Ба, знакомые все лица… (генезис «болотной элиты») - 4

Продолжение, часть 1, часть2, часть3.

Бомба для Императора, или «Железной рукой загоним человечество к счастью»

А кто был последним российским царем, гулявшем без присмотра? И русские цари, и российские императоры, не боясь народа, имели возможность иногда ходить среди своих подданных без охраны. Особое отношение русских людей к институту монархии позволяло это делать: «Царь для народа не внешняя сила, не сила какого-нибудь победителя (как было, например, с династиями прежних королей во Франции), а всенародная, всеединящая сила, которую сам народ восхотел, которую вырастил в сердцах своих, которую возлюбил, за которую претерпел…» (Ф. М. Достоевский). Такое положение было более чем верным для династии Романовых, которые получили помазание на царство из рук «земли», им нечего было опасаться своего народа, напротив, от придворных скорее можно было ожидать яда или шарфик на шею. Доподлинно известно, что Александр Первый любил совершать поездки без охраны, обходясь в таких случаях только своим личным кучером по имени Илья. Император Николай Первый, мучаясь бессонницей, часто прохаживался вдоль Невы совершенно один в ночные часы. Путешествовал он по столице и днем. Интересное свидетельство оставила об одной из таких прогулок Наталья Николаевна, вдова Александра Сергеевича Пушкина. Как-то на Невском проспекте в галантерейном магазине она столкнулась при выходе с входящим императором. Император молча ответил на поклон дамы и прошел к прилавку, у которого осмотрел и выбрал несколько игрушек для своих детей. Венценосный наследник Николая, царь-реформатор Александр Второй, даже бравировал своей привычкой ходить среди петербуржцев без охраны и с презрением к опасности. Мало того, третий сын непримиримого Шамиля Моххамед Шафи шестнадцать лет служил в конвое Александра II, а в отставку вышел убелённым сединами генерал-майором и настоящим ветераном гвардии. Александр Николаевич и стал последним главой государства, который мог свободно ходить по улицам без охраны.

Тот слой «просвещенной элиты», который объявил, что всех умнее в государстве Российском, отчего-то решил, что царь есть источник всех зол и его ради грядущего торжества революции надо обязательно прибрать. «Разбуженный» декабристами А. И. Герцен из «прекрасного далёка» вынес свой вердикт монархии: «Монархическая власть вообще выражает меру народного несовершеннолетия, меру народной неспособности к самоуправлению». Руководство к действию от заморского гуру получено и пошло-поехало: началась война террористов со слугами престола. 4 апреля 1866 года 26-летний революционер Дмитрий Каракозов у ворот Летнего сада совершил покушение на императора Александра Николаевича. Царскую жизнь тогда спас не телохранитель, а шапочных дел мастер Осип Комиссаров, который, как тогда говорили, «отвёл руку душегуба». Кстати, при том покушении на Александра Николаевича он также прогуливался в одиночестве вдоль решетки Летнего сада. С того времени делу охраны первых лиц государства стали уделять гораздо более серьезное внимание.

Поначалу «молодые штурманы будущей бури», памятуя о неудаче чисто военного путча предшественников, надеялись вызвать народную революцию в стране. Они печатали кучи листовок, манифестов и прокламаций, призывая народ свергать тиранов. Главный пророк из оставшихся в России Н. Г. Чернышевский написал воззвание «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон», где, кроме всего прочего, призывал: «…ружьями запасайтесь кто может, да всяким оружием. Так вот оно какое дело: надо мужикам всем промеж себя согласье иметь, чтобы заодно быть, когда пора будет». Ради справедливости надо сказать, что в своих экономических трудах Чернышевский предстает совершенно иным: добросовестным и рассудительным ученым.

К сожалению, последователи не очень утруждали себя серьезными науками, быстренько перейдя к кровавой практике. Шелгунов с Михайловым выпустили в тогдашнем тамиздате манифест «К молодому поколению», где прямо призывали вырезать всех помещиков: «Если для осуществления наших стремлений – для раздела земли между народом – пришлось бы вырезать сто тысяч помещиков, мы не испугались бы и этого. И это вовсе не так ужасно. Пора с ними кончить…», а заодно и покончить с монархом: «…если царь не пойдет на уступки, если вспыхнет общее восстание, недовольные будут последовательны – они придут к крайним требованиям». Во как, никаких оттенков и компромиссов, только ультиматумы:

