«Антисоветское кино» Леонида Гайдая

 Бесспорно, фильмы Гайдая содержат в себе отпечаток того времени, когда они создавались, но они абсолютно не потеряли своих ярких красок, не вылиняли и не пожухли от времени, и, что интересно, совсем не воспринимаются как «обломок» советских времен.

 Леонид Гайдай творил в СССР, был членом КПСС, но язык не поворачивается назвать его кино советским — в нем абсолютно отсутствует идеологическая примесь. Более того, можно сказщать, что гайдаевские фильмы были даже антисоветскими. В том понимании, что они не только не укрепляли тогдашнюю систему, а наоборот — разрушали ее идеологический фундамент. Может быть, этот его стихийный антикоммунизм был проявлением естественного протеста умного, мыслящего, талантливого, неравнодушного человека против фальши, лжи, лицемерия, маразма коммунистической системы.

 Гайдай пытался создавать смешное кино, используя самые разнообразные приемы: эксцентрику, шутки, трюки, юмор, пародию, иронию, сатиру... И политическую также. Он высмеивал то, что видел в жизни. Нам не придется чего-то выискивать «между строками», или в нашем случае — «между кадрами».

 Кто не помнит убийственную характеристику советского «кривосудия» — «Да здравствует наш суд, самой гуманной суд в мире!» («Кавказская пленница»), лозунг: «Кто не работает, тот — ест». Учись, студент» («Операция «Ы») или «самое страшное» проклятие: «Чтоб ты жил на одну зарплату» («Бриллиантовая рука»), которые уже давно стали афоризмами.

 Давайте вспомним и другие язвительные, острые жемчужины гайдаевского юмора: «Так ведь кражи не будет. — Все уже украдено, до нас». — «Где этот чертов инвалид? — Не шуми, я — инвалид!» («Операция Ы»); «Студентка, комсомолка, спортсменка, наконец, она просто — красавица», «И бесплатная путевка. — В Сибирь» («Кавказская пленница»); «Куй железо, не отходя от кассы», «Руссо туристо — облико морале», «Управдом — друг человека», «Наши люди в булочную на такси не ездят» («Бриллиантовая рука»); «Граждане, храните деньги в сберегательной кассе. Если, конечно, они у вас есть», «Нам, царям, за вредность надо молоко бесплатно давать», «Все, все, шо нажил непосильным трудом, все же погибло! Три магнитофона, три кинокамеры заграничных, три портсигара отечественных, куртка замшевая... Три... Куртки» («Иван Васильевич»).

Переводить юмор на другой язык, как и переводить поэзию — дело очень сложное. Неизбежно что-то теряется. Особенно, когда мы сталкиваемся с «непереводимой игрой слов с использованием местных идиоматических выражений».

«...Наше строительно-монтажное управление построило такое количество жилой площади, которое равно одному такому городу, как Чита, десяти таким городам, как Хвалынск или тридцати двум Крыжоплям, — говорит прораб Пал Степаныч. — Дух захватывает при одной мысли, что... чем в Америке. Таким образом, и Вы сможете внести свою посильную лепту в трудовые свершения нашего родного СМУ.... Желаю Вам успеха в труде и большого счастья в личной жизни... Благодарю за внимание». И немного далее: «В то время, как наши космические корабли бороздят просторы Вселенной... И недаром все континенты рукоплещут труженикам нашего Большого балета. Пойдем дальше».

 Вам эта речь ничего не напоминает? Мы смеемся над этой речью, которая состоит из сплошных штампов передовиц газеты «Правда» и над теми, кто их произносит. И не кажется ли вам, что этот прораб в исполнении Пуговкина — гениальная пародия на типичного советского парторга: болтуна, бездельника и демагога, а его «лекция» — блестящая сатира на советскую лживую пропаганду, эффективность которой также очевидна: «Ну, ладно, давай бухти мне, как космические корабли бороздят... Большой театр» («Верзила»).

