель и газету сверху. Хотя, может быть, это были отголоски их вечной маскировки — на случай обыска.

Я решил попытаться найти такие пластинки сейчас. Мне стало интересно, что там может быть записано на этих мощах эпохи полувековой давности и, главное, как это звучит. При этом, понятно, конечно, что всё можно найти в интернете — и картинки, и записи, но это — немного не то. Надо — своими руками опустить звукосниматель на пыльную дорожку — почти что другой планеты — и попробовать сквозь хрипы и трески ощутить те же эмоции, что и мои родители в юности.

Поиски на Марке ничего не дали. Продавцы, предлагающие залежи патефонных пластинок, недоумённо пожимали плечами. На осенней выставке OldTimer я набрал у коллекционеров пачки визиток и смутных обещаний — и после недельных прозвонов один из них отозвался: "Приезжайте, есть штуки три, которых вы ищете..." Это действительно были они — чёрные рентгеновские плёнки со звуковой дорожкой. Я дышал на них и протирал от пыли, но мне не на чем было их послушать — и я продолжал поиски.

А недавно неожиданно выяснилось, что у архивиста Петра Трубецкого есть целая коллекция таких пластинок — оставленная ему Ириной Глебовной Глинкой на вечное хранение. И что самое главное — у него есть какой-то аппарат, могущий их озвучить. Я отправился к нему...

Пластинки хранились в круглой железной коробке из-под киноленты. Едва мы их вытащили оттуда, как они мгновенно скрутились в плотную жёсткую трубку — эмульсия состарилась и сильно стянула поверхность. Там были пластинки и "на костях", и на жёлтых и красных плёнках — их надо было разворачивать осторожно, иначе они трескались.

Самое удивительное, что у Петра оказался тот самый проигрыватель, на котором они и звучали в середине 50-х годов:

Это самый первый советский электрофон — "Эльфа", тяжеленный, с карболитовым корпусом. Выпуска 1952 года, производства вильнюсского электротехнического завода (МЭТП), который весь так и назывался — "Эльфа". Иначе этот прибор ещё называется УП-1, то есть "универсальный проигрыватель" (потому что двухскоростной). Он оказался на ходу, и мог снимать честный монозвук.

Я провозился у Петра весь день, цифруя пластинку за пластинкой, а потом ещё — несколько дней — реставрируя эти останки звука и чувствуя себя археологом, выдирающим из ила Леты древние голоса.

St. Louis Blues
(Тут и дальше - кликайте в название или фото, чтобы послушать звук! - прим. Р.К.)
Начало прошлого века. Первые блюзы, которые начали записываться и издаваться в нотной записи. Автор этого бессмертного произведения — Вильям Хэнди, которого ещё называли "отцом блюзов" ("Father of the Blues"). Он первый начал их публиковать собственно под этим названием — "блюз", было ему очень непросто, и чёрная судьба его тяжела — впоследствии его ограбила какая-то белая издательская контора (печальный взор этого черепа напоминает нам об этом). "Сен-Луи Блюз" вышел в 1914 году. Что за оркестр играет — неизвестно.

Heartbreak Hotel
Визитная карточка Элвиса Пресли — "Отель Разбитых Сердец". В 1956 году он впервые попробовал выступить на телевидении — как раз с этой песней — и поимел фантастический, небывалый для Америки успех. Тираж сингла в миллион пластинок разлетелся в считанные месяцы.
Тинейджеры буквально зверели на концертах Пресли — от каждого его сексапильного жеста и даже поворота головы. Концерты его превращались в погромы: однажды какие-то поклонницы, добравшись по головам до сцены, зубами разодрали ему брюки — после этого случая у рампы начала дежурить усиленная охрана, а сам король рок-н-ролла перешёл на крепкие джинсы.
Как правило, эта жалостливая песня — про таинственный отель, куда подался брошенный красоткой лирический герой — исполнялась под истошный женский визг из зала. Особенно, когда шли строчки припева.
Ведь из-за тебя, бэби,
Я так одинок!
Я так одинок - я бы смог умереть!
На рентгене с хирургической точностью показана как раз область сердца. Разбитого.

Somebody Loves Me
А это Джордж Гершвин. Время создания этой незамысловатой песенки — 1924 год, и за 30 последующих лет её не исполнял только ленивый. Определить по голосу, кто именно из 60 официальных певцов её поёт, я затрудняюсь.
Но с помощью великого (ЖЖ)-schahmatist это удалось сделать. Поёт её Джек Тигарден с оркестром Эдди Кондона, запись 1944 года.
Кто-то меня любит! Ну надо же!
Кто бы это мог быть?.. Вот бы узнать!
Не вы ли, дамочка? Не вы?
А может, вы?..
Характерно, что такие пластинки тоже называли в 60-е годы — "на рёбрах", даже не смотря на то, что никаких костей там не изображено. "Кто-то любит меня" на просторах среднерусской возвышенности...