– Выходи Кот Леопольд, сдавайся подлый трус, а не то мы…

Разве это ни на что не похоже? Разве не таким языком пытается разговаривать с властью современная болотная гниль. Они, «передовая часть общества», решили, что власть в государстве нелегитимна: «Кончились помещики, кончилось и императорство – у него нет больше почвы, осталось имя без сущности, форма без содержания». Ребята-демократы и тут напутали, больно слаба оказалась логическая связка посыла (освобождение крестьянства) с умозаключением. Получается, что монархия, проведя реформу, сама себя уничтожила? А разве первых Романовых на царство-государство звали только одни лишь помещики, а не «всей землёй»? Запомните, объявление власти нелегитимной есть манипулятивная уловка революционеров для достижения своих целей. Кстати, Шелгунов и Михайлов это та «сладкая парочка», что среди русских революционных демократов считалась самыми европейскими европейцами. Их креативность по вопросу собственности зашкаливала: стыдно, не по-революционному, не по-европейски владеть женой одному. Имеешь жену – поделись с товарищем, дабы имели русские революционеры не только матрасы для утех. Всё в строгом соответствии с либеральными понятиями нравственности. Писал же их друг, такой же отмороженный, как и они, Заинчевский в прокламации «Молодая Россия»: «Мы требуем… уничтожения брака как явления в высшей степени безнравственного и немыслимого при полном равенстве полов, а следовательно, и уничтожения семьи, препятствующей развитию человека, и без которого немыслимо уничтожение наследства». А как же дети? Делать детей революционерам не возбраняется, но ответственности за них никакой нести они не должны, подбрасывая их государству: «Мы требуем общественного воспитания детей». Так и шли по жизни втроем: Шелгунов, Шелгунова, Михайлов. Как это явление называется у продвинутой гламурной тусовки? Право не знаю, то ли свинг, то ли «шведская семья», а по-простому, по-русски, свальный грех.

А конфетка? Какую приманку они готовили для народа, дабы тот, забыв свои устои и предания, занялся активным кровопусканием у тех, кого сам поставил. Увы, список морковок для вислоухих удручающе однообразен: работать будем меньше, платить не будем, получать будем всё больше. «Вы должны объяснить народу, что у него есть доброжелатели, есть люди желающие, чтобы он владел землей, а не находился в вечной зависимости от землевладельцев; есть люди, желающие убавить ему подати и всякие платежи, водворить правду в суде, избавить народ от лишних нянек и опекунов. Не забудьте и солдат. Объясните им, что и у них есть доброжелатели, которые хотели бы убавить солдатам срок службы, дать им больше жалованья, избавить их от палок» (Н. В. Шелгунов, М. Л. Михайлов «К молодому поколению»). А листовка Заинчевского, «Молодая Россия» – вообще песня, а главное, его перлы хоть сейчас на трибуну очередного протестного московского митинга. Эта приманка «сработала» в 1917 году, та же картина повторилась и в 1991-м, в обоих случаях мы чуть не остались без страны. Ту же карту пытаются разыграть и в 2012 году. Ужель поведемся?

Но в 1861 году и позже революции не случилось, русское крестьянство спокойно пережило выкупные года, и к двадцатому столетию с крепостным правом было покончено. Интеллектуальная элита, все эти «новые люди» в борьбе с государством потерпели фиаско. Со вздохом разночинцы признали, что народ опять оказался не тот, а значит необразованное быдло надо просвещать. Нигилисты возомнили себя мессиями и начался миссионерско-просветительный этап: их «хождение в народ», с целью донести свет истины в грубые крестьянские сердца и головы. Из этой затеи тоже ничего не вышло. Крестьяне снисходительно отнеслись к новым затеям бар, воспринимая их как ряженых скоморохов. А за опасные речи нередко сдавали их властям. Почти два века европеизации российской элиты привели к тому, что «низы» и «верхи» действительно стали плохо понимать друг друга. Л. Н. Толстой писал о странностях взаимоотношений двух Россий: «Отношение это похоже на отношение лакея к своему хозяину, ученому математику. Хозяин пишет на доске какие-то цифры, буквы, ставит радикалы, знаки равенства, плюсы, минусы, а лакей смотрит сзади и думает: "Как нескладно у него все это выходит, я напишу куда лучше". И вот, когда хозяин, решив задачу, уходит, лакей стирает всё написанное им с доски и сам начинает старательно выводить и буквы, и плюсы, и радикалы, и цифры. Все это выходит у него много красивее, чем у хозяина, но – не имеет никакого смысла».

А еще элита ошибочно считала, что русский народ, в отличие от европейских народов, создавших свои национальные государства, – негосударственный народ, малоспособный к самоорганизации и государственному строительству. Некоторые даже доходили до отрицания патриотизма у русского крестьянства. Хотя предупреждал их Гоголь, что идея государственности является у русских высшей ценностью: «Монастырь наш – Россия!