 Скажите, а сцена в «Бриллиантовой руке», когда Лёлик (А.

Папанов), прощаясь с Гешой (А. Миронов), трижды целует его «взасос», не напоминает вам карикатуру на поцелуи между государственными деятелями, которые «с легкой руки» Л. Брежнева стали обязательным элементом официальных встреч?

 Характерно, что режиссер довольно часто заставляет своих героев говорить лозунгами, цитатами, высокопарными фразами, пропагандистскими штампами.

 «Народ хочет разобраться, что к чему. — Это естественно. — Законно. — Дело для нас новое, неосвоенное. — Точно, неосвоенное» (Операция «Ы»).

 «— Вы не оправдали оказанного вам высокого доверия. — Невозможно работать. — Вы даете нереальные планы. — Это, как его... волюнтаризм. — В моем доме — не выражаться!» ( «Кавказская пленница»).

 Как послушать управдома Варвару Сергеевну, то это — просто воплощенная нравственность и праведность: «Сами знаете, общественное дело прежде всего»; «А что делать? Пьянству — бой!»; «На одну зарплату на такси не разъездишься».

 Бдительный представитель общественности Иван Васильевич Бунша, который постоянно следит за порядком в «доме высокой культуры быта» и за своими соседями, так и сыплет «правильными» словами, которые свидетельствуют об его «высоком гражданском сознании» и «активной жизненной позиции».

 «Вы своими разводами резко снижаете наши показатели. От лица общественности я прошу вас повременить с разводом до конца квартала»; «Уйти в прошлое? Такие опыты нужно делать только с разрешения соответствующих органов».

 Правда, став царем, он запел немного по-другому: «... Вот вы говорите: царь, царь... А вы думаете, Марья Васильевна, нам, царям, легко? Да ничего подобного, обывательские разговорчики. У всех трудящихся два выходных дня в неделю. Мы, цари, работаем без выходных. Рабочий день у нас ненормированный...».

 Язык товарища Саахова — сплошной набор цитат из газет и выступлений на партсобраниях: «Вы сюда приехали, чтобы записывать сказки, понимаете ли, а мы здесь работаем, чтобы сказку сделать былью, понимаете ли...»

 Гайдай заставляет улыбаться. Он вырабатывает у зрителя условный рефлекс на коммунистическую пропаганду. Объектом нашего смеха становятся штампы советской журналистики: «... Тема лекции: «Нью-Йорк — город контрастов». — А я не был в Нью-Йорке. — А где же вы были? — Я был в Стамбуле, в Марселе. — Пожалуйста, «Стамбул — город контрастов». Какая разница. Мы смеемся над «оригинальным» использованием Гешой и Лёликом пионерского лозунга: «Клиент дозревает. Будь готовь! — Усигда готов!»

 После гайдаевских фильмов затертые штампы и клише советской пропаганды приобретали противоположное качество — они уже никого не убеждали, а, наоборот, вызвали смех. Люди воспринимали с улыбкой и именно эти слова, и тех, кто их произносил. Так разве это не антисоветчина? Заставить явно не положительных героев говорить штампами советской пропаганды и коммунистическими лозунгами, разоблачая таким образом их настоящую лицемерную сущность — разве эти не антисоветчина?

 Стихийный антикоммунизм Леонида Гайдая был, с одной стороны, отражением тех процессов в СССР 60— 70 х годов, которые иногда характеризуют как «смерть идеологии» (хотя точнее будет говорить о постепенном «испарении идеологии», когда богам еще молятся, но уже никто в них не верит), а, с другой стороны, содействовал этому процессу. Фильмы Гайдая, которые смотрели миллионы зрителей, в простой и убедительной форме доносили людям мысль: все эти красивые слова, которые они ежедневно слышат — фальшь и обман, а те, кто их произносит — лицемеры и демагоги. А поэтому гайдаевские комедии живут и до сих пор, и будут жить еще очень долго!