Swanee
Вот с этой композицией всё сложно. С одной стороны, вроде бы её написал в девятнадцать лет Гершвин — посидев одну ночь со своим другом детства Ирвингом Цезарем. В 1920 году она стала хитом всея Америки. Но что-то по записи непохоже, что это она. 
С другой стороны, у Альберта Эммонса и Рея Чарльза тоже были свои "Свани", да и вообще, в честь этой речки, текущей из Джорджии во Флориду написана какая-то тьма всего — даже Дейв Брубек и Битлы в своё время отметились. (Разные образцы минералов на снимке отражают эту множественность).
Мне не хватает теоретической базы, чтобы определить, кому именно принадлежит эта версия. Что-то фокстротообразное и мучительно знакомое. Это таки Гершвин. А исполняет Эдди Кондон со своим оркестром, 1945 год.

Smoke Gets In Your Eyes
Вот тут-то я лоханулся, наивно доверившись надписи. Это не "Щека к щеке". Это вовсе даже "Дым Ест Твои Глаза" — песня Джерома Керна на текст Отто Харбака для бродвейского мюзикла, а потом и фильма "Роберта" (1935).
Ошибка на стадии подписывания пластинки, скорее всего, кроется в том, что обе эти песни связаны с Фредом Астэром и Джинджер Роджерс — и с двумя голливудскими фильмами одного и того же 1935 года: "Cheek to cheek" из фильма "Top Hat" и "Smoke Gets In Your Eyes" из фильма "Roberta".
В обоих фильмах Фред танцует с Джинджер под эти мелодии — и это выглядит ну ОЧЕНЬ похоже. Возможно, оттого путаница и произошла.
Тем не менее, всё равно это чувственная и воздушная вещь. Не знаю, насколько случаен выбор области таза для её нарезки. На этой пластинке — просто композиция, без слов.

Shotgun Boogie
Пластинка подписана с ошибкой: песня называется не "Short Gun.." (Обрез), а "Shotgun..." — "Дробовик Буги". Исполняет её Теннесси Эрни Форд, песня его собственная, поэтому спутать нельзя — так её больше никто не пел. Время записи — примерно 52-53 гг. На фото — некие затейливые кристаллы, плёнка предположительно стянута из какой-то лаборатории.
Сама же песня — непроста, как и эти изображённые наросты. То ли это какой-то среднеамериканский сленг, то ли безумные эвфемизмы самого автора — фиг поймёшь. Суть примерно такова:
Раз, два, три! Потом четыре, пять -
Я с дробовиком как-то вышел погулять!
Вон жирный кролик тусуется в траве,
Чичас я попаду ему ружжом по голове!

Дробовик-буги, это песня, а не стон!
Осторожно, мистер Кролик - мой курок уже взведён!

Шесть, семь, десять! Одиннадцать в уме -
Вон классная чувиха подмигивает мне!
Отчего бы мне в кусты не прогуляться с ней -
Типа поохотиться на жирных голубей!

Дробовик-буги, всем ни пуха, ни пера!
Осторожно, мистер Голубь - тут такие буфера!

Двадцать пять, пятнадцать - спутался мой счёт,
Вдруг она сказала: "Вон папик мой идёт!
А он мужик суровый: хренак - и все дела,
Не любит потому как всякого фуфла".

Дробовик-буги, не женщина, а шквал!
Осторожно, чувачок - под раздачу ты попал!

Хоть и при знакомстве вежливым я был -
Папику охотник по кустам не покатил.
Ствол уже качнулся, нацеленный в меня -
И пришлось линять быстрее с линии огня.

Дробовик-буги, это песня, а не стон!
Крошка, я вернусь, когда у папы кончится патрон!

чота я увлёкся... :)

The Only Girl I'll Ever Love
Романтическая песнь про любовь и поцелуйчики. На пластинке с чертежами советской баллистической ракеты написано "Гай Митчелл", но это крайне сомнительно. Скорее всего, это всё же Джонни Рэй, песня 1954 года.
Я знааю, она никогда не исчезнет,
Та, о которой я так грезил!
Она навсегда, навсегдаааа останется
Единственной девушкой, которую я полюблю!..

Delicado
Ну и на закуску — дивная самба бразильского композитора Валдира Азеведо — "Деликадо". В 1952 году она вышла в виде песенки, но мелодия надолго пережила слова. С тех пор она входит в классический репертуар множества исполнителей и поражает слушателей в самую чакру, как и показано на рентгеновском снимке.

P.S. Кому интересно — у bujhm есть еще фото и оцифровки — здесь, здесь и здесь. А так же фильм Игоря Морозова.