Облеките же себя умственно рясой чернеца и, всего себя умертвивши для себя, но не для нее, ступайте подвизаться в ней. Она теперь зовет сынов своих еще крепче, нежели когда-либо прежде. Уже душа в ней болит, и раздается крик ее душевной болезни. – Друг мой! или у вас бесчувственно сердце, или вы не знаете, что такое для русского Россия!» (Н. В. Гоголь). Не поняли или не захотели понять. Не верили в Россию и её особое предназначение. Оголтелые западники тех мыслителей, что предостерегали от обезьяньего увлечения копированием европейских норм и образцов, кликушески объявили ретроградами. Издевались над Достоевским, утверждавшим, что «Россия не в одной только Европе, но и в Азии; потому что русский не только европеец, но и азиат. Мало того: в Азии, может быть, еще больше наших надежд, чем в Европе. Мало того: в грядущих судьбах наших, может быть, Азия-то и есть наш главный исход!» Досталось и идейному папе революционеров-западников Александру Ивановичу Герцену, поначалу считавшему, что «история славян скудна». Но, попав из спокойной России в мир индивидуализма и хищнической наживы, революционную жестокую и кровавую Европу, он постепенно стал критически осмысливать путь европейской цивилизации. Именно неприятие западного пути развития и образа жизни, способствовало тому, что Александр Иванович разработал для России свою самобытную магистраль пути к справедливому обществу без бунтов и потрясений, без западного индивидуализма и европейского капитализма, через русскую соборность, коллективизм и крестьянскую общину: «Естественно возникает вопрос – должна ли Россия пройти через все фазы европейского развития или ей предстоит совсем иное революционное развитие? Я решительно отрицаю необходимость подобных повторений.

Европа предлагает решение ущербное и отвлеченное, Россия – другое решение, ущербное и дикое». Старый революционер и вечный политэмигрант предупреждал об опасности радикализма: «Я не верю в серьезность людей, предпочитающих ломку и грубую силу развитию и сделкам». В реале повторился старый как мир конфликт, блестяще описанный И. С. Тургеневым в романе «Отцы и дети». Молодые нигилисты объявили своего папу «устаревшим» и стали искать новые методики взрыва страны. От представителей «креативного» класса это слышим и сегодня: «Я считаю русских мужчин в массе своей животными, существами даже не второго, а третьего сорта. Когда я вижу их — начиная от ментов, заканчивая депутатами, то считаю, что они, в принципе, должны вымереть. Чем они, к счастью, сейчас успешно и занимаются» (Артем Троицкий).

Разочаровавшись в народе, нигилисты поняли, что с этим народом революции не сварганишь и поэтому они, молодые, передовые, грамотные, должны насильно вести русских людей к счастью, как дикарей: «новозеландцы, под влиянием англичан, прямо от той свободной торговли, которая существует у дикарей, переходят к принятию политико-экономических понятий о том, что свободная торговля – наилучшее средство к оживлению их из промышленной деятельности, минуя протекционную систему, которая некогда казалась англичанам необходимою для поддержания промышленной деятельности» (Н. Г. Чернышевский). Теория «героев и толпы», одним из главных идейных отцов которой был Петр Ткачев, ставила эту публику в положение колонизаторов, оккупантов своей родной страны. Не верите? Судите сами: «Но если отсталый народ может перейти, под влиянием передового народа, из низшей стадии общественного развития в высшую.., то, очевидно, тот же факт должен повториться и в том случае, когда передовая часть народа, т.е. его умственно и нравственно развитое меньшинство, подчинит своему влиянию его остальную часть, т.е. его невежественное и нравственно забитое меньшинство. Влияние же это очевидно будет тем сильнее и тем действительнее, если этим людям удастся захватить в свои руки всё управление, т.е. сделаться государственной властью» (П. Н. Ткачев). Чем, кстати, не обоснование необходимости государственного переворота?

Смысл не только в очевидной логической неувязке теории «героев и толпы» с общими демократическими принципами, в отсутствии которых так упрекаются российские власти. Соль – в наглом циничном обмане людей, предательстве. Те деятели, которые так пекутся о демократических свободах, на самом деле стремятся узурпировать власть, отказывая народу в праве иметь своё мнение и решать судьбу страны: «Ватники хорошие, потому что они бедные. Логика такая: они поскольку бедные – они бюджетнозависимые, они несамостоятельные, поэтому их можно купить… А независимые образованные люди выражают ту позицию, которую по объективным причинам не могут выразить люди с более низким образовательным цензом… в интересах своего народа» (Н. Сванидзе). Сколько снобизма в их словах! Вот они современные последыши. По их мнению, народ не имеет право на выражение своего мнения: «Вот такой народ имеется! И народ этот уже ни на что не способен. Это импотентный народ!» (Артемий Троицкий). Мы для них «рашка», «совок». По их разумению, только состоятельные и образованные право имеют, причем независимо от путей и средств, которыми достигнуто состояние. Торговец на рынке и владелица модного бутика, барыга и бандит, фотомодель и визажист, журналист и просто бездельник право имеют; а рабочий, инженер, учитель, военный – ни-ни, они, дескать, зависимы (зачастую не только от государства, но и от тех, которые право имеют). А как же, господа хорошие, базовые демократические ценности? Неужели поверим этим людям? Что, светская львица, гламурная дочка богатого папеньки, разрушителя страны, решит проблемы всех женщин России? Разве миллиардер, предложивший изменить КзОТ в разрезе уменьшения прав наемных работников, будет о них заботиться аки отец родной? Или финансист, старательно все годы укреплявший валюту иностранного государства и желающий повысить пенсионный возраст для граждан своей страны, денно и нощно думает о своих согражданах? Предтечи современной элиты все-таки несколько иные. Разные они были, народовольцы: и опасные честолюбцы, и наивные идеалисты; и сухие ученые, и порывистые журналисты. Но они были искренни. А оракулам с болотной трибуны веры нет. Предшественники на роль героя для толпы выдвигали революционера, благородного разбойника: «Это меньшинство в силу своего более высокого и умственного и нравственного развития всегда имеет и должно иметь умственную и нравственную власть над большинством. Следовательно, революционеры – люди этого меньшинства… необходимо обладают и, оставаясь революционерами, не могут не обладать властью». (П. Н. Ткачев) А ЭТИ считают, что верховодить должны барыги, а также либеральная интеллигенция, профессионально занимающаяся предательством Родины, наподобие той, судьбу которой в начале XX века пророчески предсказал Александр Блок: «Надменное политиканство – великий грех. Чем дольше будет гордиться и ехидствовать интеллигенция, тем страшнее и кровавее может стать кругом» (А. А. Блок, «Интеллигенция и Революция»).

Поменялась и тактика «новых людей». Они отказались от «хождения в народ»: негоже «героям», полубогам спускаться до «толпы». Отныне их путь – революционный террор. Агитацию и просвещение сменили револьверы и бомбы: «За душевностью – кровь. Душа кровь притягивает. Бороться с ужасами может лишь дух» (Александр Блок). Глубокое неверие в созидательные силы народа тому причиной. Расчет простой: насильно вогнать Россию в революцию, парализовать власть, создав путем террора обстановку хаоса и безвластия в стране. «Наше дело — страстное, полное, повсеместное и беспощадное разрушение», – призывал Сергей Нечаев. Достичь этого нигилисты решили, «выбив», уничтожив Государя и высших сановников. И пошла по стране кровавая вакханалия. За царём была устроена форменная охота. Взрывали, стреляли, резали кинжалами градоначальников, жандармских офицеров, крупных чиновников. Только на императора Александра II было совершено пять покушений с револьверными выстрелами, взрывами бомб и подрывом императорского поезда, пока последнее покушение не прервало жизнь царя-реформатора. Его преемник ненадолго прикрутил гайки. Но с воцарением Николая Второго, антигосударственная элита вновь подняла голову. Кровавый счет в книге «Красный монарх» подвел писатель Александр Бушков: «Гремят выстрелы и рвутся бомбы. Эсеры тут оказываются впереди – настолько, что все другие партии плетутся далеко позади. Печальный список велик: министры внутренних дел Сипягин и Плеве, великий князь Сергей Александрович, министр просвещения Боголепов. А кроме них – 33 губернатора, генерал-губернатора и вице-губернатора, 16 градоначальников, начальников охранных отделений, полицмейстеров, прокуроров, помощников прокуроров, начальников сыскных отделений, 24 начальника тюрем, тюремных управлений, околоточных и тюремных надзирателей, 26 приставов, исправников и их помощников, 7 генералов и адмиралов, 15 полковников, 68 присяжных поверенных, 26 агентов охранного отделения. А кроме того, несколько сотен людей попроще – городовых, солдат и просто тех, кто случайно оказался не в том месте и не в то время…». Причем это была не только маленькая кучка отмороженных революционеров. У них бы ничего не получилось, если бы не сочувствие и поддержка со стороны либеральной интеллигенции.

http://alternatio.org/articles/item/2248-